— Теперь-то ты расскажешь мне, что происходит? — голос неожиданно для него самого прозвучал хрипло. — Ты с кем-то поссорилась? Кто поранил тебя?
— Я не знаю… Но это теперь не важно. Это было… прощание. Виктор, мне придется уйти из программы.
— Подожди, — Виктор изо всех сил пытался взять себя в руки и думать спокойно. — Зачем тебе уходить из программы? Уверена? Ты этого хочешь?
— Не хочу, — Индира склонила голову. — Но мне придется. Кто-то добивается, чтобы меня исключили. Кажется, этот человек не остановится ни перед чем.
— Расскажи мне все. С самого начала, — потребовал Виктор.
Индира принялась рассказывать. Оказывается, поломка энергоблока не была случайностью — Виктор еще гадал, как хрупкая девушка умудрилась повредить надежнейшее устройство. Кто-то целенаправленно портил или воровал вещи, за которые Индира отвечала перед корпорацией. С грехом пополам ей до сих пор удавалось выкручиваться, находить замену утраченному. Но теперь ее враг или враги зашли дальше.
Каждое утро Индира, как положено, приходила на беговую дорожку. Сегодня именно в это время тренажер, которым она всегда пользовалась, оказался неисправен. Скорость мгновенно повысилась раза в три от той, на которой Индира всегда бегала, и рычаг экстренной остановки не сработал. Девушка упала, расшибла бедро и локоть – ничего серьезного, но могло быть и намного хуже. Что бы ни затеял в следующий раз тот, кто решился выдавить ее из программы, ждать этого Индира не хочет.
— Подожди, — решительно сказал Виктор. — Ты что, так легко отступишься от того, что твое по праву? Ты, как никто другой, заслуживаешь будущего на Марсе. То, что делает этот человек или люди — явное нарушение техники безопасности и правил программы. Ты обязана доложить куратору.
— Вряд ли Саймон станет со мной разговаривать… — Индира шмыгнула носом. — Но даже если мне удастся до него достучаться, после такого меня отсюда выживут. Да и гнусно это — натравливать корпов на таких же людей из контейнеров, как я сама…
— Даже после того, как они пытались тебя изувечить?
Индира упрямо сжала губы:
— Возможно, у них были на то причины.
— Маркс, да что ты такое говоришь? Разве ты кому-то в своей жизни причинила зло?
— Это корпоративная программа. Если ты в нее попал, значит, оттолкнул кого-то другого, то есть причинил ему зло.
— Ты не права, — медленно сказал Виктор. — Жизнь устроена так, что побеждает сильнейший. Тебе не в чем себя винить. Наверно, как твой начальник, я обязан донести о нарушениях вместо тебя... Не бойся, раз ты не хочешь, не стану этого делать. Но мы можем выяснить, кто добивается, чтобы тебя исключили, и потом уже принимать решение.
— Как выяснить?
— О, элементарно. Мне предоставлены те же допуски, что и рядовому персоналу корпорации. Присутствие ученого здесь не предполагалось, и специально для меня допуск настраивать не стали. Потому у моего браслета есть доступ ко всем камерам на нашем ярусе. Не думай, в ваши спальни и душевые я не заглядывал… только лабораторию проверил, чтобы найти это слепое пятно. Но наверняка в вашем спортивном отсеке есть камера. Мы можем узнать, кто испортил тренажер. И тогда уже решим, что делать.
Индира сплела руки в замок, потом кивнула. Виктор развернул панель своей оболочки, вошел в меню с камерами. Индира подсказала, какая из них направлена на ее беговую дорожку.
Виктор включил ускоренный просмотр с самого утра. К тренажеру по очереди подходили девушки в спортивной форме, бегали положенные 20-30 минут и уходили. Подсматривать за ними было неловко: одна девочка перед упражнением ковыряла в носу, другая сняла и снова надела футболку — наверно, спросонья вывернула ее не на ту сторону. Но ничего подозрительного никто не делал, и у каждой следующей участницы тренажер работал штатно. Последней занималась та самая красотка, которую Виктор видел у Саймона, но она бегала на другой дорожке. Наконец в зал зашла сама Индира и включила тренажер.
— Кажется, ничего мы тут не увидим, — разочарованно сказала Индира. — Наверно, тренажер перепрограммировали дистанционно.
— Не спеши с выводами. Вот эта девушка… — Виктор чуть отмотал запись назад. — Эта последняя девушка… сама она занималась на другом тренажере, но посмотри – она что-то делала возле твоего.
— Да нет же, — улыбнулась Индира. — Это Ада, мы дружим с детства. Кто угодно, только не она.
Виктор еще раз отмотал назад, замедлил и приблизил запись.
— Мне очень жаль, — тихо сказал он. — Но это Ада. Смотри, она наклоняется якобы затянуть фиксатор на кроссовке… но на самом деле — к твоему тренажеру. Стоп! — Виктор поставил запись на паузу и приблизил кадр. — Видишь, у нее что-то в руке. Это инструмент. Похоже на лабораторный лазер… таким вполне можно вскрыть корпус тренажера и повредить контур экстренной остановки.
Индира продолжала улыбаться:
— Такого быть не может. Ада бы никогда…
Виктор осторожно обнял девушку за плечи:
— Индира… посмотри на запись.
