Захожу в спальню и тихонечко прикрываю за собой дверь. Осматриваюсь, не сразу соображая, что упало. Точнее, что он уронил. Фотку. Мою и Кудякова.
Господи, когда-нибудь я этого Арса точно убью. Сто процентов!
— Ты же специально? — шиплю на Мейхера, который оказывается сбоку от меня. Подкрался он, блин, незаметно, ага.
— Нет, конечно, — шепчет, а у самого улыбка. Вот эта, наглая-наглая.
— Я же просила посидеть здесь и не шуметь. Это так сложно? — ору на него шепотом, размахивая руками.
— Шумишь сейчас ты, — произносит на выдохе, а потом вжимает меня в стену, лишая возможности пошевелиться. — Если ты мне сейчас не расскажешь, какого ху… хрена я тут прячусь, я туда выйду и узнаю сам.
— И разбитая губа покажется тебе невинной мелочью, — отвечаю в его же манере. — Если мой папа увидит тебя здесь, живым ты отсюда уже не выйдешь!
— Занимательно. И почему же?
— Он знает, что ты меня душил!
— Я тебя не душил! — произносит жестче, все тем же шепотом.
— Серьезно? Сам в это веришь?
— Нам достаточно того, что в это веришь ты, — Арс прищуривается, смотрит на дверь.
У него такое выражение лица, будто он и правда собирается отсюда выйти. Это плохо, если так, будет скандал. Грандиозный. Они точно подерутся. А я не хочу, чтобы папа с ним дрался. Ему это не нужно. Не нужно пачкаться во всем этом. Отец импульсивный. Очень.
Я виновата, что втянула родителей, знаю, поэтому хочу теперь минимизировать последствия. Для всех.
Вздыхаю. Смотрю Арсу в глаза и наглейшим образом решаю воспользоваться преимуществом. Судя по всему, оно у меня сейчас есть, иначе он бы вообще не согласился спрятаться в спальне. Касаюсь ладонью его щеки и произношу:
— Пожалуйста, сделай так, как я тебя прошу.
Мейхер колеблется несколько секунд, а потом кивает. Его захват тут же ослабевает, но сам он по-прежнему стоит ко мне вплотную.
— Спасибо, — произношу одними губами.
Смотрим друг на друга в этот момент. Глаза в глаза. Кажется, что время остановилось. В эту самую секунду мы словно замерли вне пространственно-временного континуума.
Стараюсь дышать, стараюсь, чтобы сердце так гулко не билось о грудную клетку, но все мои старания бесполезны. Я превращаюсь в безвольную тряпку, когда он вот так смотрит. Злюсь на него, все еще злюсь, и тем не менее поддаюсь этим коварным чарам. Так и раньше было, он меня до скрежета зубов бесил, и тем не менее я тянулась к нему. Всегда тянулась с трепетом и нежностью. Это магия какая-то. Черная, проклятая магия, а я самая настоящая ее жертва.
Замечаю, как у Арса дергается кадык, совершаю вдох. Рваный, громкий. Мы оба это слышим.
Мейхер касается моего лица, и я вздрагиваю. Напрягаюсь, когда он скользит кончиками пальцев по виску, скуле, задевает губы, а потом убирает прядь волос мне за ухо. Все это в тишине. Медленно. Настоящая пытка.
Моргаю и понимаю, что в ловушке. Не могу пошевелиться, не могу отвести взгляд, не могу даже губы разомкнуть, чтобы попросить его больше так не делать. Не трогать меня.
Арс склоняется надо мной. Прижимается губами к моим губам. Обхватывает ладонью щеку, поглаживая ее большим пальцем.
Сглатываю, переступаю с ноги на ногу, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди от переизбытка эмоций. Зачем он так? Это нечестно. Пытаюсь вспомнить все плохие моменты, что нас связывают, вытаскиваю их из недр своей памяти один за другим. Вытягиваю шею и расправляю плечи. Злюсь.
Так сильно на него злюсь.
У него же девушка есть, а он тут, в моей квартире, лапает меня. Какой стрем. Какая мерзость.
Отворачиваюсь, сжимаю руки в кулаки и, аккуратно отдалившись от него, тихонечко открываю дверь в спальню и замираю в паре шагов от кухонного проема. Судя по всему, родители не слышали моих шагов, поэтому и продолжают свой разговор, понизив голос.
— Это очень опасная работа, Андрей. Я за нее очень переживаю, — вздыхает мама.
— Я сделал все, что мог, мы не можем опекать ее всю жизнь, Еся. Она сама решила там работать. Все договоренности с этим полковником у нас были в рамках стажировки.
— Может, ты снова с ним поговоришь?
— О чем?
— Я не знаю, чтобы менее опасные дела давали…
— Есь.
По голосу чувствую, что папа в этот момент закатил глаза.
— Ладно… Может быть, ей разонравится все-таки?!
— Может…
Прижимаюсь щекой к стене, а пальчики на ногах сами собой подгибаются. Что за договоренности с полковником? О чем папа с ним договаривался? Моя стажировка была неполноценной? Как же так…
Медленно разворачиваюсь, обхватывая ладонями свои плечи, и вижу Мейхера. Он не то что вышел за мной следом, скорее, просто переступил порог спальни.
Сталкиваюсь с ним глазами. Так противно от себя самой становится в этот момент.
Мейхер сокращает расстояние между нами, не вытаскивая рук из карманов. Встает напротив меня практически вплотную.
— Все фигня, — произносит мне на ухо, а потом расплывается в улыбке, — так и будешь делать вид, что ничего не слышала? — тянет меня за руку на кухню.
