— Видите ли, в лаборатории нужен лаборант… Мы сможем заключить временный контракт с кем-нибудь из университетского персонала?
— А вот это, увы, невозможно. В центр подготовки к колонизации допускаются только будущие колонисты и офицеры корпорации. Вот как мы поступим… подберем для вас лаборантку из числа участниц материнской программы. Мы отбираем на Марс образованных девушек, и для вас найдем среди них самую способную.
Виктор задумался. Конечно, ему требовался более квалифицированный сотрудник, чем вчерашняя школьница, да еще и мечтающая об одном только материнстве… но сейчас у него и вовсе никакого лаборанта не было, равно как и лаборатории. Основные его проблемы предложение Саймона благополучно решало.
— Я согласен.
— Великолепно, — наверно, улыбка Саймона должна была выглядеть дружелюбной, но из-за особенностей пласт-модификации лица смотрелась змеиной. — Помимо прочего, это означает, что мы скоро увидимся в реале. Лицом, как говорится, к лицу, как во времена далеких предков. Эта группа участниц материнской программы имеет особое значение для «Детей человечества», и я курирую ее сам. Во плоти.
***
Виктор вошел в лабораторию — и, нарушив технику безопасности, замер прямо в дверном проеме, между разошедшимися створками. Он слышал голос своей матери, видел край ее профиля…
— Эти данные можно отсортировать с помощью простого скрипта, — говорила мать. — Ты уже умеешь такие писать. Какие мы задействуем переменные?
— Что, ради Че, здесь происходит? — спросил Виктор. Голос предательски дрогнул.
— Простите! — лаборантка спешно свернула голоэкран, вскочила на ноги, сложила руки перед собой и принялась кланяться на азиатский манер. — Я просто пользовалась учебной программой, чтобы не ошибиться с обработкой данных! Не знала, что это не разрешено! Простите, господин…
— Индира, я же просил тебя, зови меня по имени и на «ты», пожалуйста, — Виктор постарался улыбнуться. Похоже, своим тоном он смутил и без того робкую девушку. — Ты теперь в академической среде работаешь, у нас принят демократический стиль. И мы ведь в Британии, здесь совершенно не обязательно кланяться начальству. Извини, если напугал. Ничего плохого ты не сделала. Разумеется, пользуйся любыми программами, которые тебе помогают…
Ну конечно. Учебная программа. Мать ее разрабатывала, потому дала ей свои лицо и голос. Обычное дело. Ничего особенного.
И все-таки Виктор ощутил что-то вроде ревности. Мама так терпеливо, так внимательно беседовала с этой девочкой… Не мама, конечно — интерфейс с ее лицом и голосом. А вот реальной Диане времени позаниматься с родным сыном вечно не хватало — она вся была в работе.
«Не вздумай еще вымещать на девушке глупую детскую обиду», – одернул себя Виктор. Индире и без того пришлось в жизни куда тяжелее, чем ему.
Индира была второй кандидаткой на должность лаборантки, с которой он проводил собеседование. Первую звали Рия, ее экзаменационные баллы по физике и основам программирования были самыми высокими в группе, но энтузиазм, который Рия проявляла к будущей работе, показался Виктору несколько чрезмерным. За двадцать минут собеседования ее энергичность успела его утомить. Он понял, что с такой сотрудницей постоянно будет в напряжении, и попросил другую кандидатуру. Индира, вторая в группе по успеваемости, оказалась гораздо спокойнее и мягче.
— Я отфильтровала данные, гос… Виктор, — сказала она.
Таблица, действительно, уже подгрузилась в оболочку его браслета. Виктор быстренько просмотрел ее — все было организовано именно так, как ему удобно для работы.
— Спасибо, Индира! — Виктору все еще было неловко за невольную резкость. — Я принес из комнаты для персонала шоколадный батончик. Хочешь?
— Очень хочу, — вздохнула Индира. — Но нам нельзя отклоняться от диеты.
— Что же, нельзя так нельзя, — Виктор спрятал шоколадку в карман. — Тогда идем в химический отсек. Поступили новые реактивы, поможешь мне их разобрать.
Они прошли в отгороженный пластиковой занавесью отсек в дальнем углу лаборатории.
— Так… все уже разобрано, — удивилась Индира, окинув взглядом стеллаж с реактивами.
Виктор улыбнулся, приложил палец к губам и прикрыл ладонью микрофон на оболочке браслета. Индира догадалась сделать то же самое.
— Да, реактивы привезут завтра, — сказал Виктор вполголоса. — Но я тут кое-что проверил… В этот отсек ни одна камера не добивает. У нас есть слепое пятно.
Свободной рукой Виктор достал из кармана шоколадный батончик:
— Вот, возьми. Никто не увидит.
— Ну разве что небольшой кусочек, — смущенно улыбнулась Индира. — Иначе по анализу биохимии будет видно, что я ела сладкое. Спасибо…
Неловко, одной рукой она развернула обертку и отломила немного. Попробовала — и лицо ее осветилось мягкой мечтательной улыбкой.
— Спасибо, — повторила она. — Последний раз я ела шоколад в день рождения… восемь лет назад. Тогда у дедушки еще была работа, но шоколад мы все равно могли себе позволить только в большие праздники…
Виктор отвел глаза. Он всегда знал, что существует бедность, но как-то умудрялся находиться с бедняками в разных жизненных пространствах.