— Это не Ада, — упрямо повторила Индира. — Ты не понимаешь… Мы вместе, сколько себя помним. Она всегда дралась за меня, я же такая трусиха, умею только плакать и убегать, а Ада — настоящий боец. Когда у кого-то из нас — обычно у меня — отнимали паек, мы делили один на двоих. Хоть это и значило полночи ворочаться в постели от голода, но так хотя бы можно дотерпеть до следующего дня. Та шоколадка, которую дедушка купил мне на десятилетие — мы ведь разделили ее пополам, мы все делили, хорошее и плохое, по-другому и быть не могло. Ада никогда не причинила бы мне вреда, ни за что не предала бы меня! Да не хочу я смотреть на твою запись!
— Индира, пожалуйста, успокойся, — мягко сказал Виктор. — Ты не хуже меня понимаешь, что камера врать не может. Давай мы с тобой решим, как…
— Я не буду с тобой ничего решать! — Индира резко сбросила с себя его руки. Но ведь он не… он просто хотел утешить ее. — Ты ничего не понимаешь, ничего! Забудь, что видел и что я тебе говорила! Оставь меня в покое, отстань от меня!
Индира бросилась к выходу, по дороге задела и опрокинула стенд с образцами, но не задержалась, чтобы собрать их. Выбежала за дверь, не вспомнив, что сейчас шло ее рабочее время.
Виктор беспомощно наблюдал, как за ней смыкаются створки.
Глава 11
Ада
Все пошло наперекосяк. По плану должно было получиться совсем не это! Ада так хорошо, так четко понимала, что должна сделать и во имя чего. Все было правильно и кристально ясно.
Пока не дошло до дела.
— Почему ты пытаешься мне навредить? — яростно наседала на нее обычно такая милая, правильная, даже робкая Индира. — Ты же всегда меня защищала! Ты и я, мы же были на одной стороне с самого начала — и я верила, что до конца! Че, да друг без друга мы бы не прошли в программу эту корпову! Зачем теперь ты добиваешься, чтобы меня исключили? Что вообще с тобой происходит? Почему тебя вели через отбор? Что у тебя на самом деле с этим Саймоном? И не ври мне, будто просто роман! Не смей больше мне врать, слышишь?!
И хотелось, как Ада всегда делала, в ответ ударить или наорать — дать выход гневу, который кипел в ней, сколько она себя помнила. Вот только… Нападать не на кого. Орать бессмысленно. Индира права, права кругом — а ответить-то ей и нечего…
Не надо было идти ночью в лабораторию, не надо. Но когда Индира сказала, что хочет что-то необыкновенное ей показать, Ада решила, что лучше пойти: если Индира продолжит ей доверять, может, удастся все-таки выпихнуть ее из программы, пока не поздно… пусть с травмой, пусть в обиде на весь мир, пусть с чувством, что в главном деле своей жизни она провалилась перед самым финишем — но все-таки Индира могла бы… уйти. И этот комок герметика на микрофоне браслета — Ада налепила его, как показала подруга, в надежде, что сейчас начнутся девчачьи откровения: про Виктора этого, например, или еще что-нибудь такое невинное… Или даже жалобы на то, что кто-то выталкивает ее из программы. Это Ада вынесла бы, даже изобразила бы сочувствие, предложила бы помощь. Мерзко, но так надо.
Напрасно, конечно, Ада на это надеялась. Индира умная, очень умная… даже слишком.
Сил врать больше не было:
— Я не могу рассказать тебе, что происходит, прости, Воробушек…
— Нет, ты можешь! И ты расскажешь! Мы отсюда не уйдем, пока ты все мне не расскажешь! Я не буду больше делать вид, что ничего не замечаю! Мне надоело делать вид, слышишь?!
Наорать, оттолкнуть ее, уйти… не в спальню, к Саймону, он, наверно, еще не спит. Там и остаться, вообще не спускаться на учебный ярус — зачем она изображает, что готовится к отлету, для кого? Осталась всего-то неделя… Нет, надо вытащить Индиру, любой ценой вытащить ее отсюда, хоть силой вытолкать за дверь с зеленой надписью. Поэтому придется остаться. И ответить придется.
Вот только что тут ответишь?
Ада попыталась найти в себе гнев — чувство, которое руководило всеми ее поступками и привело в итоге в эту точку. Как только она начала осознавать реальность, то выбор, как относиться к ней, был невелик: отчаяние, апатия, попытка спрятаться в маленьких частных радостях. Либо гнев.
Как и все жители контейнеров, Ада в раннем детстве твердо усвоила, что уроненное падает вниз, каждую каплю воды надо беречь, а корпорации лгут во всем. Ее учили благодарить корпов за базовый паек, но, как и все, она прекрасно понимала, что это из-за корпов у нее нет права ни на что, кроме базового пайка. Все вокруг было убогим и ветхим, но Ада знала, что так дела обстояли не всегда — у некоторых дедушек и бабушек ее друзей когда-то была работа, за которую платили настоящие деньги, и в те времена это не считалось чем-то особенным. Теперь даже соцбаллы едва начисляли — можно было целый год каждый день брать социальную нагрузку и разом лишиться всего, перейдя пути слишком близко к платформе. Новой одежды из жесткой, едва не ломающейся под пальцами алготкани с каждым годом завозили все меньше – многие всю жизнь ходили в лохмотьях, оставшихся от прошлых поколений.