— Ты, — киваю. — Ты приехал и решил, что мы продолжаем на том, где закончили, хоть и говоришь, что начинаем заново. Ты все еще там, в прошлом.
— Я не…
Он снова хватает воздух ртом и замолкает. Смотрит в окно. Между нами образовалось расстояние в несколько шагов, и оно напрягает. Мы словно кричим сейчас друг другу с разных уголков земли.
— Если бы я забеременела после того, что случилось в моей прихожей? Что бы было?
— А ты…
— Нет! — рявкаю, уже неосознанно. — Ты не думаешь о последствиях, никогда не думал. Живешь в своем мире каком-то. А мы, мы бы сделали несчастным еще одного человека.
— Ты так видишь?
— Сейчас да. Это не игрушки. Все это не веселое приключение. Это серьезно. Все, что было, есть и будет, серьезно. Я не могу так беззаботно, как ты, смотреть на жизнь, не могу позволить себе не думать.
Осекаюсь, тяну воздух носом. Может быть, мои слова сейчас звучат кощунственно, учитывая ситуацию в его семье, но я так чувствую. Чувствую и говорю о нас с ним. Там он может быть героем, может быть злодеем, может быть кем угодно, но со мной так не нужно. Я такую жизнь для себя не выберу. Никогда.
Возможно, правильнее бы было сказать все это вслух. Проговорить ему в глаза, но я просто гоняю эти мысли в своей черепной коробке и умираю от обиды. Дикой, неконтролируемой, от которой хочется реветь, орать в голос. А он молчит. Молчит и улыбается. С грустью, да. Но меня это не успокаивает. Ни черта уже не успокаивает.
Я не вижу выхода. Не понимаю, что делать дальше. Не знаю, как из всего этого выпутаться. Я себя уже не понимаю. И боюсь. Очень боюсь совершить очередную ошибку. Боюсь пожалеть, если начну рубить с плеча, но и вывозить все это на своих плечах… Оно мне не нужно. Совсем.
— Ты злишься, агрессируешь на все. На мое прошлое без тебя. Ты меня обвиняешь, но не имеешь на это морального права. Кудяков мое прошлое, и его не изменить. Всегда так будет. Это просто факт. Прошлое не стирается, но строится будущее. А ты упорно не хочешь этого замечать!
— Ты провоцируешь. Сама.
— Чем? Тем, что говорю правду?
— Ты придумала эти тупые отношения ради траха, несла тут какую-то чушь, приплела Кудякова, на хрен? Я не понимаю. Если ты хотела меня позлить и вывести из себя, у тебя получилось, ты прекрасно знаешь, на какие точки нужно давить. И я тоже знаю, — резко разворачивается и подходит ко мне вплотную. — Если мы продолжим кусаться, то будущее, о котором ты говоришь… Его просто не существует. Для нас не существует. Ты со мной переспала. Сама этого хотела, а теперь из кожи вон лезешь, чтобы отмотать все назад, но это, Майя, так не работает. Я сотню раз говорил тебе, что я тот еще мудак и совсем не хороший человек, которого ты хочешь из меня слепить. Это так не работает. Сама прими, пожалуйста, вот это настоящее. Прими сам факт того, что прошлое назад отмотать нельзя, чтобы поступить иначе.
Задыхаюсь. Смотрю на него и не могу ничем парировать. Он прав, я жалею о том, что между нами был секс. Жалею. Потому что не к месту, слишком рано… Слишком. Я была не готова морально…
— Знаешь, что я подумал, когда тебя увидел первый раз? Больная какая-то. А потом понял, что больной и ненормальный я сам. Пытался себя кроить, подстраиваться, но бл*дь. Это так не работает. Люди если и меняются, то не кардинально. Они себя уравновешивают, но остаются самими собой, как ни крути. Я правда старался. А сейчас просто не вижу в этом смысла. Потому что не понимаю…
— Чего не понимаешь?
— Почему я могу тебя принимать такой, какая ты есть, а ты меня нет. Да, у нас разный бэкграунд, отношение к людям, жизни и прочей фигне, но…
Арс хмурится, вытаскивает сигареты и уходит на балкон.
Не иду за ним следом, зажигаю свет над столешницей и наливаю себе воды. Делаю несколько глотков и чувствую, что плачу. По щекам скользят слезы. Всхлипываю. Вытираю их, а они все катятся и катятся.
Слышу, как хлопает дверь. Вздрагиваю. Усиленно тру лицо и чувствую, что Арс уже стоит за моей спиной.
— Не плачь, — целует в макушку.
Он касается губами моих волос, а я вспоминаю нашу поездку в Питер, я тогда была без шапки, дул сильный ветер, и Арс грел меня своим дыханием. Тогда было так хорошо. А еще было просто. Страшно, но просто. Мы были подростками.
— Я тебя люблю, Майя. Наверное, как-то неправильно, жестоко, может быть, но люблю и совершенно не хочу, чтобы ты плакала и расстраивалась.
Глава 18
Арсений
Проговариваю, и становится не то что легче, просто как-то теплее. Сказать ей, что люблю, было необходимо. Это ведь и правда так. Я от нее без ума. Я на ней помешан. Мне никто кроме нее не нужен.
