– По вечерам, – кивает она. – Сама не знаю почему.
– Я не знал. – Я сажусь на соседние качели.
– Да, мы многое узнаём друг о друге, – произносит Элли.
Я задумываюсь над ее словами.
– Не совсем.
– Ты что имеешь в виду?
– Ты обо мне знаешь все, Элли. Если я тебе не сказал про Трея, ну что ж, ты и так поняла – это моих рук дело.
– Да, я поняла.
– И в другие разы. С Роско, Брендоном. И я забыл имя бойфренда Алисии.
– Колин.
– Да.
– Так что ты знаешь обо мне все. Абсолютно все.
– Ты хочешь сказать, что обо мне ты всего не знаешь?
Я не отвечаю.
– Справедливо, – вздыхает Элли. – Я тебе не говорю всего.
– Ты мне не доверяешь?
– Это не так. Но всем разрешается иметь тайны. Мне не следовало говорить тебе про Боба, потому что теперь ты его возненавидишь и будешь думать, как бы его отколошматить.
– Есть немного, – признаюсь я.
– Не надо, – улыбается Элли. – Ты не понимаешь. Боб тот самый человек, которым ты восхищался утром.
Я не соглашаюсь, но не вижу смысла спорить с ней.
Элли смотрит на ночное небо. На нем рассыпана горсть звезд – и ощущение, что появятся еще.
– Мать Мауры сообщила: человек на фотографии, что ты прислал, тот самый, который допрашивал ее. Человек с бледной кожей и сиплым голосом.
Я не удивлен.
– Я видел его сегодня днем.
– Кто он?
– Его зовут Энди Ривз. – Я показываю кивком на Тропу. – Он возглавлял базу, когда погибли Лео и Дайана.
– Ты говорил с ним?
Я киваю.
– Он что-нибудь сказал?
– Он грозился убить всех, кого я люблю. – Я смотрю на нее.
– Еще один человек, который предлагает тебе забыть, – говорит Элли.
– Предлагает?
Она пожимает плечами.
– Ну да, – говорю я, – присоединиться к тебе и Оги.
– Оги. Вот еще один, кого ты любишь.
Я киваю.
– И ты планируешь это?
– Отказаться от дела?
– Да.
– Планирую.
Элли смотрит на Тропу. Прищуривается.
– Что? – спрашиваю я.
– Я, наверное, передумаю.
– И это значит?..
– Я не считаю, что ты теперь можешь отказаться.
– Могу, если иначе опасность будет грозить тебе или девочкам.
– Нет, наоборот.
– Не понимаю, – качаю я головой.
– Я помню – это я сказала тебе, что ты должен забыть. Но все случилось до того, как этот скользкий тип стал угрожать моим детям. Теперь я не хочу этого. Если мы забудем, он всегда будет где-то здесь. Я всегда буду оглядываться через плечо.
– Если я забуду, он тебя не потревожит.
– Верно, – саркастически произносит Элли. – Скажи об этом Рексу и Хэнку.
Я мог бы возразить, что Рекс и Хэнк были для них прямой угрозой – свидетелями посадки вертолета на базе пятнадцать лет назад, но я не думаю, что ее это убедит. Я понимаю, что она имеет в виду. Элли не хочет жить в страхе. Она хочет, чтобы я позаботился об этом, но не хочет знать как.
Элли теперь отталкивается ногами сильнее. Качели уходят далеко назад, и она, используя инерцию, изящно спрыгивает, когда качели меняют направление, она даже торжествующе поднимает руки, как гимнастка в финальном прыжке. Я ее очень люблю, но при этом впервые понимаю, что все еще не знаю ее, а от этого люблю еще сильнее.
– Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, – говорю я.
– Я знаю.
Вспоминаю расписание, которое видел чуть раньше на сайте «Энди Другой Пианист». Он будет в клубе «Красавчик-Супер».
Я отправлюсь туда и открыто поговорю с ним.
– И еще одно, – произносит Элли.
– Что?
– Возможно, у меня есть наводка относительно местонахождения Бет Лэшли. Когда мы учились в школе, ее родители купили маленькую органическую ферму в Фар-Хиллз. У моей кузины Мерл там дом. Я попросила ее подъехать и постучать в дверь. Она сказала, что съездила, но калитка в ограде была заперта.
– Это еще ничего не значит.
– Возможно. Я прокачусь туда завтра и дам тебе знать.
– Спасибо.
– Не за что. – Элли делает глубокий вздох и смотрит на школу. – Тебе тоже кажется, что мы учились здесь очень давно?
Я смотрю на школу вместе с ней.
– В другой жизни, – отвечаю я.
– Пожалуй, мне пора, – усмехается Элли.
– Тебя подвезти?
– Нет, – отвечает она. – Хочу прогуляться.
Глава двадцать пятая
«Красавчик-Супер» подает себя как «элитное обозрение мужских эротических танцев для дам высокого стиля», потому что никто больше не говорит «стриптиз-бар». Сегодня главный исполнитель – Дик Шафтвуд. Подозреваю, что это псевдоним. Я нахожу желтый «форд-мустанг» в дальнем углу парковки. Входить внутрь не имеет смысла. Поэтому я паркуюсь в таком месте, откуда вижу выходы и «мустанг». На парковке два автобуса и несколько больших фургонов, – возможно, сюда приезжают группы туристов.
