«Дорогой Джон, я решила…»
Но тут же удивленно подняла голову, услышав стук в дверь. В ответ на слегка нетерпеливое: «Да, Тереза?» появилась служанка.
— Простите, мадмуазель, — сказала девушка. — Внизу какой-то джентльмен спрашивает мсье Тима, но мальчик уехал с отцом.
— Знаю. А кто этот джентльмен?
— Он говорит, что он друг мсье и что он здесь по приглашению мсье Тима…
Тим способен подружиться с кем угодно. Взглянув на записку и понимая, что позже будет трудно ее закончить, Джин неохотно встала.
— Хорошо. Сейчас спущусь.
Через несколько мгновений она уже поворачивала дверную ручку розового салона, в котором, по словам Терезы, ждет посетитель.
Высокий мужчина стоял у окна и смотрел в него. Услышав звук открывающейся двери, он повернулся. Они молча смотрели друг на друга. Потом он сказал:
— Дорогая, неужели ты могла поверить, что я не найду тебя? — И Блейр протянул к ней руки.
Джин, машинально тоже протянувшая к нему руки, уронила их и, бледная и потрясенная, отшатнулась.
— Зачем ты пришел? — спросила она. — Как ты узнал… — Неужели Джон Баррингтон нарушил слово?
— Как узнал, что ты здесь? Мне написал об этом Тим!
— Тим! — Неожиданно она вспомнила письмо, о котором он говорил так таинственно. Но ведь это было почти двадцать дней назад.
Блейр сказал:
— Он как будто считал несомненным, что я знаю, где ты.
— Но что он написал? — Она была ошеломлена. Но чувствовала, как дико начинает биться сердце.
Блейр достал из кармана сложенный листок.
— Можешь прочесть сама. Малыш написал очень простой адрес: «Св. Катерина», Лондон. Поэтому письмо гуляло по монастырям, домам престарелых и бог знает где еще. Мне казалось, что почтовые работники прежде всего должны были бы вспомнить о нашей больнице. А когда письмо пришло, я был в отъезде — иначе давно бы уже был здесь. Слава Богу, я его в конце концов получил.
Она едва его слышала. Читала, что написал Тим своим крупным детским почерком:
«Дорогой мистер херург, не можите ли, вы приехать ка мне? Я знаю вы не могли кагда я балел и Джин говорит вы очень занеты. Я думаю она тоже хочит вас увидеть. Иногда она кажется не очень щасливой. Приезжайте. Здесь очень харашо. Ваш любящий Тим».
Она смотрела на Блейра, не в силах ничего сказать, а он, взяв у нее письмо Тима, привлек ее к себе.
— Ради Бога, давай с этим покончим! — сказал он решительно. — Ты должна понимать, что напрасно…
— Нет! — Она пыталась высвободиться. — Как ты не понимаешь? Раз и навсегда я отказываюсь рисковать и допускать, чтобы мое бесчестье коснулось тебя…
— Но моя дорогая, — мягко ответил он, — никакого риска больше нет.
— Как ты можешь так говорить? Пожалуйста, уходи. — Вопреки всем усилиям, она всхлипнула. — Любимый, все кончено…
— Нет. И никогда не кончится.
Он подвел ее к дивану.
— Садись и выслушай меня. Вернее, прочти это. — На этот раз в его руках была довольно толстая стопка.
Джин взяла и ее и посмотрела, но глаза ей застилали слезы. Но вот зрение прояснилось, и она узнала почерк: он утратил знакомую ей твердость, но не узнать его было невозможно. Она сдавленно вскрикнула. Голос Блейра прозвучал странно приглушенно:
— Да, дорогая. Это от Нила Макнейрна. Он написал это перед смертью и…
— Перед смертью?!
— Да. Подожди немного. Позволь мне объяснить. С тех пор как я узнал, кто он такой, и заставил Лорну все мне рассказать, я его искал. Но он снова уехал на запад, а когда вернулся в Лондон, в тот же день его сбила машина и он был ранен. Если бы он был в лучшей форме, то мог бы еще оправиться. Но еще до этого несчастного случая он умирал от неизлечимой болезни. Он это знал и написал письмо. Умолял врача в больнице, куда попал, чтобы письмо переслали мне. Когда мне передали это письмо, я пришел к нему. И он попросил пойти к нему — в конуру, которую снимал, — и найти в его бумагах адресованный тебе конверт. Он сказал, что не ждет прощения, но так как с ним все кончено, пришло время тебе узнать то, что он всегда хотел тебе сообщить после своей смерти. Он спросил меня, где ты, и когда я ответил, что не знаю, когда рассказал, что ты исчезла, попросил меня распечатать конверт и прочесть. Теперь твоя очередь.
Дрожащими руками Джин расправила листки и прочитала признание человека, который спас ее, а потом едва не разрушил всю ее жизнь.
Макнейрн писал:
«Когда ты будешь это читать, Джин, я уже буду недосягаем для наказания, которое заслужил, — а может, буду как раз его испытывать. Даже после жизни, полной неверия, мне иногда кажется, что то, чему меня учили в детстве, может все-таки оказаться правдой. Никакой ад не может быть хуже того, который я уже испытал. И мне не помогало сознание, что если бы я не был презренным трусом и пьяницей, я давно рассказал бы тебе правду. Я убедил себя, что это неважно: ты многого добилась в жизни и будешь счастлива. А потом напился и рассказал твою историю этой проклятой женщине. Я никогда не напиваюсь настолько, чтобы не помнить, что происходило накануне. Я пришел в ужас от того, что сделал, но в тот день мне было так плохо, да и потом тоже… ну, я слишком боялся что-то исправлять. Я пишу это письмо, потому что знаю: врачи правы и очень скоро я умру. Они говорят, я могу протянуть еще несколько месяцев, может, год, если перестану пить, но жизнь меня больше не интересует.
