– Кажется, нет.
Глубоко вздохнув, Билли подошел к двери, отпер все замки и приоткрыл дверь на цепочку в смутной надежде, что оглушительный стук сердца слышен только ему самому.
– Слишком шумно?
– Да, громковато. Я пытаюсь уснуть, а у вас здесь творится какой-то танцевальный балаган с консервными банками вместо обуви.
– Извините. Не подумал, что в такое время можно кого-то разбудить.
Даже если Эйлин и заметила его мягкую подначку, то виду не подала.
Выглядела она плохо. Билли, конечно, тоже не являл собой образец для подражания, однако не мог сдержаться – слишком привык оценивать других, от этой черты характера не избавишься даже хирургическим путем. Да, Билли тоже выглядел отвратно. Но он не навещал в таком состоянии соседей. Перед выходом из квартиры Билли непременно привел бы себя в порядок.
Хотя будем реалистами – он и выходить бы никуда не стал. Всего лишь теоретическое допущение, не более.
– Вот меня и разбудили. Кстати, вы не видели мою дочь? Грейс? Вы ведь знаете Грейс?
– С Грейс знакомы все соседи.
– Она вам на глаза не попадалась?
– Я… уверен, с ней все в порядке.
Эйлин скептически на него покосилась.
– С чего вы взяли? Вы же не знаете, где она.
– Понимаете, у нас составлен своеобразный график, – начал Билли. И тут же спохватился, что, наверное, сболтнул лишнего. – С утра Грейс идет в школу, потом кто-нибудь из соседей ее забирает, потом кто-нибудь еще присматривает за ней, пока Рейлин не вернется с работы. Так что она либо в школе, либо с Фелипе, либо со мной, либо с Рейлин.
– Но сейчас она не с вами.
– Меткое наблюдение! – Билли попытался обернуть свой промах в шутку.
– Хм, странно. Мне ничего не сказали про график. Я думала, что с ней возится Рейлин. Впрочем, все сложилось неплохо. Для Грейс. Я так думаю. Если увидите ее, передайте, чтобы шла домой. Хорошо?
– Обязательно. Как увижу, сразу передам.
– Спасибо, – сказала Эйлин и наконец ушла.
Билли запер все замки, прислонился спиной к двери и начал размеренно дышать, чтобы успокоиться.
Потом снова вернулся на кухню. Грейс отрабатывала стэмп, не отрывая ног от пола. Просто перемещала вес, сгибала колени и помахивала руками в такт.
– Молодец, руки шевелятся, – похвалил он.
– Спасибо. Вот ведь гадство, я даже танцевать теперь не могу. Почему ей не спится? Обычно ведь просыпается всего на час в день. И вот надо же было прямо сейчас…
– Она хочет, чтобы ты пришла домой.
Грейс вздохнула.
– Ладно. Я быстро.
Она расшнуровала и стянула туфли, словно прощаясь со старыми друзьями.
Вернулась Грейс всего пару минут спустя.
– Снова отрубилась. И вряд ли проснется в ближайшее время.
– Не хочу рисковать, – сказал Билли.
– Можно выйти на улицу.
– Это ты можешь выйти на улицу.
– Ой, да. Я забыла. Можно позаниматься у тебя на веранде. Тогда мама ничего не услышит.
– В самый разгар дня?
– А что тут такого?
Она ждала ответа. Долго ждала, терпеливо, Билли даже удивился. Но в конце концов сдалась.
– Ты даже на веранду выйти не можешь?
– Скажем, я предпочитаю этого не делать. Таков мой свободный выбор.
– Ты же был там! Дважды! Я видела.
– В первый раз было совсем темно. Во второй раз уже сгущались сумерки. И я полз на животе, если ты не забыла.
Грейс долго молчала. Так долго, что Билли стало все равно, что она скажет, – лишь бы сказала хоть что-нибудь.
Через некоторое время он не выдержал.
– Я никогда не заявлял, что я нормальный.
– Да. Не заявлял, – сказала Грейс. – Ладно, мне ты все равно нравишься. Может, сделаем так? Я выйду на веранду, а ты будешь смотреть на меня из комнаты. Если ошибусь, откроешь дверь и скажешь. Как тебе идея?
– Можно попробовать, – сказал Билли.
К тому времени как Рейлин вернулась с работы, Грейс успела отзаниматься целый час почти без перерывов. Лицо раскраснелось, подстриженные волосы взмокли, однако останавливаться она не желала.
Теперь Грейс не только умела двигать руками, но и вспомнила тайм-степ, медленно восстановив нужный порядок шагов. Отрепетировала его заново и повторила в нормальном темпе, – по-прежнему не забывая про руки.
«Из нее может выйти неплохой танцор», – думал Билли. Если не растеряет интерес, если будет заниматься, если не отвлечется на мальчишек, собственные амбиции и окружающий мир. Если жизнь не преподнесет Грейс жестоких уроков, не собьет ее пыл. От этих мыслей ему стало больно. Тонкая игла шевельнулась в солнечном сплетении – то ли гордость, то зависть, то ли страх за девочку.
Возможно, все вместе.
Когда Рейлин вернулась, Грейс затащила ее к Билли, подвела к балконной двери, а сама выскочила на веранду, чтобы показать тайм-степ. Рейлин стояла плечом к плечу с Билли, покорно изображая внимательную аудиторию.
– Впечатляет, – сказала она. – Знаете, Грейс теперь еще и испанский учит.