Я узнаю́ нечто очевидное, наблюдая входящих и выходящих клиентов. Женщины не приходят сюда одни. Я не вижу ни одной дамы, которая вышла бы или вошла в дверь без сопровождения, как обычно делает мужчина, посещающий стрип-клуб. Женщины приходят группами, обычно большими, веселыми, и уже подшофе. Многие, если не все, похоже, приехали «на девичник», что объясняет наличие автобусов и больших фургонов. Ну как же, они несут ответственность за развлечение с профессиональным водителем – обычный секс, оральный, анальный.
Уже поздно. Женщины, выходящие теперь из дверей, отвратительно пьяны – орущие, с заплетающимися ногами, неопрятные, они падают друг на дружку, но остаются стоять тесной группкой, чтобы упавшая присоединилась к общему стаду, и только после этого идут дальше. Появляются несколько мужчин-стриптезеров. Даже одетые, они отличаются от других. Они все хмурые. У них эта важная походка – «держи жопу выше», «привет, братуха». На большинстве – свободного покроя фланелевые рубашки, почти расстегнутые: белые треугольники на груди сверкают блестками в свете уличных фонарей.
Я не могу взять в толк, зачем клубу «Красавчик-Супер» потребовался пианист, но быстрая проверка на веб-сайте моего телефона – кстати, у клуба «Красавчик-Супер» есть собственная программа – показывает, что они предлагают «тематические мероприятия» включая некие «гламурные впечатления» с танцорами в смокингах, двигающимися под старую классику на «рояле „Стейнвей“».
Лео, я не собираюсь быть им судьей.
Энди Ривз, облаченный в смокинг, выходит вскоре после полуночи. У меня в этой ситуации нет оснований начинать издалека или умничать. Я выхожу из своей машины и иду к его «мустангу». Когда Ривз видит меня, на лице у него отнюдь не радостное выражение.
– Что вы здесь делаете, Дюма?
– Называйте меня моим псевдонимом, – говорю я. – Дик Шафтвуд.
Ему это не кажется смешным.
– Как вы меня нашли?
– Ваш сайт помог. Я член клуба поклонников Другого Пианиста.
И это тоже не кажется Ривзу смешным. Он ускоряет шаг.
– Мне вам нечего сказать. – Потом, подумав, произносит: – Если только вы не принесли мне пленку.
– Не принес, – отвечаю я. – Но я уже наелся, Энди.
– И что это значит?
– Это значит, что либо вы все мне выкладываете, либо я прямо сейчас рассылаю эту запись. – Я держу телефон так, будто мой большой палец готов нажать клавишу «отправить». Я блефую. – Начну с моего приятеля в «Вашингтон пост», а дальше пойду по адресам.
Глаза Ривза мечут кинжалы.
Я издаю вздох.
– Ну, как хотите. – Я делаю вид, что нажимаю кнопку.
– Постойте!
Мой палец замирает в готовности.
– Если я скажу вам правду о базе, вы даете слово забыть об этом?
– Да, – говорю я.
Он делает шаг ко мне.
– Вы должны поклясться памятью брата.
Ривз совершает ошибку, втягивая тебя в это дело, но я и в самом деле клянусь. Я мог бы внести в это оговорку. Мог бы сказать ему, что, если он или его шестерки причастны к смерти моего брата, я не только запою, как певучая канарейка, но лично приложу усилия к тому, чтобы каждый из них в отдельности и все они вместе понесли наказание.
Клятва эта для меня ничего не значит.
– Хорошо, – соглашается Энди Ривз. – Пойдемте поговорим где-нибудь.
– Меня устраивает и здесь.
Он оглядывает парковку подозрительным взглядом. Видит нескольких посетительниц на нетвердых ногах, но вряд ли кто-то из них способен что-то подслушать. И все же он большую часть жизни работал в каком-то секретном правительственном учреждении, ЦРУ или еще где-то, так что мне понятна его подозрительность.
– Давайте хотя бы сядем в мою машину, – предлагает Ривз.
Я выхватываю ключ из его руки и сажусь на пассажирское сиденье. Он садится на водительское. Теперь мы оба смотрим вперед. Перед нами ограда прежней военной тюрьмы, знавшая лучшие дни. Несколько деревянных столбов либо отсутствуют, либо треснули, словно зубы бродяги после многочисленных драк.
– Я жду, – говорю я.
– Мы не были отделением Министерства сельского хозяйства, – начинает Ривз. После этих слов он замолкает.
– Да, я вроде как дошел до этого своим умом, – напоминаю я.
– Тогда все остальное просто. То, что происходило на базе, имеет высшую степень секретности. Теперь вы это знаете. Я это подтверждаю. Этого должно быть достаточно.
– И в то же время нет, – говорю я.
– Мы не имеем никакого отношения к смерти вашего брата и Дайаны Стайлс.
Я смотрю на него весьма и весьма выразительно: «Ближе к делу». Энди Ривз театрально взвешивает свой следующий шаг. Он заставляет меня снова поклясться никому не говорить ни слова, никогда, потому что он в любом случае будет все отрицать, и ничто из сказанного им не должно выйти за пределы салона машины. В общем, ты понимаешь.
Я соглашаюсь со всем этим, и теперь мы можем идти дальше.
– Вы знаете, о каком временно́м периоде мы говорим, – продолжает Энди Ривз. – Пятнадцать лет назад. После одиннадцатого сентября. Иракская война. Аль-Каида. Все эти дела. Вы должны смотреть на те события в таком контексте.
– Ладно.
– Вы помните человека по имени Терри Фремонд?