Мне это не нравится. Может, стоит позвонить в полицейское отделение Энн-Арбор, послать кого-нибудь в дом и квартиру Бет. Я иду. И снова думаю обо всех ниточках – твоя и Дайаны «случайная» смерть, убийство Рекса и присутствие при этом Мауры, Хэнк и этот ставший таким популярным ролик, Конспиративный клуб. Я пытаюсь найти связи, провести линии, составить у себя в голове диаграммы Венна[21] по этим событиям. Но я не вижу ни пересечений, ни связей.
Может, их и нет. Так бы сказал мне Оги. Не исключено, что он прав, но, конечно, если я приму реальность таковой, это меня никуда не приведет.
Впереди я теперь вижу Вестбриджскую мемориальную библиотеку, и это рождает в моей голову одну мысль. Фасад здания выложен красным школьным кирпичом, как это делали сто лет назад. Остальная часть – современная и прилизанная. Я все еще люблю библиотеки. Я люблю их гибридные свойства – новая секция с компьютерами и книги, пожелтевшие от времени. Библиотеки для меня всегда имели атмосферу сродни церковной, тихое святилище, где почитается наука, где люди с религиозным рвением поклоняются книгам и образованию. Когда мы были детьми, отец водил нас туда по утрам в субботу. Он оставлял нас в детской и молодежной секции со строгими инструкциями вести себя прилично. Я просматривал десятки книг. Брал одну – обычно предназначенную для читателей постарше, – садился в кресло-мешок в углу и читал от корки до корки.
Я спускаюсь на два уровня в тусклое подвальное помещение. Здесь литература старой школы – ряды и ряды книг и книг, большинство более не представляют интереса для случайного посетителя библиотеки, стоят себе на алюминиевых полках. Здесь несколько удобных столов для воистину прилежных. В углу я нахожу старую комнату. Табличка рядом с ней гласит: «История города». Я наклоняю голову к двери и стучу.
Доктор Джефф Кауфман смотрит на меня, и очки падают с его носа. Они на цепочке, а потому приземляются ему на грудь. На нем плотный вязаный кардиган, застегнутый до живота. У доктора лысая макушка, а вокруг торчат клочья седых волос, словно собрались улететь с его скальпа.
– Привет, Нап.
– Привет, доктор Кауфман.
Он хмурится. Доктор Кауфман был библиотекарем и городским историком задолго до нашего приезда в Вестбридж, а когда ты ребенком называешь кого-то большого и умного «доктор» или даже «мистер», то потом, даже став взрослым, не можешь перейти на неформальное обращение по имени. Я захожу в заставленную книгами комнату и спрашиваю доктора Кауфмана, что он мне может рассказать про старую базу ракет «Найк», располагавшуюся за средней школой.
Глаза Кауфмана загораются. Ему нужно несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, потом он приглашает меня сесть на стул против него. На столе свалка черно-белых фотографий прежних дней. Я пробегаю по ним глазами в надежде найти фото базы, но ничего такого не вижу.
Доктор откашливается и начинает:
– Базы ракет «Найк» сооружались в середине пятидесятых по всему штату Нью-Джерси. Это был самый разгар холодной войны. В те времена в школах проводились учения – дети залезали под столы, как должны были делать это в случае ядерной атаки. Ты можешь в такое поверить? Словно это могло их спасти. База здесь, в Вестбридже, была построена в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году.
– Армия просто возводила базы посреди таких городков?
– Конечно. А почему нет? На сельскохозяйственных землях тоже. В те дни в Нью-Джерси было много ферм.
– А для чего именно использовались ракеты «Найк»? – спрашиваю я.
– Это были ракеты класса земля – воздух. Иначе говоря, они предназначались для воздушной обороны и должны были сбивать советские самолеты, в первую очередь их Ту-95, который мог пролететь шесть тысяч миль без дозаправки. В северной части Нью-Джерси было около десятка ракетных баз. В Санди-Хук все еще есть останки одной из них – можешь съездить посмотреть. А на той, что была в Ливингстоне, можешь себе представить – жилой район для художников. Батареи ракет располагались во Франклин-Лейкс, в Восточном Ганновере, в Морристауне.
В это трудно поверить.
– Ракеты «Найк» во все этих городах?
– Ну да. Они начали с более мелких ракет «Найк Аякс», но и эти имели длину в тридцать футов. Они находились в подземных шахтах, а на поверхность их поднимали так же, как в автомастерской поднимают машину.
– Не понимаю, как правительство могло сохранять это в тайне?
– Они и не сохраняли, – отвечает Кауфман. – По крайней мере, поначалу. – Он замолкает, откидывается на спинку стула, складывая руки на животе. – Вообще-то, эти базы процветали. В тысяча девятьсот шестидесятом году, когда мне было семнадцать, наш отряд скаутов получил приглашение на экскурсию по базе. Ты можешь в такое поверить? Предполагалось, что мысль о твоей родной ракетной базе поблизости, которая охраняет тебя от советских самолетов дальнего действия, позволит тебе спать спокойнее.
– Но потом произошли перемены? – спрашиваю я.
– Да.
– Когда?