Она появилась в моей жизни и затмила всех. Тогда, сейчас, всегда. Она мое солнце, путеводная звезда. Без нее темно. Без нее нет нормальной жизни. Я так долго надеялся, что смогу без нее, а потом увидел в том доме и осознал, что врал себе. Врал, чтобы самосохраниться. Чтобы не сдохнуть от всей той боли, что терзала сердце, душу…
— Люблю, — произношу снова, касаясь губами ее виска. — Так сильно…
У меня в голове часто крутилось столько красивых и хороших слов в отношении нее, но я никогда ничего не озвучивал. Пару раз, может быть… А так, молчал не потому, что стеснялся, и не потому, что мужики такой фигней не страдают, просто мне всегда казалось, что они никому не нужны. Эти чертовы слова. Достаточно ведь просто любить, а не задвигать пафосные речи.
Мне казалось, что достаточно просто любить. Я понял, что могу это делать, умею, но этого оказалось слишком мало. И сейчас, видимо, ничего не изменилось.
Мне хотелось верить, что любовь — это что-то безвозмездное. Что любят не за что-то, а вопреки, или просто так. Я и сам всегда любил Майю просто за то, что она есть.
А когда видел с другими, выворачивало. Вся моя любовь превращалась в коктейль из ярости, ядром которой был страх потери. Боль от своей неидеальности и понимания, что мы разные, не подходящие друг другу. Она просто болтала с каким-то придурком, без каких-то намеков, по учебе, блин, а мне хотелось крушить все вокруг. Тотальная ревность. Болезнь. Жуткий диагноз, который я до сих пор в себе не излечил.
Когда она только заикнулась про Кудякова, она словно махнула передо мной красной тряпкой. Понимаю, что специально сказала, назло. Я ее довел. Сам. Но потушить в себе этот пожар не смог. Наговорил ей всякой хрени и уже через минуту понял, что облажался. Снова.
— Не плачь, — повторяюсь, обнимая ее крепче. Она стоит ко мне спиной, напряженная, зажатая. И осознаю, что я сам в этом виноват. Тогда и сейчас был виноват. Просто отрицал, не хотел, не мог.
— Я схожу с тобой на то мероприятие, — шепчет и опять трет лицо.
— Спасибо, — растираю ее предплечья.
Занимательный факт. Я всегда был уверен, что мне не нужна чужая поддержка, пока не встретил Майю. Она показала, что это вообще за зверь такой. Протащила по этой неведомой дорожке так быстро, что я и заметить не успел. Но в голове отложилось. Стало приемлемым, в каких-то моментах необходимым.
Я всегда был сам по себе, а потом появилась она, и все изменилось. До сих пор меняется. Эти ощущения не передать словами, но, когда с тобой рядом человек, способный разделить не только хорошие моменты, но и плохие, — это ценно.
— Спасибо, что поехала со мной сегодня, — благодарю вслух. Потому что это важно. Сейчас и всегда таким было.
Майя поворачивается, и мы сразу сталкиваемся взглядами. Приходится убрать от нее руки на эти секунды, а потом снова в нее вцепиться практически мертвой хваткой.
Это, наверное, основа наших отношений. Моих с ней. Я в нее вцепился, что тогда, что сейчас, так сильно, что дышать трудно. Ей со мной трудно. Я это знаю и всегда знал, только вот, как облегчить эту муку, не имею никакого понятия.
— Подари мне мягкую игрушку, Арс.
Майя задирает подбородок, смотрит мне в глаза. Они у нее блестят. Они мой личный омут. Мое сумасшествие.
— Чего? — на автомате уже хмурюсь, потому что, кажется, будто словил слуховой глюк.
Мы скачем с темы на тему, завершаем разговор на полуслове, а потом продолжаем через пару дней, будто только-только остановились.
— Мягкую игрушку. Ты никогда не дарил.
— Ладно, — киваю. — Завтра.
— Нет. Пусть будет сюрпризом, — прижимает ладошку к моей груди. Она у нее горячая. И нос морщит. Как всегда. Так невинно, забавно, по-родному.
— Хорошо.
— И не кури в моей квартире. Даже на балконе, — шмыгает носом, надувая губы.
— Хорошо. Бросать только не заставляй.
— Я и не собиралась. Травись на здоровье, — закатывает глаза. — А к Марату лучше поехать завтра, — произносит уже серьезно, и я вздрагиваю. — Не смотри на меня так. Тебе нужно подумать, что сказать. Орать там матом вот совсем не вариант. Ничего из этого не выйдет.
— Ну я подумаю, — притягиваю ее к себе крепче. Самому уже кажется, что вот-вот раздавлю, но не могу ничего поделать с бурей нахлынувших чувств. Вот с этой бесцеремонной необходимостью в ней.
— Задушишь, — пищит, а сама обнимает в ответ.
— Прости.
Закрываю глаза. Не дышу. Прислушиваюсь к ее дыханию, кайфую от тепла, что вырабатывает ее тело. Расслабляюсь. Все вокруг становится не то чтобы неважным, просто смазывается. Я знаю, что со всем справлюсь, если она рядом.
— Я спать хочу, — бормочет мне в щеку.
— Щас свалю. Минуту, — вжимаю ее в себя еще сильнее. Целую в висок, щеку. Зарываюсь пальцами в волосы. — Пара минут, и свалю.
Мне кажется, она улыбается. Я не вижу этого, но почему-то уверен.
Майя совершает глубокий вдох, а потом произносит:
— Можешь остаться. Только без рук. Мы просто ляжем спать.
Часто киваю. Я на все согласен. На все, что она захочет и скажет.
***
От Майи уезжаю в восемь утра. Делать этого совершенно не хочется, но тем не менее приходится. Предлагаю подкинуть ее на работу, но она настаивает на том, что доедет сама. Целуемся на прощание, прежде чем я покидаю ее квартиру.