Что ж, пора приступать.
Ты никогда не думала, почему я вдруг захотел тебя защищать? Человеческая доброта, жалость к тебе? Ничего подобного. Когда ты так часто спрашивала меня, почему не могут найти настоящего преступника, я был единственным человеком, который мог бы тебе ответить. Убийца Кардайна был известен только адвокату-филантропу, поэтому я и мог так блестяще тебя защищать. Поэтому ты и вышла на свободу с бременем вердикта «оправдана за отсутствием доказательств».
Кардайна убила женщина, на которой он женился за несколько лет до этого. Это была единственная женщина, которую я любил. Если бы она выбрала меня, наши жизни сложились бы совсем по-другому. Но она выбрала его, и пусть на него падет вечное проклятие за то, что он с нею сделал.
Когда в ту ночь я нашел Кардайна, она была рядом с ним. Слишком больная и потрясенная, чтобы уйти тем же путем, каким вошла — по пожарной лестнице (помнишь железные ступеньки за окном?). Но хотя она ужасно переменилась, я сразу узнал ее…»
Джин оторвалась от чтения.
— Жена Рональда Кардайна?
Блейр мрачно кивнул.
— Да. Хочешь прочесть остальное, или мне рассказать тебе?
— Он знал, кто это сделал… — Она с ужасом и отвращением смотрела на письмо. — Но… не понимаю. Если он знал, как он мог… О, пожалуйста, расскажи! Я не могу вынести… — Она оттолкнула от себя письмо, и Блейр заговорил:
— Он любил ее. Это его не извиняет, но он это сделал. Он пишет, что если и существовала на земле привлекательная женщина, то это была Лиана Кардайн. Она наполовину испанка и выступала на сцене, когда встретилась с Кардайном. И он превратил ее жизнь в ад. А когда она ушла от него, он отказался дать ей развод, чтобы она не могла выйти за того, к кому ушла. Наконец ее любовник умер — они в большой бедности жили во Франции. В ту ночь она была наполовину безумна, иначе никогда не отправилась бы к мужу с намерением его убить. Макнейрн пишет, — Блейр собрал разбросанные листки, — что был полон решимости защитить ее. Он помог ей уйти, потом закрыл окно. Стер все отпечатки пальцев, прежде чем позвонить в полицию. Он говорит, что для него было шоком услышать, как жилец из квартиры внизу описал тебя. Но даже когда тебя арестовали, он не мог рассказать то, что знал. Думаю, остальное тебе лучше услышать в его собственном изложении.
Джин внимательно слушала, а Блейр читал:
«Наверно, если бы тебя признали виновной, я бы что-нибудь предпринял, но я решил добиваться твоего освобождения. Видишь ли, я знал, что нет никаких подлинных доказательств твоей вины; от револьвера Лианы я избавился, а ее саму отправил в безопасное место — она уже была тяжело больна. Когда тебя выпустили, мне показалось, что я сделал все необходимое. Лиана умирала от своей болезни. Она умерла через полгода. И мне стало безразлично, что будет со мной дальше. Я начал пить, опустился, а когда опускаешься так низко, ничего не остается, как продолжать опускаться. Проклятая судьба послала тебя мне навстречу, когда я отчаянно нуждался в деньгах. Если бы я тогда не получил от тебя денег, то кончил бы свои дни с ножом в спине от одного из тех сомнительных приятелей, с которыми связался. Я не прошу тебя простить меня, но вот тебе вся правда; если тебе понадобится когда-нибудь использовать мое признание, оно докажет твою невиновность. Это все. Нил Макнейрн».
Блейр протянул ей руку, и Джин потрясенная поднялась с дивана.
— Дорогая, хуже всего то, что ты столько страдала ни за что. Пожалуйста, пойми, что все уже кончилось. Макнейрн мертв — он больше не может выбалтывать свои пьяные признания. Никто больше не свяжет тебя со случившимся…
— Но Лорна… она знает, — возразила Джин. — Она меня ненавидит. Она сделает все, чтобы помешать мне выйти за тебя. Надо смотреть в лицо правде. Она сама тебя хочет.
— Неужели? — Джин с трудом узнала его голос и взгляд, настолько они стали ледяными и жесткими. — Это… интересно. — Он обнял ее за плечи, и лицо его смягчилось. — Не волнуйся, дорогая: я уже поговорил с Лорной. Мне известно, что она решила отказаться от медицины и уезжает за границу. Не сомневаюсь, она преуспеет, но что касается меня, моей матери или Аннет, — она перестала для нас существовать.
— Блейр! — воскликнула Джин. — Но твоя мать! Страшно даже представить, что она могла подумать обо мне. И как ей теперь объяснить, почему я убежала…
— Об этом не волнуйся. Мама способна понять самую сложную ситуацию! — заверил Блейр. — Тебя вызвали к больной родственнице, и нашу свадьбу пришлось отложить, но только временно, — вот такая будет версия.