– Смотри под ноги, Грейс.
– Но красиво же!
После стрижки (получилось элегантно и стильно, но немного странно – наверное, Грейс просто еще к ней не привыкла) Рейлин сделала Грейс маникюр. Теперь у нее были настоящие накладные ногти замечательного розового цвета, с блесточками и маленькими наклейками. На среднем пальце, например, красовалась серебристая лошадка с крыльями. Грейс глаз от нее не могла отвести.
– Я рада, что тебе нравится, – сказала Рейлин.
– А я научилась говорить по-испански, – сказала Грейс, по-прежнему не отрываясь от ногтей.
– Когда?
– Сегодня.
– Вот прямо говорить?
– Ну, немножко. Я знаю, как dice en Español… собака. Perro. «Собака» по-Español – это perro.
– Снимаю шляпу. Столько испанских слов за один день! Грейс, осторожнее! Смотри вперед!
Грейс успела поднять голову и ловко просочиться между двумя женщинами, шедшими навстречу.
– Извините! – сказала она им вслед, а потом повернулась к Рейлин. – Может, сегодня тоже закажем пиццу?
– Может быть, – откликнулась Рейлин. – Только не как в прошлый раз. Я ее едва смогла в дом занести. Не знала, что пицца бывает такой дорогой! Когда курьер назвал цену, я решила, что он шутит. Кто же заказывает пепперони, ветчину, бекон и фрикадельки на одной пицце?
– Я.
– С тройным сыром? Я, конечно, слышала про двойной, но…
– Извини, что получилось так дорого. Сама сказала, можно заказать то, что захочется…
– Да. Век живи – век учись. Сегодня заказывать буду я. И говорю заранее: пиццу с сыром и пепперони. Точка.
Грейс только улыбнулась про себя. Пицца – это все равно пицца, и какая разница с чем. Ведь никто, кроме Рейлин, не станет ее покупать.
– Ты уже поняла, чем я тебе нравлюсь?
– Да, – ответила Рейлин. – Представь себе, поняла. Ты настоящий боец. И никогда не жалуешься. Это только первое, что приходит в голову. Нам с тобой надо познакомиться поближе, и тогда я составлю длиннющий список.
– Пока что хватит и этого, – сказала Грейс, снова поглядывая на ногти. На мизинце поблескивал крошечный полумесяц. – Вот закажем пиццу, и сегодня мне больше уже ничего не надо.
Глава 7. Билли
Билли распахнул дверь настежь и вылетел на лестничную площадку прямо перед Рейлин и Грейс.
– Почему вы не предупредили, что Грейс сегодня не придет? – рявкнул он, испугавшись собственной ярости. – Я чуть с ума не сошел. В буквальном смысле! Целый день мучился. Места себе не находил. Думал, с Грейс случилась беда. Сгрыз ногти до самого основания. На всех пальцах! Вы только посмотрите!
Однако руки показывать не стал.
Рейлин стояла, открыв рот от удивления. Потом повернулась к Грейс.
– Грейс, ты же обещала предупредить Билли!
Грейс посмотрела на Рейлин.
– Ой… – только и сказала она.
Билли остался стоять перед ними, как последний дурак, мгновенно растеряв свой гневный запал: дети в возрасте Грейс постоянно забывают о разных мелочах, глупо на них за это злиться.
– Простите, – сказала Рейлин. – Это я виновата, не надо было перекладывать ответственность на ребенка. В следующий раз сама вас предупрежу, если планы вдруг изменятся.
– Извини, Билли, – сказала Грейс. – Я не специально. Мне очень жалко твои ногти.
Билли глубоко вздохнул, выбираясь из пучин паники.
– А мы сегодня будем заниматься чечеткой?
– Нет-нет, только не сейчас. Прости, день выдался крайне изматывающий. Я даже… Бог ты мой, у тебя новая стрижка! Вот это да!
– Тебе нравится?
– Нравится?! Малышка, тебя просто не узнать. Такая стильная женщина! То есть девочка… очень стильная девочка. Ты сразила меня наповал!
– Ты еще ногти не видел.
Грейс гордо продемонстрировала Билли свои пальцы.
– Потрясающе, – сказал он. – Какое перевоплощение!
Она широко улыбнулась ему в ответ.
И тут Билли внезапно осознал, где находится. Словно лопнул мыльный пузырь.
– Господи, я же на лестничной площадке! – вскрикнул он и со всех ног ринулся к двери.
– Ага, в пижаме, – отметила Грейс.
Билли прикрыл дверь и осторожно выглянул в щелку.
– Мы думали, ты в курсе, – добавила девочка.
– Еще раз извини за вчерашнее, – сказала Грейс.
Она стояла на кухне – сесть было негде, – прислонившись к стиральной машинке, и натягивала танцевальные туфли поверх трех пар носков. Задача усложнялась тем, что носки норовили сбиться в гармошку.
– Не надо извиняться.
– А как же твои ногти? Как гляну, грустно становится.
– Вот и не надо на них смотреть, – отрезал Билли и сунул руки в карманы старого халата. Было больно – ранки не успели подсохнуть и саднили.
– Почему?
– Жалкое зрелище.
– Это все я виновата, – вздохнула Грейс, наконец-то втиснув ногу в первую туфлю.
– Малыш, послушай: я псих, неспособный справиться с легким стрессом, ты не при чем.
– Не называй себя так! – сказала она, театрально сдвинув брови. Как актриса на сцене. Вот уж точно, родственная душа.
