– Лео мог ей сказать, – возражаю я.
– Нет.
– Нет?
– И опять: придерживайся фактов, Нап. Если ты будешь исходить из них, то придешь к выводу, как пришел я, что Дайана ничего не знала.
– Я потерял нить ваших рассуждений, – говорю я.
– Все просто. – Оги смотрит мне в глаза. – Лео сказал тебе о вертолете?
Я открываю рот и молчу. Понимаю, к чему он клонит. Задумчиво покачиваю головой.
– А твоя подружка Маура? Она присутствует на записи?
– Да.
– Маура тебе сказала?
– Нет, – отвечаю я.
– Теперь у нас имеются данные токсикологических анализов.
Я знаю, о чем говорят данные анализов: в организмах погибших обнаружены галлюциногены, алкоголь и марихуана.
– И что с этими данными? – спрашиваю я.
Оги пытается говорить убедительно, «только факты, мадам», но от боли в его голосе появляется хрипотца.
– Ты много лет знал мою дочь.
– Да.
– Ты бы, наверное, мог даже сказать, что вы дружили.
– Да.
– Фактически, – теперь он говорит, как адвокат при перекрестном допросе, – ты свел Дайану и Лео.
Это не совсем точно. Да, я поучаствовал в их сближении, но никак их не сводил, но сейчас неподходящее время заниматься толкованием слов.
– Вы что хотите сказать, Оги?
– Все отцы наивны, когда речь идет об их дочерях. Я, вероятно, ничем не отличался от других отцов. Я думал, солнце всходит и заходит для этой девочки. Дайана осенью играла в футбол. Она была чирлидером зимой. Она активно участвовала во всех мероприятиях за пределами программы. – Оги подается ближе к свету. – Я – коп, а не глупец. Я понимаю: ничто из этого не может гарантировать, что мой ребенок не попробует наркотики, не попадет в беду. Но скажи мне, Дайана так уж любила вечеринки?
Мне даже не нужно обдумывать его вопрос.
– Нет.
– Нет, – повторяет Оги. – А спроси Элли. Спроси ее, как часто Дайана употребляла наркотики или выпивала до… – Он замолкает. Закрывает глаза. – Но тем вечером, когда за ней приходит Лео, я здесь. Открываю ему дверь. Пожимаю ему руку, и я вижу это.
– Что?
– Он накурился. И уже не в первый раз. Я хочу сказать что-нибудь. Не выпускать ее за дверь. Но Дайана смотрит на меня умоляющим взглядом. Ты знаешь каким – что-то вроде: «Не устраивай сцену, папа». И я не устраиваю. Отпускаю ее.
Оги говорит эти слова, а сам весь там. Пожимает тебе руку, смотрит на свою дочь, видит гримаску на ее лице. Это «что, если», это самобичевание никогда не покидает его.
– И вот теперь, когда нам известны все факты, скажи мне, Нап: что вероятнее – огромный заговор с участием агентов ЦРУ, которые… ну, не знаю, похищают двух подростков, потому что один из них неделей раньше снял на пленку вертолет, – и если в ЦРУ знали об этом, то почему ждали неделю, а не убили их сразу? – тащат их обоих через весь город на железнодорожные пути и толкают под несущийся мимо поезд? Или, скорее, девушка пошла погулять с мальчиком, которому нравилось напиваться и обкуриваться. Они перебрали. Вспомнили легенду про Джимми Риччио и вместе, счастливые, попытались перепрыгнуть через пути перед идущим поездом, но чуть просчитались? – Он смотрит на меня и ждет.
– Вы многое опускаете, – говорю я.
– Нет, Нап, это ты привносишь много чего лишнего.
– У нас есть Рекс. У нас есть Хэнк…
– Пятнадцать лет спустя.
– …и вы знаете, что Маура спряталась в ту ночь, Элли говорила вам об этом. Почему вы мне не сказали?
– Когда я должен был сказать тебе? Ты был восемнадцатилетним мальчишкой. Сказать, когда тебе исполнилось девятнадцать? Когда ты закончил академию? Или когда тебя повысили и перевели в округ? Ни к селу ни к городу я должен был сказать тебе: твоя прежняя подружка не хотела возвращаться домой, а потому осталась у Элли?
Неужели он это серьезно?
– Маура была напугана и пряталась. – Я пытаюсь не кричать. – Пряталась от того, что случилось той ночью, когда были убиты Лео и Дайана.
– Ты должен оставить это дело, – качает головой Оги. – Ради всех нас.
– Да, я все время слышу это.
– Я люблю тебя, Нап, – говорю искренно. Я тебя люблю… нет, не скажу «как сына». Это было бы слишком самонадеянно. А еще оскорбительно для тех отношений, которые были у тебя с отцом, замечательным парнем, его мне очень не хватает. И это было бы оскорбительно для моей маленькой девочки. Но я тебя люблю. Я изо всех сил старался быть для тебя хорошим наставником, хорошим другом.
– Вы были тем и другим, и даже больше.
Оги откидывается на спинку стула. Его стакан пуст. Он отодвигает его от себя.
– У всех нас не так много людей, которые нам по-настоящему дороги. Я бы не вынес, если бы что-то случилось… Ты молод, Нап. Ты умен. Ты добр и щедр, ты… черт, я говорю, как на онлайновой службе знакомств.
Теперь он улыбается. Я улыбаюсь ему в ответ.