Пытаюсь его притормозить, но это бесполезно. Я не обдумала услышанное, не проанализировала.
— Я очень надеюсь, что разонравится. Трупы, бандиты, кровь — все это не для нашей девочки, — сокрушается мама и резко замолкает, когда видит нас с Арсом.
Она тут же накрывает рот ладонью, а вот папа моргает, хмурится, будто пытается разгадать — глюк это или реальность. Они оба в шоке. В ужасе. Я вижу, как плещущаяся в отце ярость достигает критической отметки.
Мой пульс учащается в эту же секунду. Папа с прищуром смотрит на Мейхера, и тот не остается в долгу. Они прямо-таки играют в войнушку этими взглядами.
— Что за договоренности с полковником, пап? — решаю подать голос. Что называется, сейчас или никогда.
— Что он тут делает? — вместо ответа спрашивает отец, стреляя в Мейхера пренебрежительным взглядом.
— Вы же обещали поддержать мой выбор… Эта работа — моя мечта. Я хотела и хочу быть следователем.
Папа шумно выдыхает. Смотрит на меня. Внимательно так разглядывает.
— Мы и поддержали. Тебе кто-то мешал?
— Если бы я хотела быть под твоим крылом, пошла бы работать к Кириллу, но я хотела…
— Мы будем при нем отношения выяснять? — перебивает папа, снова недобро глядя на Арса. — Что он вообще тут делает? Снова руки распускает?
Арс кривит губы, а я в этот момент молюсь всем богам, чтобы он молчал, чтобы ничего не ляпнул, не сделал хуже.
— Руки я не распускал, Андрей Владимирович, — произносит холодно. — Но есть совет для такого идеального человека, как вы, — понижает голос, — вспомнить себя, двадцать лет назад. Там немало занимательных историй найдется, правда?
Папины щеки алеют от злости. Он прищуривается. Смотрит на Арса с таким видом, будто вот-вот его прикончит прямо на моей кухне.
Мейхер этот взгляд выдерживает, продолжая улыбаться уголками губ, засунув руки в карманы брюк.
— Что ты сказал, щенок?
— Андрей, — мама касается отцовского плеча, — поехали домой. Давай мы потом все выясним, слышишь?
— Потом? Мы, значит, поедем, а этого оставим здесь? С нашей дочкой?
— Андрей…
— На хер пошел отсюда, чтобы я тебя близко больше рядом с Майей не видел, — агрессирует папа, а я покрываюсь липким потом.
— Давайте она это как-нибудь сама решит. Без вас, — парирует Мейхер в максимально спокойном тоне, что, если честно, удивительно.
Понятия не имею, чем закончится эта перепалка, хоть вариантов и немного, но понимаю, что вся эта ситуация в данный момент очень даже на руку моим родителям, ведь мои вопросы папа проигнорировал, так удачно переключив внимание на Арса. Замечательно просто. Не нужно сейчас оправдываться за свое вмешательство в мою работу. Наоборот, можно меня упрекнуть в том, что Арс здесь. Да, мама и папа имеют на это право после всех моих жалоб на Мейхера, я сама виновата, и тем не менее…
— Это моя квартира, и я решаю, кто… — папа осекается. Встречаемся глазами.
— Андрей! — негромко возмущается мама.
Он прав, конечно, формально. Квартиру мне подарили родители, сама я не смогла бы себе купить даже самую крохотную недвижимость. Но все равно немного задевает. Раньше меня никогда и ничем не попрекали.
— Я бы с удовольствием пожал руку человеку, который его разукрасил, — продолжает папа. — Явно за дело.
Слышу в голосе отца издевку с прямым намеком на провокацию и устало прикрываю глаза, сжимая переносицу пальцами. Арс на папин выпад ничего не отвечает, замечаю только, как его улыбка становится шире, когда распахиваю веки.
В моменте радуюсь, что он игнорирует отцовские слова, а потом расстраиваюсь, потому что родители практически синхронно поднимаются из-за стола. Папа поправляет пиджак, а мама тем временем одаривает меня немного испуганным, но в то же время виноватым взглядом. Наверное, я на нее каким-то таким же смотрю.
— Я позвоню, моя Фиалочка, — бросает напоследок мама, торопливо надевая туфли.
Отец в этот момент уже вышел на лестничную клетку, ни разу на меня не взглянув и не попрощавшись. Обиделся. Имеет право, конечно, я это понимаю, но принимать не хочу. Мерзко от самой себя и ситуации в целом.
Мое настроение на нуле. Чувство вины давит на грудь, будто я лежу под бетонной плитой.
Стыдно перед папой. Я жаловалась на Арса, а теперь вот он у меня дома… Но, с другой стороны, папа тоже не прав. Так нельзя. Ни с моей работой, ни вот эти замечания про квартиру его не красят. Понимаю, что он переживает, но это не дает ему права так себя вести. Просто не дает права!
— Хорошо, — бормочу маме на ухо, касаясь ее щеки губами. — А папа?
— Отойдет. Все нормально будет. Закрой за мной дверь.
— Пока. — Щелкаю замком, до сих пор не веря, что все это по-настоящему произошло. — Что за истории двадцатилетней давности? — спрашиваю у Арса, прижимаясь щекой к закрытой входной двери.
Мейхер стоит в шаге от меня.
— Понятия не имею, — жмет плечами, подпирая стену плечом. — Я блефовал. Ну явно же что-то было, — улыбается. — Мы все косячим.