— Ну ты ведь могла сколько угодно есть шоколад в вирте, — ответил он наконец.
— В вирте? — Индира почему-то густо покраснела. Что он такого сказал? — Но я никогда не была… в вирте. Вирт — это очень дорого, и капсулу можно арендовать только за деньги, не за соцбаллы.
— В самом деле? У нас в Европейском конгломерате наоборот, соцбаллы проще всего заработать в вирт-играх.
— В играх? В вирте есть игры?
— Иисус, как вы там вообще живете, в своей Азии… В Европе каждому законопослушному гражданину вместе с базовым пайком положена вирт-капсула и доступ к игровым серверам.
— Как здорово!
— Да что тут здорового? — Виктор пожал плечами. — Больше половины безработных уходит в гейм-дайв. Играют сутками напролет, наплевав на все санитарные нормы и вообще не выходя в реал. Сенсорная перегрузка приводит к смерти от нервного истощения за два-три года. Начинают играть из любопытства или от скуки... а потом мало кто может ограничиться безопасными для здоровья пятью часами в сутки.
— Не могут? Но почему?
— Они погружаются в миры, где чувствуют себя героями. Там усилия вознаграждаются, а система роста понятна и проста. Не хочется возвращаться в реальность, в бешеную конкуренцию за считанные рабочие места, где непонятно, что надо сделать, чтобы урвать одно из них… Некоторым мало обычного вирта, и они модифицируют свои капсулы на черный уровень. Там ощущения не отличаются от реальных, можно даже умереть по-настоящему.
— У нас вместо этого синт. От него мрут еще быстрее. А вы… ты играл?
— Случалось. Но только пока был подростком. До семнадцатилетия есть принудительное суточное ограничение в три часа, и я выбирал их до последней минуты. Родители сердились... я, наверно, затем и играл, чтобы позлить их, пытался хоть так привлечь к себе внимание. А потом… потом понял, как много потерял времени, которое мог бы провести с ними. И не играл больше никогда.
Виктор сам не знал, с чего так разоткровенничался. Работа Индиры заключалась в том, чтобы помогать ему в лаборатории, она не должна исполнять обязанности личного психолога. В университете сотрудник на ее месте мог бы подать на него жалобу за нарушение эмоциональной гигиены. Но Индира только посмотрела на него с сочувствием и сказала:
— Я тоже ужасно скучаю по маме... А Лотереи у вас проводятся?
— Конечно. Но далеко не все на них приходят. Говорят, некоторые из отобранных потом не могут выдержать без вирта даже три дня карантина.
Они немного помолчали.
— Спасибо за шоколадку, — Индира аккуратно завернула едва тронутый батончик и убрала его Виктору в карман. — Что мне делать дальше?
— Да ничего! То есть, что тебе надо, то и делай. Займись своими уроками, или аугфильм посмотри. Можно прямо здесь, ты мне совсем не мешаешь. Только звуковой контур замкни…
Виктор и правда надеялся, что Индира останется в лаборатории, но она вежливо попрощалась и ушла. В дверях с улыбкой обернулась, но он так и не понял — на него или полюбоваться бесшумной работой дверных створок. Иисус, из какой же нищеты она выбралась... Элементарные вещи, вроде системы климат-контроля или голосового управления освещением приводили ее в детский восторг.
Перед собой лукавить нечего: ему нравится эта девушка. Она на редкость умна от природы — за неделю освоила многомерные интерфейсы расчетных программ, с которыми он разбирался куда дольше, хотя учился отнюдь не в контейнерах. У Индиры были ясные глаза и мягкая, доверчивая улыбка. Ужасающие условия, в которых она выросла, не уничтожили в ней доброты и открытости.
Что же, будущим марсианам достанутся превосходные гены. Индира готовится стать матерью нового человечества. Зачем ей скучный неловкий ученый с вечно потеющими ладонями? Она мила с ним, но исключительно по доброте душевной.
Рабочая этика строго запрещала флирт с коллегами и, упаси Маркс, студентками. А для того, чтобы ходить на свидания в реале, Виктор всегда был слишком осторожен: один его приятель так подцепил А-вирус, двое словили В-вирусы и долго лечились. Виктор, как и большинство, заводил романы в вирте. Своей первой девушке он предлагал перевести отношения в реал, но она отказалась. Она так боялась вирусов, что много лет не выходила из жилого отсека и никого к себе не пускала, благо базовый паек в Лондоне доставляла турбопочта. Хотя их отношения были нежными и доверительными, переступить порог ради Виктора она так и не решилась. Вторая девушка сама хотела реального общения и настоящего секса, была готова приехать из Эдинбурга, хотя у нее там была работа. Но путь Виктора к Марсу был уже почти завершен, и развивать отношения на Земле он смысла не видел.
Что же, в жизни есть вещи и поважнее. Скоро он будет на Марсе, ему предстоит много трудной и невероятно важной работы. А отношения… ну, может, он там и встретит кого-нибудь. Не все женщины попадают на Марс по материнской программе, есть они и среди специалистов или ученых. Вот только стерилизация… не то чтобы Виктор горел желанием продолжить род, да еще естественным путем. Но все равно было в этом что-то унизительное — словно он балласт, пойманный за пределами контейнерного квартала, к которому приписан.