– Лилиана, дорогая, ты сегодня выглядишь потрепанной. Бессонная ночь?
Меньше всего Серебряковой хотелось выслушивать саркастические высказывания своей заклятой соперницы. Чувствуя, как сжался желудок, Лилиана довольно-таки равнодушно бросила:
– Нателла, ты, как всегда, права. Ночка выдалась будь здоров, глаз не сомкнула.
– Бедняжка, мучает бессонница?
– Почему сразу бессонница, существует много причин, из-за которых люди бодрствуют ночами.
Нателла хмыкнула:
– Интересно узнать, какие? Подшивание старых журналов или, может, ты раскладываешь пасьянсы? Только прошу, не говори, что ты гонишь по ночам самогон.
– Не угадала.
– Тогда поделись.
– А ты не знаешь? – Серебрякова придала лицу удивленное выражение. – Впрочем… откуда тебе знать, я слышала, у тебя большое горе, новый бойфренд сделал ручкой? Мне так жаль, дорогая! Не переживай, я всегда считала, что он тебе не подходит, слишком уж молод, таким подавай свежее тело.
Идея Карповна переглянулась с Мариной. Помощница режиссера, наплевав на советы врачей – пару дней отлежаться дома, – стояла с перебинтованной головой позади Ручкина и с неподдельным интересом наблюдала за словесной перепалкой актрис.
Те, кто находился рядом с Нателлой, отметили, что даже под толстым слоем грима кожа ее лица приобрела красноватый оттенок. На шее у Стальмаковой выступили бордовые пятна. Метнув убийственный взгляд на Лилиану, она фальшиво удивилась:
– Бросил меня? Денис? Интересно, откуда такая информация?
– Люди говорят.
– Больше их слушай, у нас с Денисом полная гармония и взаимопонимание, мы не собираемся расставаться. А касательно молодого тела… это ты у нас напоминаешь протухшую селедку, и…
Марина хотела вмешаться, но, неожиданно для всех Лилиана громко рассмеялась:
– Протухшая селедка! Великолепно! Бесподобно! Где бы записать, чтоб не забыть? Хотя для той девицы, которую он сегодня целовал на стоянке, тухлой селедкой являешься ты. Она, конечно, еще совсем юная, но, согласись, дорогая, лучше без проблем переспать с двадцатилетней девчонкой, чем два часа раскочегаривать шестидесятилетнюю старуху.
Стальмакова вскочила:
– Тварь!
– Сука!
– Я тебя ненавижу!
– Взаимно!
– Чтоб ты провалилась, корова перетянутая!
– На себя посмотри, я, по крайней мере, могу улыбаться.
– Ах, ты…
– Прекратите немедленно! – взревел подлетевший Константин Вольдемарович. – Я просил не устраивать разборок на съемках! За пределами студии можете хоть поубивать друг друга… – он осекся. – Нет, смертей нам достаточно. Можете повыдирать друг другу волосы, вы все равно носите парики, но здесь чтобы вели себя как шелковые… я не потерплю склок!
– Что ты сказал? – Серебрякова сделала шаг навстречу Ручкину.
– А ну, повтори, – Нателла тоже двинулась к режиссеру.
– Что с вами, вы чего, эй…
– О каких париках идет речь?
– Костя, поясни!
– Но ведь вы… это… ну, я…
– Да как ты смеешь, у меня всю жизнь свои волосы, я ненавижу парики!
– Аналогично! – вторила Лилиана.
– Ну… я, может… это… погорячился…
– Он нас оскорбил, Лилиана, как такое возможно?
– Непростительно!
– В душу плюнул!
– Растоптал!
– Убил!
Серебрякова с Нателлой стояли бок о бок, сверля Ручкина испепеляющими взглядами. Затем Нателла резко повернулась и удалилась, Лилиана последовала за ней.
В туалете, стоя у зеркала, Стальмакова придирчиво осматривала лицо. Идея Карповна все же успела зачесать ее волосы назад.
«Фу, как отвратительно! Хотя… должна признать, лоб у меня идеальный, гладкий, как попка у младенца. Пусть завистники любуются и дохнут от гнева! Что называется, покажу товар лицом, надоело читать в прессе, что мой лоб весь испещрен шрамами».
Влетев в туалет, Лилиана негодовала:
– Какой подлец, при всех заявить про парик, не прощу ему такого оскорбления!
– Не говори.
Какое-то время актрисы критически рассматривали свои отражения в зеркале, потом Нателла спросила:
– Это правда?
– Ты о чем?
– Ты действительно видела Дениса на стоянке?
Серебрякова победоносно улыбнулась.
– А ты как считаешь?
– Не собираюсь играть в угадайку.
– Нет, успокойся, я его не видела, просто решила немного тебя позлить.
– Признаю, тебе это удалось.
– Я рада.
– А я рада, что ты рада, но… мы же договорились – о любовниках ни слова.
– А зачем ты сказала про селедку?
– Вошла в роль, извини.
– Ладно, проехали.
– Ли, ты действительно выглядишь неважно.
– Какая же ты все-таки сука!
– Я научилась этому у тебя, ты ведь старше…
– Я старше, интересно, в каком месте?
– Во всех, дорогая.
– Мерзавка!
– Стерва!
Серебрякова уставилась на свои ногти.
– Если бы мы не были актрисами, уверена, могли бы стать лучшими подругами.
– Сто процентов.
– Но… мы актрисы.
– Поэтому ты для меня так и останешься потаскухой.
– А ты для меня – старой сукой.
Серебрякова рассмеялась.