– Ты должен жить дальше. Независимо от ответа, ты встал на пути у очень опасных людей. Они прикончат тебя, меня. Ты слышал Ривза? Он убьет всех, кто тебе дорог. Скажем, ты прав, а я ошибаюсь. Скажем, они видели что-то и – не знаю – они убили Дайану и Лео. За что? Думаю, чтобы заткнуть им рот. А теперь, скажем, они ждали пятнадцать лет – почему они ждали? И опять не знаю, но они наняли киллера, и тот всадил две пули в затылок Рексу. Они растерзали Хэнка и удобненько списали это на интернет-ролик. Это тебе кажется более логичным, чем моя теория о том, что ребята накололись и напились? Не знаю, может быть. Но, скажем, Ривз и его люди и в самом деле такие ужасные и опасные, они поубивали столько народа. Скажем, твоя гипотеза верна.
Я киваю.
– Забудь про себя и меня, Нап. Ты не думаешь, что они придут за Элли, чтобы остановить нас? Или за двумя ее девочками?
Я представляю себе Ли и Келси. Вижу их улыбающиеся мордашки, слышу их, чувствую, как они обнимают меня.
Это заставляет меня притормозить. Я несся вниз по склону с головоломной скоростью, но после слов Оги я чуть натягиваю поводья. Пытаюсь вспомнить, что говорил себе прежде. Не действовать поспешно. Думать и взвешивать.
– Уже поздно, – говорит Оги. – Сегодня уже ничего не случится. Иди спать. Поговорим утром.
Глава двадцать четвертая
Я отправляюсь домой, но мне не уснуть.
Я думаю о словах Оги, о возможной опасности для Элли и не знаю, что мне с этим делать. Легко сказать, что меня не запугать, но приходится еще и быть прагматичным. Каковы шансы на то, что мне удастся расследовать это дело?
Шансов мало.
Каковы шансы на то, что я не только узнаю правду о смерти Лео и Дайаны, но и найду свидетельства, которые позволят предъявить обвинения виновным? Я уж не говорю – добиться приговора.
Шансов еще меньше.
А с другой стороны, каковы шансы на то, что из-за моей слепой решимости завершить эту миссию пострадаю я сам или кто-то близкий мне?
Это уже вопрос риторический.
Стоит ли дразнить медведя?
Я не знаю. Возможно, мудрее будет забыть обо всем. Ты умер, Лео. Что бы я ни сделал, какой бы ужас ни откопал, воскресить тебя я не смогу. Ты останешься мертвым. Умом я это понимаю. И все же…
Я открываю браузер на своем ноутбуке. Ввожу имя Энди Ривз, название штата Нью-Джерси, потом добавляю слово «рояль». Мне сразу же везет:
Добро пожаловать на страничку поклонников пианиста Энди!
Страничка поклонников. Я кликаю по ссылке. Да, Энди Ривз, почти как любой исполнитель, имеет свой сайт. На домашней странице его фотография, чуть размазанное изображение. На Энди что-то похожее на блейзер с блестками.
Всемирно известный пианист Энди Ривз – талантливый вокалист, комик и всесторонний артист, которого любящие его люди называют «Другой Пианист»…
Бог мой!
Я прокручиваю страницу. Энди «изредка» принимает приглашения на «элитные» частные мероприятия – «свадьбы, корпоративные праздники, дни рождения и бар-/бат-мицвы[30]. Взрыв посреди страницы гласит:
Хотите вступить в клуб поклонников Другого Пианиста? Свяжитесь с нами!
Под этим – окно, куда надо ввести электронный адрес. Не уверен, стоит ли.
Слева столбиком кнопки: «Домашняя страница», «Биография», «Фотографии», «Список песен», «Расписание»…
Кликаю по «Расписанию». Прокручиваю до настоящего времени. Его выступление в «Ржавом гвозде» должно было закончиться в шесть вечера. После этого у него было запланировано еще одно выступление в клубе под названием «Красавчик-Супер», начиная с десяти вечера до полуночи.
Звонит мой телефон. Послание от Элли:
Не спишь?
Мой большой палец начинает скакать по клавиатуре:
Всего десять.
Хочешь прогуляться немного?
Конечно. Заскочить к тебе?
Бегут маленькие точечки. Потом появляется ответ от Элли:
Уже иду. Встречай меня на парковке средней школы.
Пять минут спустя я заезжаю на пустую школьную парковку. Элли и Боб живут поблизости. Как и большинство школьных парковок, эта хорошо освещена, но Элли я не вижу. Я паркуюсь и выхожу из машины.
Слева классическая школьная игровая площадка. Качели, горки, стенки, лестницы, турники, вокруг все обсыпано мягкой мульчей.
– Я здесь. – Элли сидит на качелях. Она отталкивается ногами, но только чуть-чуть, так что создается впечатление комфортного покачивания, не имеющего никакого отношения к настоящим качелям.
Я иду к ней, и кедровый запах мульчи становится все сильнее.
– У тебя все в порядке? – спрашиваю я.
Элли кивает:
– Просто пока не хотела идти домой.
Не знаю, что ей сказать на это, потому отделываюсь кивком.
– Маленькой я любила детские площадки, – говорит Элли. – Помнишь такую игру – четыре квадрата?
– Нет, – отвечаю я.
– Не важно. Я глупости несу. Но я сюда часто прихожу.
– На эту игровую площадку?