– В начале шестидесятых. – Джефф Кауфман вздыхает и поднимается со стула. Открывает высокий архивный шкаф за своим столом. – Понимаешь, они заменили ракеты «Найк Аякс» на более крупные «Найк Геркулес». – Он достает две фотографии жутковатых белых ракет с надписью на боку: «Армия США». – Длина сорок один фут. Скорость – три Маха, то есть около двух тысяч тридцати миль в час. Дальность полета семьдесят пять миль. – Он возвращается на свое место, кладет руки на стол перед собой. – Но важнейшая перемена с ракетами «Найк Геркулес», причина, по которой они засекретили программу, была связана с боевой нагрузкой.
– И что это значит?
– Ракеты были вооружены ядерными боеголовками W31.
Это трудно вообразить.
– На них были ядерные боеголовки?..
– Прямо здесь. Боеголовки с полным вооружением. Были даже сообщения о нескольких опасных происшествиях. Одна ракета соскользнула с тележки, когда ее поднимали выше по склону холма. Упала на бетон, и боеголовка треснула. Но тот случай замолчали. В общем, программа «Найк» действовала до начала семидесятых. Центр управления в Вестбридже закрылся одним из последних. Это произошло в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году.
– И что потом? – спрашиваю я. – Я хочу знать, что стало с землей, когда они закрылись?
– В семидесятые годы интерес к чему-либо военному был невелик. Война во Вьетнаме заканчивалась. И военные просто стояли там. Большинство баз пришли в упадок. В конечном счете большую часть земли распродали. На месте ракетно-зенитной батареи в Восточном Ганновере построили кондоминиумы. Один из проездов там называется Найк-драйв.
– А база в Вестбридже?
– То, что произошло с нашей базой, немного туманнее, – улыбается Джефф Кауфман.
Я жду.
Он подается вперед и спрашивает то, чего, к моему удивлению, не спросил раньше:
– Ты не мог бы мне сказать, откуда вдруг у тебя интерес ко всему этому?
Я думал сочинить что-нибудь или заявить, что я бы предпочел не говорить об этом, но потом я решаю – никакого вреда тут не будет.
– Это связано с делом, которое я расследую.
– Какого рода дело, если ты не возражаешь?
– Да так, одна догадка, – отмахиваюсь я. – Дела давно минувших дней.
Джефф Кауфман встречается со мной взглядом:
– Ты говоришь о смерти своего брата?
Вот те на!
Я ничего не говорю – отчасти потому, что научился хранить молчание, ждать, когда другие в нетерпении нарушат его, отчасти потому, что боюсь – у меня не получится.
– Мы с твоим отцом дружили, – продолжает он. – Ты это знал?
Мне удается кивнуть.
– И Лео… – Кауфман покачивает головой, откидывается назад. Его лицо слегка бледнеет. – Он тоже интересовался историей этой базы.
– Лео приходил к вам? – спрашиваю я.
– Да.
– Когда?
– Не могу сказать точно. Несколько раз, вероятно, в течение года перед его смертью. Лео был зачарован этой базой. С ним и некоторые его друзья приходили.
– А вы их имен не помните?
– Нет, к сожалению.
– И что вы им рассказали?
– То же, что сейчас рассказываю тебе, – пожимает плечами доктор.
Мои мысли мечутся. Я снова чувствую себя потерянным.
– На панихиде по Лео я пожал тебе руку. Ты вряд ли помнишь. Там было столько народа, а ты казался совершенно потерянным. Я сказал твоему отцу.
Его слова возвращают меня к действительности.
– Сказали моему отцу что?
– Что Лео приходил ко мне и интересовался базой.
– Вы это сказали отцу?
– Ну да.
– И что он?
– Он, казалось, был благодарен. Лео – такой яркий, любознательный. Я думал, твоему отцу будет это любопытно знать, ничего другого. Я никогда не думал, что его смерть может быть связана… я хочу сказать, я и сейчас так не думаю. Вот только теперь ко мне пришел ты, Нап. И ты тоже далеко не глуп. – Кауфман поднимает на меня взгляд. – Поэтому скажи мне: тут есть какая-то связь?
Я не отвечаю ему, а говорю:
– Мне нужно знать остальную часть истории.
– Хорошо.
– Что случилось с Вестбриджской базой после закрытия программы «Найк»?
– Официально? Ее передали Министерству сельского хозяйства.
– А неофициально?
– Ты мальчишкой ходил туда?
– Да.
– В мои времена мы тоже туда ходили. Пролезали сквозь дыру в ограде. Помню, один раз мы так напились, что один из солдат отвез нас домой в армейском джипе. Мой отец запер меня дома на три недели. – Это воспоминание вызывает улыбку на его лице. – Насколько близко к базе ты подходил?
– Не очень близко.
– Вот именно.
– Не понимаю.
– Охрана при Министерстве сельского хозяйства была строже, чем при военных. – Кауфман наклоняет голову. – Почему – как ты считаешь?
Я молчу.
– А ты подумай. У тебя есть пустые военные базы. Аппарат безопасности уже отлажен. Если бы ты был правительственным агентством, которое хотело бы летать незаметно под радарами, делать что-то по секрету… Подумай, что правительственные агентства из трех букв могли бы прятать у всех на виду? И уже не в первый раз. Прежняя база ВВС в Монтоке – сколько про нее ходит всяких слухов.