– Замечательно. Мне бы тоже хотелось его подучить. В Лос-Анджелесе пригодилось бы. Хотя… подобный навык больше полезен для тех, кто не сидит в четырех стенах.
Рейлин покосилась на него, затем снова перевела взгляд на Грейс, пока та ничего не заметила.
– Полагаю, я должна извиниться. Конечно, я ничего не говорила вам в лицо, но… я очень сомневалась перед тем, как оставить Грейс здесь.
– Разумный подход.
Рейлин снова посмотрела на него, приподняв брови.
– Да бросьте, – продолжил Билли. – Мое поведение трудно назвать разумным, но это не значит, что я не в состоянии распознать логику нормальных людей.
Соседка положила руку Билли на плечо. И не стала никуда убирать. Так что он снова чуть не потерял сознание – только на этот раз нельзя было упасть на колени, чтобы прикрыть свою слабость. Пришлось героически стиснуть зубы и стоять на ватных ногах, так и норовящих подогнуться.
Спустя мгновение Грейс закончила танец и раскланялась. Рейлин убрала руку и захлопала в ладоши – Билли вздохнул с облегчением и разочарованием.
Потом Грейс принялась показывать стэмпы и стомпы: теперь она знала разницу и умела ловко их чередовать.
– К нам заглянула ее мама, – сказал Билли. – Я не стал упоминать, что Грейс у меня. Не знал, можно ли.
Рейлин глубоко вздохнула.
– Да. – Казалось, она приняла решение ровно в ту же минуту. – Ей можно рассказать. Грейс здесь хорошо. И пусть кто-нибудь только попробует возмутиться. Им придется иметь дело со мной.
– Слава богу, что не со мной, – ответил Билли, – не люблю конфликты.
Глава 8. Грейс
Прошло два или три дня. Как-то вечером, около семи часов, Рейлин и Грейс услышали, что мама зовет ее домой. С лестничной площадки донесся сердитый крик:
– Грейс, где ты? – Мама едва успела спохватиться о том, что девочки нет рядом, но уже злилась как тысяча чертей.
– Иди, покажись ей на глаза, – сказала Рейлин.
– Яичный рулет остынет!
– А ты скажи, что никуда не пропала, и возвращайся.
– Идти будет трудно.
– Старайся не прижимать вату и пальцы на ногах держи пошире. Тогда лак не размажется.
– Я думала, вата для того и нужна, чтобы пальцы растопырить.
– Просто разведи их еще сильнее.
– Ладно, попробую.
Грейс соскользнула с деревянного стула и поковыляла к двери, прихватив по яичному рулету в каждую руку. На пороге пришлось запихнуть один рулет в рот – иначе дверь не откроешь. Но на пальцах все равно остался жир, поэтому Грейс поступила по-хитрому и прихватила дверную ручку подолом рубашки.
Пока она возилась перед дверью, мама крикнула во второй раз, еще сердитее.
Грейс потихоньку начала жевать засунутый в зубы рулет, и, к тому времени как она показалась маме на глаза, вести разговор было совершенно невозможно.
– Вот ты где, – сказала мама. – Пойдем домой.
Волосы у мамы были спутаны и взъерошены, совсем как у Грейс пару дней назад. Синяки под глазами. Выглядела она плохо, однако, разумеется, вслух Грейс этого не сказала. Даже если бы рот не был занят.
Про некоторые вещи лучше не говорить.
– Не могу, – ответила Грейс, но получилось только громкое неразборчивое мычание.
– Что-что?
Грейс показала на рот другим рулетом и жестами попросила маму подождать.
– Что ты там жуешь? – Казалось, мама не поняла намека. Или притворилась, что не поняла.
Грейс изобразила пантомиму заново, дожевала остатки и, наконец, произнесла:
– Яичный рулет. Не волнуйся, это здоровая еда!
– Пойдем домой.
– Не могу. У меня там рулеты! И ногтекюр.
– Педикюр. Кто угощает тебя рулетами и учит красить ногти?
– Рейлин. Она за мной присматривает.
– Ясно. Рейлин, значит. А она знает, что я не собираюсь ничего ей платить за услуги няньки?
– Наверное. Я уточню! Ладно, мне пора.
– Иди-ка домой! Я ведь даже не знала, где ты находишься.
Грейс решительно уперла руки в боки. Даже ту, в которой держала яичный рулет.
– Мам. Ты уже давным-давно не знаешь, где я нахожусь. До сих пор ты об этом даже не вспоминала. И теперь я должна бросит рулеты и ножной маникюр, потому что ты проснулась и обнаружила, что меня нет дома?
– Я совсем недавно спрашивала у соседа, где ты.
– Ага, а потом снова уснула – я даже домой прийти не успела.
Грейс прекрасно понимала, что говорит очень смелые вещи. Они рождались из злости, из старых ссор. Слова скрывали за собой осуждение и обиду.
Она ждала маминого ответа. Раньше мама непременно разозлилась бы.
– Хорошо, – сказала мама. – Когда доешь и… закончишь свои дела, возвращайся домой.
– Угу, – ответила Грейс и снова вцепилась в рулет.
Потом проковыляла обратно в квартиру соседки и взобралась на стул, чтобы Рейлин могла закончить свою работу (хотя осталось только проверить, высох ли лак, и убрать вату между пальцев).
Дожевав, Грейс спросила:
– Думаешь, я слишком резко вела себя с мамой?
– Да нет, честно говоря. В самый раз. Ни убавить, ни прибавить.