Оказавшись на вонючей террасе, Катарина закрыла нос рукой – в доме стоял отвратительный, тошнотворный запах мочи. Справа на полу валялись два грязных матраса, слева стоял ржавый потрескавшийся холодильник.
Катарина прошла в комнату, мочой здесь пахло не так сильно, но отчетливо ощущался запах плесени и земли. Решив действовать без промедления, Катка вернулась на террасу. Рядом с холодильником располагалась крышка люка – вход в погреб, где, по словам Татьяны, и кроется причина ее самоубийства. Поколебавшись, Ката нагнулась и потянула крышку на себя. По террасе распространился запах гнилой картошки.
И тут возникла проблема: Копейкина не могла заставить себя сделать первый шаг вниз. Какая-то неведомая сила удерживала ее от опрометчивого поступка. Время шло, Катка продолжала стоять у погреба, направляя вниз луч фонаря. В конце концов, когда отвратные запахи стали вызывать у нее сильную тошноту, она решила – больше медлить нельзя.
«Чем раньше спущусь, тем раньше уйду из этого склепа!»
Катка аккуратно начала спускаться в погреб, чувствуя, как холод обволакивает сначала ноги, потом поясницу, а затем и все тело.
Включив фонарь, Копейкина принялась искать… неизвестно что.
«А правда, что, собственно, я хочу здесь обнаружить? Ведь Таня не писала, какой именно предмет надо искать, просто…»
Взгляд ее остановился на лежавшем в углу свертке.
Не успела Копейкина нагнуться, как наверху послышались быстрые шаги, а через секунду крышка погреба закрылась. Послышался скрежет. Она подбежала к лестнице, фонарь выпал из рук.
– Эй… кто там? Откройте немедленно! Слышите?!
В отчаянии Катка толкала крышку, но та не поддавалась, и ей мгновенно вспомнился старый холодильник.
– Господи… Помогите! Помогите!
Наверху хлопнула дверь.
У Катарины началась истерика: она била руками по ступеням лестницы, в кровь обкусывала губы.
Опустившись на четвереньки, Катка зашарила руками по полу в поисках выпавшего фонаря.
– Так, нужно успокоиться, паника – плохой советчик. Все хорошо, безысходных ситуаций не бывает, я выберусь отсюда, обязательно выберусь!
Но уже через минуту с ее губ слетело:
– Я в погребе, в старом, заброшенном доме… я умру!
Облокотившись спиной о лестницу, Катка разрыдалась. В ее сознании смешались боль, обида, гнев и страх, ее бесила мысль, что она стала игрушкой в чьих-то руках, и, скорее всего, эти руки испачканы кровью троих человек. Троих ли?
«Если я здесь окочурюсь, на его счету появится четвертая жертва».
На мгновение в глазах вспыхнула надежда: Катка вспомнила про свой мобильник, но, как только кусочек пластмассы оказался в ее руке, она поняла: этот номер не пройдет. Сотовый отказывался работать под землей, к тому же батарея садилась. Катка водила фонариком по стенам – с одной стороны располагались полки, с другой угол огораживал деревянный борт, очевидно, раньше там хранили овощи.
Решив перед смертью узнать, почему же Танька покончила с собой, Копейкина взяла сверток и содрала с него бумагу.
Глупо и смешно было надеяться обнаружить в нем какие-нибудь доказательства. Кроме пачки наждачной бумаги, в свертке ничего не обнаружилось.
– Меня надули… меня опять надули! Заманили сюда обманом, а я, идиотка, попалась на крючок!
Паника нарастала.
Катарина вспомнила случай в лесу. Ведь именно она первой набралась смелости и выскочила из кустов, ударив ошалевшего дядю Мишу. Тогда, как ей казалось, в момент неминуемой гибели у нее открылось второе дыхание. Значит, оно должно открыться и сейчас.
– Я не могу умереть! Не могу! Помнится, в детстве бабушка говорила, что я проживу до девяноста пяти лет. Значит, так и будет, она не могла соврать, она сказала правду!
Катка стояла у лестницы, чувствуя, как холод погреба постепенно окутывает ее тело. Она приложила фонарик к щеке, от него исходило приятное тепло, на секунду принесшее облегчение.
– Буду греться им.
Но уже через мгновение здравый смысл взял верх.
– Кого я хочу обмануть?
Катарина опустилась на корточки, выключила фонарь и уставилась в темноту. Слез не было, страх постепенно начал отступать.
Копейкина пришла к мысли, что, наверное, любой человек испытывает подобные чувства, когда до его сознания доходит – смерть неминуема, бороться бесполезно. Должно произойти настоящее чудо, чтобы она опять оказалась на свободе. Придется умирать в вонючем погребе! Катарина представила себе лицо Андрея, когда тот узнает о смерти жены. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем ее тело вытащат на свет божий? Скорее всего, сначала обнаружат машину, начнутся поиски, возможно, милиция выйдет на ту тетку, которую Ката повстречала у фермы? Если так, то есть шанс не остаться в погребе на веки вечные.
«Допустим, меня обнаружат месяца через три-четыре… Интересно, мой труп уже разложится, или, учитывая низкую температуру погреба, меня все же можно будет опознать?..»
Шло время, изредка бросая взгляд на часы, Ката понимала, что ее шансы на спасение минимальны, а если быть совсем точной, они попросту равны нулю.
