Следующим пунктом в навигации по дому снова оказывается студия. Как и накануне, войдя в огромною светлую, несмотря на беснующуюся непогоду за панорамными окнами, комнату, она снова чувствует сжимающийся капкан безудержной тоски. Портреты мужа все так же задвинуты в угол, а на мольберте установлен девственно-чистый холст, словно ожидающий ее особого внимания.
Пальцы инстинктивно сжимаются, вспоминая каково это — держать в руках кисть. Она вынуждена признать, что в той ненастоящей жизни ей не хватало творческой самореализации, полета фантазии, запаха красок и единения с этой частью себя. Рисовать портеры незнакомцев — все, что она умела, все, чем когда-либо занималась с полной отдачей и упоением, забыв об окружающей реальности, погружаясь в процесс без остатка. Да, это была магия, особая магия, с которой Лин рассталась не без сожаления, но она не первая и не последняя женщина в мире, пожертвовавшая собственными интересами ради семьи.
Источником вдохновения Элинор не всегда были реальные люди, часто она придумывала лица, оживляла их, создавая такими, какими сама видела в своей голове. Неизменными были два правила — она никогда не рисовала близких людей и ни одна из ее работ не повторялась. Стопка портретов, накрытых тканевым отрезом, противоречит обоим фактам.
Так почему же ее заклинило на лице мужа? Вряд ли это была безумная любовь. Скорее она пыталась таким образом удержать в голове воспоминание о нем, вернуть нечто утерянное.
«— У меня не выходит! Не получается!
— Ты слишком спешишь.
— Я боюсь не успеть.
— Мы все этого боимся, Эль. Каждая прошедшая секунда становится прошлым. Расслабься и позволь времени течь сквозь пальцы, и поверь, тогда все получится.»
Откуда это воспоминание? Насколько оно настоящее? Она слышит голоса, но не видит никаких лиц. Как и размытой мужской образ в ее видениях из Святой Агаты.
Внутренний голос?
Альтер эго?
Раздвоение личности?
Безумие?
Стоп!
Элинор вновь останавливает свой взбунтовавшийся мозг и быстро покидает студию, решительно закрыв за собой дверь. Это вовсе не бегство. Она вернется туда позже и попытается, попытается снова взять в руки кисть и создать что-то стоящее.
Спустившись в кухню, Лин удивленно замирает на пороге, застав мужа за поглощением аппетитно пахнущего завтрака. Он как обычно безупречен. Светло-графитовая рубашка под цвет глаз, галстук на тон темнее, идеально сидящие брюки и пиджак на спинке стула. В одной руке вилка, в другой мобильный телефон, в котором он что-то внимательно изучает, сдвинув темные брови и прищурив глаза. Такая мимика свойственна людям со слабым зрением. Но у Кристофера никогда не было подобных проблем.
— Доброе утро, Эль. Выспалась? — не отрывая глаз от экрана, буднично интересуется муж.
— Да, — нервно сглотнув, кивает Лин, чувствуя, как ее лицо заливает удушливой волной, а в животе снова просыпаются пыльные мотыльки.
— Присоединяйся. Не стой на пороге, — любезно приглашает муж, не удостоив супругувзглядом. — Я не кусаюсь, — добавляет он и, отложив телефон в сторону, наконец одаривает ее своим вниманием. — А вот ты прошлой ночью разошлась, — бегло осмотрев жену с головы до ног, напоминает Крис. Щеки Элинор становятся пунцовыми, как у гребаной девственницы.
— Мило смущаешься. Непривычно, — улыбается он, с лёгкостью раскусив ее неуверенность. — Мне нравится, Эль. — одобрительным тоном заявляет Крис и, отодвигая соседний стул, хлопает ладонью по сиденью. — Садись. Я приготовил завтрак на двоих. Будешь кофе?
Непринуждённый тон мужа заставляет ее прийти в себя.
— Да, спасибо, — благодарит она, занимая указанное место. От вкусных ароматов оживает желудок, ворчливо требуя наполнения. Крис встает, направляясь к кофемашине. Залипнув на его широких плечах и подтянутой заднице, Элинор вновь погружается в эротические грезы.
— Тебе как обычно? Сливки и один кусочек сахара? — оглянувшись спрашивает он и понимающе ухмыляется, заметив ее поплывший взгляд. — Все нормально, Эль. Я тоже тебя хочу, но после завтрака. Голодная ты быстро выдохнешься.
— Тебе разве не нужно на работу? — запинаясь бормочет Элинор, бросив удивленный взгляд на настенные часы, показывающие десять тридцать утра. Она была уверена, что Крис покинул постель, чтобы отправиться в офис и точно не для того, чтобы приготовить завтрак. Для двоих. Ни в одной из ее реальностей он никогда не делал этого.
— Не нужно, — коротко отвечает Кристофер, проворно накладывая в чистую тарелку кусок бекона, немного омлета и потрясающе аппетитный тост. — Сыр, масло и джем на столе, — подсказывает любезный муж, поставив перед ней порцию завтрака.
— Спасибо, — все еще чувствуя себя немного неловко, вымучивает Лин. Однако божественные ароматы и острый голод пересиливают нелепую робость. Взявшись за приборы, она буквально набрасывается на еду.
— Твой кофе, — кружка с дымящимся напитком тоже оказывается на столе.
«Ну надо же какой сервис», иронично думает про себя Лин. Интересно, многие рогатые мужья готовят завтраки своим распущенным женам? Хорошо потрахались и забыли? Мир и согласие? А как же брезгливость и уязвленное мужского эго?
