но тут замечаю, что в дверях стоит Боб и наблюдает за мной с недоуменным выражением лица.
Придется подождать.
– Что?! – кричу я в телефон.
– Я наконец связался с Энди Ривзом, – сообщает мне Оги.
«Сельскохозяйственный» командир военной базы.
– Ну?
– Ты знаешь таверну «Ржавый гвоздь»?
– Это такой дешевый бар в Хакенсаке?
– Прежде был такой. Он будет ждать тебя там через час.
Глава двадцатая
Я делаю копию видео самым нетехнологичным, зато самым простым способом. Просто проигрываю пленку на маленьком экране камеры и включаю запись на моем смартфоне. Качество не такое ужасное, как я опасался, но и никаких кинематографических призов я за это не получу. Загружаю копию видео на мое «облако», а потом для гарантии отправляю копию на один из моих электронных адресов.
Послать ли копию еще кому-нибудь – для вящей надежности?
Вопрос только – кому? Может быть, Дэвиду Рейниву, но вдруг его выследят? Да, я чрезмерно осторожен и не хочу подвергать его опасности. Элли я не могу отправить копию по той же причине. Кроме того, я должен все обдумать. Мне необходимо решить, каким будет мой следующий шаг.
Очевидный ответ – Оги, но опять же: хочу ли я отправить на его компьютер копию без всякого предостережения?
Я звоню Оги.
– Ты еще не в «Ржавом гвозде»? – спрашивает Оги.
– Еду. Я посылаю вам видео.
Я рассказываю ему о приходе ко мне Дэвида Рейнива и все остальное. Оги молчит. Я заканчиваю, спрашиваю, слышит ли он меня.
– Не отправляй мне на работу, – предупреждает он.
– Хорошо.
– У тебя есть адрес моего личного ящика?
– Есть.
– Отправь туда. – Наступает долгая пауза, потом Оги откашливается и спрашивает: – Дайана… ты сказал: ее нет на пленке?
Я всегда слышу изменения в его голосе, когда он произносит имя Дайаны. Я потерял тебя, Лео. Брата. Близнеца. Ужасно, конечно. Но Оги потерял единственного ребенка. Каждый раз, когда он произносит имя Дайаны, голос его мучительно хрипит, словно кто-то молотит его кулаками, когда он говорит. Каждый слог отзывается новой болью.
– Я не видел и не слышал Дайаны, – отвечаю я. – Но качество пленки оставляет желать лучшего. Может, вы найдете что-то, чего не заметил я.
– Я по-прежнему думаю, что ты идешь ложным путем.
Я несколько секунд размышляю над его словами.
– И я тоже.
– И что?
– Выбора у меня сейчас нет. Поэтому я останусь на этом пути, посмотрю, куда он выведет.
– Похоже на план.
– Хотя и не лучший.
– Да, не лучший, – соглашается Оги.
– Что вы сказали Энди Ривзу? – спрашиваю я.
– О тебе?
– О причинах моего желания встретиться.
– Ни слова. А что я мог сказать? Я и сам не знаю.
– Это часть моего плана, – говорю я. – Того, что не лучший.
– Но лучше, чем вообще никакого, наверное. Я посмотрю запись. Позвоню тебе, если увижу что-нибудь.
«Ржавый гвоздь» отремонтировали – покрыли виниловым сайдингом кедрового оттенка, поставили красного цвета дверь. Я паркуюсь. Слева и справа – желтый «форд-мустанг» с номером «чердер-слоко» и некий гибрид автобуса и фургона, с надписью на борту: «Дом престарелых округа Берген». Не знаю, что имел в виду Оги, когда говорил, что заведение прежде было дешевым баром. Снаружи он, на мой взгляд, таким и остался. Единственное изменение, которое я замечаю, – это длинный пандус для кресел-каталок. Раньше его не было. Я поднимаюсь по ступенькам, открываю тяжелую красную дверь.
Первое, что бросается в глаза: клиенты заведения – в возрасте.
В весьма солидном возрасте. По моей прикидке, в среднем около восьмидесяти. Вероятно, их привезли из дома престарелых. Занятно. Старики совершают коллективные вылазки в супермаркеты, на ипподромы, в казино.
Так почему не в таверны?
Второе, что я вижу: в середине зала претенциозный белый рояль с серебристой окантовкой – вещь, которую сам Либераче[25] назвал бы слишком кричащей, – и вазой для чаевых. Так и представляю себе концерт Билли Джоэла и чуть ли не воочию вижу «писателя из агентства недвижимости» и моряка Дейви, которые нянчат стаканчики с виски в руках[26]. Но никого, подпадающего под эти описания, я не вижу. Зато вижу множество ходунков, тростей и кресел-каталок.
Пианист наигрывает «Sweet Caroline». Без этой песни не обходится ни одна свадьба, ни одно спортивное мероприятие, ее любят одинаково дети и взрослые. Престарелые клиенты с энтузиазмом подпевают. Делают это не в такт, фальшивят, но им все равно. Милая сценка.
Я точно не знаю, кто из них Энди Ривз. Представлял себе человека лет шестидесяти пяти, коротко остриженного, с военной выправкой. Некоторые из стариков, пожалуй, соответствуют такому образу. Я вхожу в зал. Теперь замечаю нескольких здоровенных молодых парней, они стреляют глазами, как охранники, и я решаю, что это бармены или, может быть, помощники стариков.