В девять вечера Копейкина дрожала, как осиновый лист, в голове ее стоял ужасный шум, к тому же начало покалывать сердце.
– Господи, если ты есть, а я знаю, ты есть, прошу, помоги мне! Умоляю тебя, боженька, помоги, не дай умереть, я хочу жить, я боюсь умирать. Прости мне все мои грехи и помоги, умоляю!
В десять Катка почувствовала ноющую боль в паху.
«Только этого не хватало!»
Она вспомнила разговор с Идеей Карповной о Татьяне. Пожилая женщина предположила, что Танюша могла покончить с собой, если она находилась в безвыходном положении. Копейкина считала, что безвыходных положений не бывает в принципе, тем более таких, из-за которых человек готов добровольно расстаться с жизнью. Теперь же ее начали мучить сомнения: неизвестно, что лучше – сидеть, дожидаясь медленной смерти, или…
«Не знаю, как бы я поступила, окажись под моей рукой чашка кофе с цианидом».
Катарина замотала головой, шея затекла и жутко болела. Тишина погреба убивала, еще никогда тишина не казалась Копейкиной столь устрашающей.
Когда часы показали половину одиннадцатого, Катке показалось, что она услышала наверху шум.
«Начинаются галлюцинации, наверное, скоро я потеряю сознание».
Но спустя пару минут шум послышался вновь, теперь уже совсем близко.
Мобилизовав оставшиеся силы, она вскочила на ноги и поднялась по лестнице.
– Кто здесь? Помогите, прошу, вытащите меня отсюда! Я в погребе. – Ката колотила руками по крышке так остервенело, что поранила палец.
В доме опять воцарилась тишина.
– Я слышала, это не галлюцинация, я точно слышала голоса. Эй… помогите, я в погребе! ПО-МО-ГИ-ТЕ!!!
Над ее головой послышалась возня… мужской голос, женское бормотание и скрежет… этот ужасный скрежет, который она слышала несколько часов тому назад, когда закрыли крышку погреба.
Внезапно крышка открылась, и ей в лицо ударил тусклый луч света. Не веря собственному счастью, Катарина выбралась из погреба, дрожа, словно осиновый лист на ветру.
– Эй, ты кто такая? – спросил маленький, бомжеватого вида мужичок.
– Да, и как сюда попала? – поддержала его тетка, от которой за километр разило перегаром.
Разревевшись, Катка лишь мотала головой, слова упорно не желали срываться с посиневших губ.
– Да ее всю трясет.
– Еще бы, попробуй сама посидеть в погребе.
Незнакомка взяла Кату под руку и подвела к тем самым матрасам, которые еще днем вызывали отвращение. Но сейчас Копейкина была готова расцеловать эти матрасы, расцеловать старый холодильник и своих спасителей. Они подарили ей вторую жизнь, вызволили с того света!
– Сонь, дай ей для сугрева сто грамм.
– Ага, сейчас, – тетка юркнула в комнату и вернулась, держа в руках бутылку.
– На, прими, легче станет.
Катка замотала головой.
– Пей, пей, дуреха, в ящик сыграть захотела?
– Сонь, ты б растерла ее водочкой-то, а то она и правда окочурится.
– Вы спасли меня, – наконец выдавила Катарина.
– О, заговорила, – обрадовался мужик, – вишь, как водочка действует.
– Ты как сюда попала?
– Меня закрыли!
– Мы поняли, а кто и зачем?
– Не знаю.
– А как ты вообще здесь оказалась, зачем забрела-то к нам?
– Вы живете в доме?
– Ну.
– Он же разваливается.
– И чего, главное, есть крыша над головой, куда лучше, чем на улице ночевать.
– Я смотрю, ты из наших, – буркнула Софья, – хотя раньше тебя не видала.
– Из ваших?
– Ну, в смысле, тоже бомжуешь?
– Да вы что, нет, конечно.
Соня осмотрела Катарину с ног до головы.
– Видон у тебя не ахти.
– Запачкалась, когда шла по лесу.
– Ты так и не ответила, зачем шла? – спросил мужичок, залпом осушив стакан сорокаградусной.
– Петь, отвянь с вопросами, не видишь, девка еле жива.
– Мне уже лучше, – Катка вздрогнула.
– Выпей еще маленько.
– Нет-нет, мне надо домой, у фермы стоит моя машина.
Соня присвистнула.
– Ни хрена себе, у тебя и тачка имеется?
– Да.
– Твою налево, а сюда зачем приперлась? – гнул свое Петр.
– По делам.
– По делам? Когда я услышал твой голос из-под земли, подумал – хана… белочка пришла.
– Какая белочка?
– Такая!
– Он имеет в виду белую горячку.
– Я должна ехать, – Катка попыталась встать.
– Куда торопишься, посиди, согрейся, – Соня поднесла ей стакан с водкой.
– Нет!
– Выпей!
Копейкина сделала два глотка.
– Тебе повезло, что мы сегодня с Петькой домой пришли, он ведь сначала хотел на станции заночевать.
Катарина встала.
– Вы спасли меня, я вас отблагодарю, но прежде еще одна просьба: пожалуйста, проводите меня до фермы.
– Зачем ты на ферму попрешься на ночь глядя?
– Говорю же, у меня там машина.
Соня переглянулась с Петром.
– Ну че, можно, а там к Ваське завалимся.