– Каких слухов?
– Нацистские ученые, манипулирование сознанием, эксперименты с ЛСД, НЛО, всякая сумасшедшая дурь.
– И вы в это верите? Вы думаете, что правительство США прятало в Вестбридже нацистов и инопланетян?
– Да боже ж ты мой, Нап, они прятали здесь ядерное оружие! – Глаза Кауфмана засверкали. – Неужели так трудно предположить, что они прятали там и что-то еще?
Я молчу.
– Необязательно нацистов и инопланетян. Они могли испытывать какую-нибудь современную технологию – Управление перспективных исследовательских проектов, лазеры, дроны, изменение климата, интернет-хакерство. Неужели это кажется невероятным при такой охране?
Нет, не кажется.
Теперь Джефф Кауфман встает, начинает расхаживать по комнате.
– Я чертовски неплохой исследователь! – восклицает он. – Тогда я довольно глубоко залез в это. Я даже ездил в Вашингтон, проверял доклады и архивы. Мне удалось найти только безобидные исследования в области выращивания сельхозкультур и скота.
– И вы обо всем этом рассказывали моему брату?
– Да. Ему и его друзьям.
– Сколько их было?
– Кого?
– Сколько ребят приходило к вам с Лео?
– Пять, может, шесть. Не помню.
– Парни, девушки?
Кауфман задумывается:
– Кажется, две девушки были, но поклясться не могу. Может, и одна.
– Вы знаете, что Лео погиб не один.
– Конечно, – кивает он. – Дайана Стайлс вместе с ним. Дочь капитана.
– Дайана была одной из тех девушек, которые приходили к вам с моим братом?
– Нет.
Не знаю, что об этом подумать, да и есть ли тут о чем думать.
– Вы мне еще расскажете что-нибудь, что могло бы мне помочь?
– Помочь тебе в чем, Нап?
– Скажем, вы правы. И на базе действительно занимались чем-то сверхсекретным. А кто-то из ребят узнал об этом. Что могло бы случиться с ними?
Теперь его очередь ответить молчанием. Его нижняя челюсть отвисает.
– Что еще вы узнали, доктор Кауфман?
– Еще две штуки. – Он откашливается, откидывается на спинку стула. – Нашел имя одного из командиров. Энди Ривз. Он назывался сельскохозяйственным экспертом из Мичигана, но, когда я стал копать его предысторию, оказалось, что она довольно темная.
– ЦРУ?
– Он подходит под их шаблон. И он по-прежнему живет неподалеку.
– Вы с ним не разговаривали об этом?
– Пытался.
– И?..
– Он сказал, что на базе занимались какой-то скучной сельскохозяйственной дребеденью. Считали коров и урожаи – так он сказал.
– А что второе?
– Закрытие базы.
– Так, и когда это произошло?
– Пятнадцать лет назад, – отвечает Кауфман. – Через три месяца после смерти твоего брата и дочери Оги.
Возвращаясь к машине, я звоню Оги:
– Я только что говорил с Джеффом Кауфманом.
Кажется, я слышу вздох.
– Прекрасно.
– Он кое-что интересное рассказал о старой базе.
– Не сомневаюсь.
– Вы знаете Энди Ривза?
– Знал.
Я уже иду по городу.
– Откуда?
– Я возглавляю полицейское отделение почти тридцать лет, ты не забыл? Он командовал базой, когда на ней проводились сельскохозяйственные исследования.
Прохожу мимо нового заведения, в котором продаются только куриные крылышки. От этого запаха у меня начинается слюноотделение.
– И вы купились на это? – спрашиваю я.
– Купился на что?
– Будто они проводили сельскохозяйственные исследования.
– Да, – говорит Оги, – с большей достоверностью, чем на слухи о манипулировании сознанием. Как шеф полиции, я знал всех командиров базы. А мой предшественник знал всех, кто был при нем.
– Кауфман говорит, что тогда на базе находились ракеты с ядерными боеголовками.
– Я слышал и об этом.
– И еще он сказал, что, когда базу передали Министерству сельского хозяйства, меры безопасности там усилились, они стали надежнее охранять свои тайны.
– Не хочу обижать Кауфмана, но он преувеличивает.
– Это как?
– Базы «найков» поначалу никто вообще не прятал. Кауфман тебе об этом сказал?
– Сказал.
– И когда у военных появилось ядерное оружие, это вызвало бы ненужные подозрения, если бы они вдруг закопались под землю и стали действовать слишком скрытно. Безопасность увеличили стократно, когда появились ядерные боеголовки, но делалось все тоньше.
– А когда базы закрылись?
– Возможно, безопасность усилили, но это проходило в рамках нормального обновления техники и технологии. Появляется новая команда, привозит ограду попрочнее.
Я иду по Оук-стрит, вестбриджскому ресторанному ряду. Прохожу мимо следующих заведений, по порядку: японского ресторана, тайского, французского, итальянского, димсама[22] и чего-то, названного «Калифорнийский фьюжн». После этого – целая куча банковских отделений. Не вижу в них смысла. Никогда не видел в этих банковских отделениях ни одного клиента, только тех, кто заходит взять наличку из банкоматов.
– Я бы хотел поговорить с этим Энди Ривзом, – говорю я Оги. – Вы не можете мне это устроить?
Жду отказа, но не получаю его.
– Ладно, устрою тебе встречу с ним.