— Мне нравится смотреть, как ты ешь, — внезапно произносит Крис.
Поперхнувшись, она поднимает на него недоумевающий взгляд. Он вполне безобидно улыбается в ответ. Прожевав последний кусок бекона, Лин тянется к кофе. Что ж, это слушать приятнее, чем упреки про толстый зад и широкие бедра.
— По тому, как женщина ест, можно судить о том, как она трахается. Женщина с большим аппетитом — это всегда сексуально, — вкрадчиво продолжает Крис.
Захлебнувшись кофе, Элинор закашливается, вытаращив на него глаза. Брызги по всему столу, из носа течет — эротичнее зрелища не придумаешь. Кристофер мягко смеется, и в мерцающих серых глазах растекается непривычное тепло. А Элинор, напротив, вспыхивает от злости, чувствуя себя полной идиоткой.
— На что еще тебе нравится смотреть, Крис? — прокашлявшись и вытерев рот салфеткой, вызывающе спрашивает Лин. Согревающий огонёк мгновенно исчезает из заиндевевших ртутных глаз.
— Приятного завтрака, Эль. Я поработаю в своем кабинете, — встав из-за стола, сдержанно произносит этот хладнокровный сукин сын. — Уберешь тут все. У прислуги сегодня выходной.
— А у тебя какого черта сегодня выходной? Ты же помешан на своей работе? — еще больше разойдясь от его деланного равнодушия, бросает Элинор в удаляющуюся спину. Он не останавливается и не отвечает, продолжая идти прямиком к лестнице. — Или решил лично присмотреть за мной? — кричит Лин, надрывая связки, сама не понимая, какой черт в нее вселился, но остановиться уже не в состоянии. — Вдруг я снова решу заказать еду на дом? Ты и завтрак поэтому приготовил? Бережешь меня от соблазнов?
Так и не взглянув ни разу на впавшую в истерику жену, Кристофер исчезает из поля ее зрения.
— Иди ты к черту, — в сердцах выкрикивает Лин. — Беги! Трус! Придурок… Идиотка. — последнее это себе.
Тяжело дыша, Элинор растирает кончиками пальцев пульсирующие виски. Хочется разрыдаться от досады. Мигрень вернулась, а всему виной нестабильное эмоциональное состояние. Хотя кто может ее упрекнуть в том, что ее качает из стороны в сторону?
После провальной истерики и достойного ухода мужа, Лин больше не притрагивается к завтраку. Весь аппетит испортил своими пошлыми намеками, а ведь так все хорошо начиналось! Возможно, это и был своего рода комплемент с его стороны, но только сегодняшняя Элинор Хант к таким не привыкла. Черт, омлет объедение, а кусок в горло не лезет. Тошно от самой себя, своей несдержанности и всей ситуации в целом. Чем дальше в лес, тем больше дров.
Кажется, она задохнется, если останется здесь, наедине с НИМ еще хотя бы на час. Нужно выбраться из этой стеклянной коробки. Вдохнуть влажный ветер, подставить лицо дождю. Остыть, развеяться, протрезветь.
Поехать в город, поговорить с Келли.
Но для этого ей как минимум нужна машина, а она понятия не имеет, есть ли автомобиль у «новой» Элинор Хант, а проверка огромного количества сумочек на наличие ключей убьет у нее не меньше часа времени.
Вымыв посуду и прибрав на кухне, она уверенно поднимается в кабинет мужа. Он ожидаемо сидит за большим столом из натурального дерева и сосредоточенно гипнотизирует монитор ноутбука, одновременно с кем-то переговариваясь через гарнитуру. Самоуверенный и спокойный, как удав в гребаных пижонских очках. И даже пиджак напялил для пущей важности. Чтоб ему провалить совещание или что там…
— Успокоилась? — Крис прерывает ее кровожадные мысли с невозмутимой улыбкой. — Я перезвоню, — быстро закончив разговор, он снимает гарнитуру и выжидающе смотрит через стеклянные линзы на застывшую посреди кабинета супругу. — Присядешь? — спрашивает, не дождавшись какой-либо реакции.
Элинор не успевает скрыть свое удивление. У нее не получается так быстро и виртуозно менять маски, как это делает Кристофер. Кабинет мужа всегда был закрытой зоной для нее. Крис не любил, когда вторгались в его личное пространство, и если он работал дома, Лин не беспокоила его, пока он сам не просил ее о чем-нибудь, что случалось крайне и крайне редко. Но, видимо, очень многие ее воспоминания не имеют никого отношения к реальному положению вещей. Например, те же очки. Она точно знает, что у Кристофера никогда не было проблем со зрением.
Вздернув подбородок, Элинор смело двигается вперед и, расправив плечи, присаживается в кресло напротив. Глядя в его холодные, как штормовое море, глаза, она вдруг понимает, почему Кристофер выбрал именно этот дом.
Одинокий, холодный, вроде бы и на возвышении, но в тоже время вдали от людских глаз. Закрытый, неприступный, не похожий ни на одно другое здание. Уникальный проект.
Крис так светился рассказывая, что ему удалось выкупить дом, опередив других кандидатов. И как ей раньше это не пришло в голову? Они же созданы друг для друга. Минимум декора, выразительная четкость линий, максимальная практичность. Острые углы и все оттенки алюминия, стали и серебра в одном гигантском ледяном кристалле. Удивительно, что она, Лин, влюбилась в необычный особняк с первого взгляда… или, быть может, с первого взгляда она интуитивно узнала в стеклянных стенах характер своего мужа?