– Кроме того, ошибка вышла непреднамеренная. И осталась в прошлом. А его не вернуть – и слава богу.
– Я думала, ты любишь вспоминать о прошлом.
– Что-то люблю, а что-то – нет.
– Но у тебя столько старых фотографий…
Она опустила обутую ногу на линолеум. Щелчок набойки прошел через все щиты в сознании Билли, как нож сквозь масло, и попал прямо в цель. Будто внезапная встреча с человеком, который причинил тебе невыносимую боль, но которого ты любил, несмотря ни на что.
Сколько лет он посвятил этому простому, совершенно неповторимому звуку?
– Я люблю вспоминать о хорошем. А об остальном предпочитаю забыть.
– Так не бывает, – ответила Грейс.
– Почему не бывает?
Она медленно шаркнула обутой ногой и прищелкнула носком, вспоминая флэп-степ, разученный на первом уроке. Потом принялась за вторую ногу.
– Есть люди, которые хотят быть счастливыми и никогда не грустить. Но так не бывает. Тут уж либо чувствуешь, либо нет. Нельзя выбрать только хорошее.
Билли ответил не сразу. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и наблюдал, как Грейс сосредоточенно сражается со второй туфлей.
Спустя пару секунд она подняла глаза.
– Ты притих.
– Дети в твоем возрасте так не рассуждают.
– Почему? Я сморозила глупость?
– Нет, наоборот. Очень умное замечание. Даже слишком.
– Слишком умных людей не бывает… Ага, наконец-то!
Она зашнуровала вторую туфлю и отбила тайм-степ до центра кухни, умудрившись напрочь перепутать порядок шагов. Туловище оставалось деревянным, зато топала она увлеченно и со вкусом.
Щелчки набоек, приглушенные кухонным линолеумом, снова вызвали прилив чувств в хилой груди Билли. Воспоминания нельзя было разделить на части: приятные оставить, печальные выбросить из головы. Только полный комплект, никак иначе.
– Погоди-погоди, – сказал Билли, сосредоточившись на танце. – Ты многое забыла.
– Конечно, мы же вчера не занимались!
– Давай пока что оставим тайм-степ в покое.
– Но я хочу научиться!
– Мы к нему вернемся, обещаю. Сначала надо научиться двигать руками. Помнишь, мы в прошлый раз говорили?
– Я умею ими двигать! – Грейс задрала руки вверх.
– Я тебе уже объяснял, что это значит. Помнишь?
– Ну… Хм, наверно. Дай-ка подумаю. Нет, не помню.
– Это значит, что ты слишком сильно сосредотачиваешься на шагах и думаешь только про ноги. Вполне понятное поведение, тайм-степ трудно запомнить с первого раза. Но ты ведь хочешь делать все правильно и сразу шагнуть далеко вперед, уж извини за каламбур?
– Да чего извиняться, ты же его специально ввернул.
– Нет, не специально. Я о другом. А то привыкнешь четко отбивать шаги со скованным корпусом. У нас тут не Риверданс. Хотя Риверданс – тоже хорошо, мы все-таки учим чечетку.
– Я не знаю, что такое ривер… как его там?
– Ясно, не удивительно. Давай начнем с самого легкого. Например, стэмп и стомп. Когда освоишь простенький ритм, поработаем с торсом и руками.
– А что такое торс?
– Туловище.
– А-а… что ж ты сразу не сказал?
– Никаких разговоров. Учителю перечить нельзя – особенно при наших с тобой расценках. Так. Стэмп правой ногой!
Грейс громко топнула, тут же задрала ногу вверх и радостно посмотрела на Билли.
– Это не стэмп, это стомп.
– Вот блин! – Улыбка растаяла. – Вечно я их путаю.
– Помнишь, я рассказывал, как запомнить разницу?
– Не-а.
– Стэмп – это как штамп на письме.
– А, помню! Когда ставишь штамп, он остается на бумаге. Так что стэмп – это когда топаешь одной ногой, всей ступней разом, и не переносишь вес.
– Верно. Теперь стэмп правой ногой, потом переносишь вес вправо, поднимаешь левую, стэмп левой, переносишь вес влево – и дальше по кругу.
– Это слишком просто, – пожаловалась Грейс, повторив движение три или четыре раза.
– Да. Так что теперь можно вспомнить и про туловище.
– Точно! Руки, – сказала она, продолжая топать. – Что мне с ними делать?
– Вот у них и спроси.
– Глупость какая-то.
– Сначала попробуй.
Руки Грейс слегка приподнялись и начали покачиваться в такт стэмпам. Билли улыбнулся себе под нос.
– Хорошо, что внизу, кроме нас с мамой, никто не живет.
– И вправду.
Как назло, прямо в этот момент в дверь постучали. Билли и Грейс замерли на кухне в полной тишине, уставившись на входную дверь.
– Чтоб вам всем провалиться! – пробормотал Билли себе под нос. – Сколько можно?! Раньше ко мне стучали только курьеры, и так продолжалось много лет. А тут что ни день, то новый гость.
– Это все из-за меня, – прошептала Грейс. Получилось на удивление тихо.
– Вовсе нет.
– Но началось все тогда, когда ты согласился за мной присматривать.
– Возможно, – откликнулся Билли. И добавил чуть громче: – Кто там?
– Эйлин Фергюсон. Ваша соседка снизу.
Билли с Грейс переглянулись.
– Она знает, что ты тут?