– И не собираетесь мне препятствовать?
– Нет, – отвечает Оги. – Похоже, тебе это нужно. – Он отключается.
Когда я подхожу к машине, звонит мой телефон. Идентификатор показывает: это Элли.
– Привет, – говорю я.
– Ты нам нужен в приюте.
Мне не нравится ее голос.
– Что случилось?
– Ничего. Просто приезжай как можно скорее, ладно?
Я сажусь в машину, беру портативный полицейский маячок с сиреной. Я почти никогда им не пользуюсь, но сейчас случай как раз подходящий. Ставлю его на крышу и давлю на газ.
Через двенадцать минут я уже в приюте. Быстро иду внутрь, поворачиваю налево и чуть не бегу по коридору. Элли ждет у дверей своего кабинета. Судя по выражению ее лица, случилось что-то чрезвычайное.
– Что? – спрашиваю я.
Элли молчит, предпочитает жестом пригласить меня в кабинет. Я поворачиваю ручку, открываю дверь и заглядываю внутрь.
В комнате две женщины.
Ту, что слева, я не узнаю. Другая… у меня уходит секунда, чтобы обработать визуальную информацию. Она состарилась, но сохранилась неплохо, лучше, чем я мог бы предположить. Пятнадцать лет обошлись с ней по-дружески. Я спрашиваю себя, были ли эти годы отданы трезвости и йоге. Или чему-то вроде того. По крайней мере, впечатление такое.
Наши глаза встречаются. Я молчу. Стою и смотрю.
– Я знала, что к вам все и вернется, – произносит она.
Я возвращаюсь на пятнадцать лет назад – стою на улице напротив ряда домов, женщина, в плохо сидящем летнем платье, идет по улице, пошатываясь.
Это Линн Уэллс. Мать Мауры.
Глава шестнадцатая
Я не теряю времени:
– Где Маура?
– Закройте дверь, – говорит женщина.
У нее волосы морковного цвета, такого же оттенка помада. На ней сшитый на заказ серый костюм и блузка с рюшами. Я не специалист по моде, но ее одежда выглядит дорогой.
– И вы?.. – Я поворачиваюсь и, протягивая руку к двери, закрываю ее.
Элли коротко кивает мне.
– Меня зовут Бернадетт Гамильтон. Я подруга Линн.
У меня такое ощущение, что они больше чем друзья, хотя мне это до лампочки. Сердце мое так колотится – я не сомневаюсь, что они видят это под рубашкой. Я смотрю на миссис Уэллс, готовый повторить свой вопрос с большей требовательностью, но тут что-то останавливает меня.
«Умерь пыл», – говорю я себе.
У меня к ней, конечно, миллион вопросов, но еще я понимаю, что для получения наилучших результатов при допросе требуется почти сверхъестественное терпение. Миссис Уэллс пришла ко мне, а не наоборот. Она меня нашла. Она даже использовала Элли в качестве посредника, чтобы не появляться в моем офисе или у меня дома. Чтобы не оставлять следов в телефонной сети. Все это потребовало усилий.
Очевидный вывод? Ей что-то от меня понадобилось.
Так что пусть говорит. Нужно позволить ей выдать что-то без моих вопросов. Надо успокоиться. Таков мой обычный модус операнди. Нет нужды его менять только из-за того, что это личное дело. Не волноваться. Не задавать вопросов. Не давать подсказок и не выставлять требований.
«Пока еще рано. Не торопись. Планируй».
Но одно, Лео, я знаю точно: миссис Уэллс ни в коем случае не покинет эту комнату, не сказав мне, где Маура.
Я стою и жду, чтобы она сделала первый ход.
Наконец она говорит:
– Ко мне приходила полиция.
Я молчу.
– Они сказали, что Маура, вероятно, замешана в убийстве полицейского.
Я по-прежнему молчу. Наконец она спрашивает:
– Это правда?
Я киваю. Вижу, как ее подруга Бернадетт прикасается пальцами к руке миссис Уэллс.
– Вы и вправду думаете, что Маура может быть замешана в убийстве? – спрашивает Линн Уэллс.
– Вероятно, да, – отвечаю я.
Ее глаза открываются чуть шире. Я вижу, как пальцы подруги крепче сжимают ее руку.
– Маура никого не могла бы убить. Вы это знаете.
Я проглатываю саркастический ответ и по-прежнему храню молчание.
– Женщину-полицейского, которая ко мне приходила, зовут Рейнольдс. Она откуда-то из Пенсильвании. Она сказала, что вы помогаете следствию? – Миссис Уэллс произносит это как вопрос. И опять я не заглатываю наживку. – Я не понимаю, Нап, почему вы расследуете убийство в другом штате?
– Лейтенант назвала вам имя убитого?
– Нет, она только сказала, что это был полицейский.
– Его зовут Рекс Кантон. – Я не свожу взгляда с ее лица. – Вам это имя ничего не говорит?
Миссис Уэллс думает.
– Нет, ничего.
– Рекс учился с нами в одном классе.
– В вестбриджской школе?
– Да.
Цвет начинает сходить с ее лица.
К черту терпение! Иногда их можно застать врасплох неожиданным вопросом:
– Где Маура?
– Не знаю, – отвечает Линн Уэллс.
Я вскидываю правую бровь, предлагаю ей самое недоверчивое из моих выражений.