– Ладно, хорошо играть, мы здесь одни. У тебя проблемы со здоровьем?
– В последнее время голова раскалывается, сил нет. Сегодня чуть в обморок не грохнулась.
– У врача была?
– Нет.
– Так иди, чего ты ждешь?
– Боюсь.
– Ты не меняешься… трусихой была, трусихой и осталась. Слушай, а давай на выходные рванем ко мне в коттедж, посидим…
В туалет зашла Идея Карповна. Серебрякова быстро нацепила на лицо маску гнева.
– Лилиана, ты – самая посредственная актриса, с которой мне приходилось работать!
– Закрой рот, шлюха!
Идея Карповна скорчила гримасу. И сколько можно друг друга ненавидеть? Неужели эти актрисульки не устали прыскать ядом?
Как только гримерша скрылась в кабинке, Нателла подошла к выходу, громко крикнула Серебряковой: «Сука», – и, подмигнув ей, вышла.
Лилиана Всеволодовна включила воду.
«Надеюсь, Идея не стояла под дверью и не слышала нашего разговора. В противном случае…»
Через час приступили к съемкам сцены, в которой Лилиана должна была дать пощечину Нателле. После трех неудачных дублей Ручкин не выдержал:
– Лилиана, улыбка должна быть ехидной, а не отвратной! Не забывай, она – твоя сестра, когда ты называешь ее шлюхой, старайся…
– Она увела у меня мужа, а я, по-твоему, должна одаривать ее улыбкой?
– Не по-моему, а по сценарию, то, как ты смотришь, не годится, немного помягче.
– Я не могу.
– Можешь! В первую очередь вы все-таки сестры, и какой-то мужик не в силах заставить вас забыть все хорошее, что было в прошлом.
– Постараюсь, – Серебрякова опять почувствовала недомогание и легкое головокружение. Хлопушка, мелькнувшая перед глазами, заставила ее вздрогнуть.
– Мото-о-ор! Начали!
– Ты недостойна называться моей сестрой, – начала Серебрякова, – я тебя никогда не прощу!
– Вспомни, как мы жили раньше, до того, как ты встретила Андрея.
– Не хочу тебя слушать! Вон из моего дома, грязная шлюха! – Лилиана размахнулась и больно ударила Нателлу по лицу.
Стальмакова вскрикнула.
– Отлично! – Константин Вольдемарович остался доволен. – Замечательно!
Нателла пришла в себя и заорала:
– Ты, сука, с ума сошла?
– Извини, дорогая, не рассчитала удар.
– В чем дело?
– Она ударила меня по-настоящему! – Нателла повернула голову, и Ручкин увидел: левая щека Стальмаковой пылает.
– Но это было потрясающе!
– Ты специально, – процедила Стальмакова.
– Нет, клянусь!
Нателла убежала к себе.
– Перерыв пятнадцать минут, – возвестил режиссер, приближаясь к Лилиане. – Не знаю, специально ты это сделала или случайно, но, ей-богу, кадр получился великолепный.
– Я старалась.
После перерыва Константин Вольдемарович впал в ярость. Съемка застопорилась, то и дело возникали всевозможные нюансы, тормозящие процесс.
– Стоп! – Мужчина вскочил с режиссерского кресла. – Почему не убрали засохшие цветы из кадра? Надя… Надька, убери их к чертовой матери! И где, позволь тебя спросить, картина?
Пока Ручкин отчитывал ассистентку, к Лилиане подбежала помощница парикмахера.
– Лилиана Всеволодовна, нужно подправить…
– Сгинь! Все в порядке, – Серебрякова покосилась на Идею Карповну.
Гримерша прошлась пуховкой по лицу Нателлы, поймав взгляд Лилианы, она виновато улыбнулась.
«Почему она лыбится? Что она хочет сказать этой милой, дружелюбной, явно наигранной улыбкой?»
Вторая помощница гримера занялась Серебряковой. Покорно подставив лицо профессионалу, Лилиана наблюдала, как Ручкин, приблизившись к Нателле, зашептал что-то актрисе на ухо. Стальмакова кивала, потом, громко рассмеявшись, попросила Идею отойти.
– Лилиана Всеволодовна, измененный сценарий на завтра в гримерке, – Марина старалась говорить как можно спокойнее, прекрасно зная, что последует за ее словами.
– Опять?! Его опять изменили? – Лилиана схватила сигарету. – Это издевательство, они там с ума посходили! Мало того, что на треть урезали мой текст, так…
– Лилиана, не начинай! Все по местам, тишина на площадке. Нателла, быстрей, быстрей, шевелись! Встань левее. Макс, свет чуть пониже. Отлично. Работаем. Лилиана, тебе нужно особое приглашение? Приготовились… мотор!
И уже через двадцать секунд Ручкин орал:
– Стоп! Откуда в кадре взялась кошка, мать ее дери? Марина… Надя…
Серебрякова посмотрела на Нателлу, а та, стараясь, чтобы окружающие ничего не заметили, кивнула в сторону режиссера.
Кивок остался незамеченным, никто не обратил внимания на быстрое действие Стальмаковой… никто, кроме Идеи Карповны. Пожилая женщина следила за актрисами, пытаясь понять: было ли данное видение явью или же ей показалось?
А спустя час, во время очередного перерыва, Идея Карповна стала свидетельницей странного зрелища. Нателла, озираясь по сторонам, подошла к столу и, выудив из кармана маленький пакетик с порошком, бросила щепотку в кружку Ручкина. Старая гримерша покрылась испариной. Не отдавая отчета в своем поступке, она подлетела к Стальмаковой.