Пианист поднимает голову, смотрит на меня и кивает. У него нет ни короткой стрижки, ни военной осанки. Пушистые светлые волосы и бледное лицо, словно после химического пилинга, как я себе представляю этот процесс. Он кивком подзывает меня сесть у рояля, а толпа стариков громко поет: «Там-там-там, еще никогда не было так хорошо».
«Так хорошо, так хорошо, так хорошо…»
Я сажусь. Один из стариков обнимает меня за плечи, желая, чтобы я присоединился к пению. Без энтузиазма подпеваю: «Я всегда думал…» – и жду, что кто-нибудь, предпочтительно Энди Ривз, подойдет ко мне. Напрасные ожидания. Я оглядываю зал. Вижу плакат с четырьмя счастливейшего и здоровейшего вида стариками перед рекламой «Виагры», и на груди у каждого слова: «Во вторник днем бинго – порция выпивки за $3». У бара несколько человек – как я понимаю, помощники-бармены – наливают что-то красное в пластиковые стаканчики.
Когда «Sweet Caroline» заканчивается, старики одобрительно улюлюкают. Я чуть ли не с нетерпением жду следующей песни, наслаждаясь этой квазинормальной обстановкой, но пианист с пушистыми волосами встает и объявляет короткий перерыв.
Старики бурно выражают недовольство.
– Пять минут, – повторяет пианист. – Ваша выпивка у стойки бара. Придумывайте ваши пожелания.
Это их немного успокаивает. Пианист вынимает деньги из сосуда, похожего на здоровенный стакан для бренди, подходит ко мне и говорит:
– Детектив Дюма?
Я киваю.
– Я Энди Ривз.
Первое, что я замечаю: говорит он чуть с придыханием или сипловато.
Он садится рядом со мной. Я пытаюсь угадать его возраст. Несмотря на ту причудливую косметическую операцию, после которой его лицо отливает блеском, ему не больше пятидесяти пяти, правда и военная база закрылась всего пятнадцать лет назад. С какой стати он должен быть старше?
Оглядываю зал.
– Это место… – говорю я.
– Что с ним не так?
– Оно кажется мне таким далеким от Министерства сельского хозяйства.
– Отдаю ли я себе отчет в этом? – Он разводит руками. – Что я могу сказать? Мне потребовались перемены.
– Значит, вы больше не работаете на правительство?
– Ушел в отставку… Когда?.. Семь лет назад. Проработал в Министерстве сельского хозяйства двадцать пять лет. Получил неплохую пенсию, а теперь отдаюсь моей страсти.
– Игре на рояле?
– Да. Я имею в виду – не здесь. А здесь… понимаете, с чего-то ведь нужно начать.
Я вглядываюсь в его лицо. Цвет кожи – от алкоголя или солярия, не от солнца. У линии волос я вижу тоненькую линию очень белой кожи.
– Верно, – киваю я.
– У нас в прежнем вестбриджском офисе был рояль. Я играл там все время. Помогало расслабиться, когда становилось невмоготу на работе. – Ривз устраивается поудобнее на стуле и сверкает зубами, такими большими и ослепительными, что они вполне могут сравниться с клавишами рояля. – Так чем могу быть вам полезен, детектив?
Я сразу беру быка за рога:
– Какую работу вы вели на военной базе?
– На военной базе?
– Именно. В пусковом центре ракет «Найк».
– Да, я знаю. – Он почтительно покачивает головой. – Ну и история у этого местечка, правда?
Я молчу.
– Но все это закончилось за несколько лет до нашего вселения туда. Мы были офисным комплексом, а не военной базой.
– Офисным комплексом Министерства сельского хозяйства, – уточняю я.
– Верно. Наша задача состояла в том, чтобы обеспечивать лидирующее положение в сельском хозяйстве за счет грамотного использования природных ресурсов, развития сельских регионов, регулировать снабжение продовольствием, а также решать смежные вопросы, основываясь на разумной государственной политике, последних научных достижениях и эффективном менеджменте. – Он говорит, как по заученному, вероятно, потому, что так оно и есть.
– А почему там?
– Что?
– У Министерства сельского хозяйства офис на Индепенденс-авеню в Вашингтоне, округ Колумбия.
– Штаб-квартира – да. Мы были отделением.
– Но почему там, в лесу?
– А почему нет? – Он поднимает ладони к потолку. – Отличное место. Часть работы, что мы проделали, – нет, я не хочу хвастаться или делать вид, будто она более значима, чем на самом деле, – но некоторые из наших исследований имеют высшую степень секретности. – Он подается ко мне. – Вы когда-нибудь видели фильм «Поменяться местами»?
– Эдди Мёрфи, Дэн Эйкройд, Джейми Ли Кёртис, – говорю я.
Он очень доволен тем, что я знаю этот фильм.
– Он самый. Если вы помните, братья Дьюк пытались завоевать рынок апельсинового сока, помните?
– Помню.
– А помните как? – Ривз улыбается, видя по моему лицу, что я помню. – Братья подкупают правительственного чиновника, чтобы получить заранее копию месячного отчета Министерства сельского хозяйства. Министерства сельского хозяйства, детектив Дюма. Это про нас. Многие наши исследования были крайне важны. Нам требовались конфиденциальность и надежная охрана.