– В жизни так бывает всегда, – вздохнул Билли.
Примерно через двадцать минут на тротуар, ведущий к дому, стремительно вышла Рейлин.
– Рекордное время, – заметил Билли.
– Шутишь, что ли? – отозвалась Грейс. – Ее целую вечность не было.
Они лежали на животах прямо на ковре в гостиной и наблюдали за происходящим сквозь раздвижную стеклянную дверь.
– До ее работы идти минут пятнадцать. Рейлин примчалась почти сразу после твоего звонка.
– А у меня такое чувство, будто целый год прошел.
– Всего двадцать минут.
– Серьезно? Двадцать минут? Ты засекал?
– Мне отсюда часы видно.
– А почему эти двадцать минут тянулись так долго?!
– Философский вопрос.
– То есть, ты не знаешь?
– Ну, в общем, да.
– Эх, жаль, что мама куда-то ушла. Рейлин торопилась, бежала с работы, а мама ищет меня по всей округе, и непонятно, когда обратно вернется.
Наверное, Грейс хотела пожаловаться на неудачное стечение обстоятельств, но в голосе все-таки проскользнула нотка облегчения.
Билли сказал:
– Посмотри-ка туда, малышка.
Портить ей настроение не хотелось, однако промолчать Билли не мог. К тому же, она бы сама все скоро увидела.
Мама Грейс шагала по тротуару навстречу Рейлин, и выглядело все так, будто они обречены столкнуться друг с другом на дорожке перед крыльцом.
– Вот дерьмо! – выпалила Грейс и тут же зажала себе рот ладонью.
– Только сегодня и только у нас, самые низкие цены на ругательства! – прокомментировал Билли.
– Странный ты все-таки.
Потом они оба замолчали и принялись смотреть во все глаза.
Со стороны могло показаться, что ничего особенного не происходит. Рейлин подпирала бока руками, спокойная и невозмутимая, хотя Билли прекрасно знал цену такому спокойствию. Мама Грейс была на целую голову ниже соседки и поэтому постоянно расправляла плечи, стараясь выглядеть внушительней. Свои длинные волосы она постоянно отбрасывала назад. Наверное, нервный тик.
Женщины стояли слишком далеко от наблюдательного поста, который занимали Билли с Грейс: выражения лиц не разглядеть, как ты ни старайся.
– Она в бешенстве, – благоговейно прошептала Грейс.
– Ты про маму?
– А про кого же еще?
– Между прочим, там два человека.
– Да, но маме-то сейчас такое приходится слушать… жуть!
– Ты что-то рассмотрела? Или просто догадываешься?
– Так видно же! Видно по тому, как она стоит. Я все ее жесты наизусть знаю. Сейчас она злится, ни с чем не перепутаешь.
Как раз в это мгновение мама Грейс отвернулась от Рейлин и стремительно промаршировала к дому.
– Ой, кажется, ты права, – прошептал Билли. – В бешенстве.
– Зря мы это затеяли.
– Рубикон перейден.
– Билли, говори по-человечески!
– Поздно, уже ничего не поделаешь.
Дверь в подъезд распахнулась с таким грохотом, что Билли с Грейс подскочили на месте.
– Грейс! – закричала мама.
Изо всех сил закричала. Что есть мочи.
Грейс заплакала:
– Не могу больше!
Билли обнял девочку и притянул поближе к себе, а ее мама продолжала кричать:
– Грейс! Солнышко, не надо так! Ты же меня любишь? Ты же знаешь, что я тебя тоже люблю. Знаешь ведь?
Грейс заплакала еще горше, почти беззвучно.
– Грейс! Ты ведь не бросишь меня, милая?
– Напомни еще раз, – прошептала Грейс. – Напомни еще раз, почему мы решили, что это хорошая идея?
– Грейс, я обещаю, все наладится! Все будет хорошо!
– Она обещает, – прошептала Грейс отчаянно, хватаясь за последнюю соломинку.
– Если твоя мама исправится, то все действительно будет хорошо. Но сначала надо, чтобы она хоть что-то сделала. Одних обещаний мало.
– Почему?
– Потому что их слишком легко нарушить.
– Ох, зачем же мы так…
– Если страх потерять тебя не заставит твою маму вернуться к трезвому образу жизни, то больше ничего не поможет.
– Трезвость – это про алкоголиков. А у наркоманов зависимость, – поправила его Грейс, всхлипывая.
– Какая разница. Мы хотим, чтобы она вылечилась. Ради этого и заварили кашу.
– Да. Но получается какая-то ерунда. Я и не думала, что будет так плохо!
– Грейс!!!
Теперь это был уже не крик, а настоящий рев. Отчаянный призыв человека, у которого не осталось выбора. Билли вспомнил Стэнли Ковальски из пьесы «Трамвай „Желание“», как он кричал, стоя в разорванной майке под окном своей жены Стеллы. Билли ревел это имя на сцене каждый вечер, три месяца подряд – тогда ему было всего двадцать два.
Крик прокатился оглушительной волной. Билли ощутил чужую боль, молнией прошившую Грейс и его самого.
Потом на нижнем этаже громко захлопнулась дверь.
Грейс продолжала плакать.
Рейлин пришла к ним в полшестого, как будто и не отлучалась с работы пораньше. Билли узнал ее фирменный стук: раз, два, три, пауза, четыре… Тихий, едва слышный.
Прошел к двери, впустил Рейлин внутрь. Потом указал на диван, где растянулась Грейс, слегка посапывавшая и пускавшая слюни во сне.
– Неожиданный поворот, – сказала Рейлин, пока Билли привычно запирал замки.
– Так и заснула в слезах, – пояснил Билли. – Лежала и плакала больше часа. Израсходовала целую коробку бумажных платочков. А потом, видимо, силы закончились.
Рейлин присела на край диван и осторожно погладила Грейс по голове.
– Бедняжка… Раз уж она спит, то, может, не станем будить?.. Просто я хотела попросить: пусть она останется у тебя подольше. Не волнуйся, только на сегодня, в качестве исключения. Сам понимаешь…
– Н-нет, не понимаю. Даже не догадываюсь, что ты хочешь сказать.
– На всякий случай. Вдруг ее мама все-таки вызовет полицию.
Билли опустился на диван рядом с Рейлин, задев ногу девочки. Грейс даже не пошевелилась.
– То есть, если здесь появятся копы, то ты заявишь, что слыхом ни о чем не слыхивала?
– В такой формулировке как-то неприятно это звучит.
– В такой формулировке это звучит как уголовно наказуемое преступление. Раньше ты планировала сказать полиции, что присматриваешь за Грейс, и девочка просто не захотела возвращаться домой.
– Уголовно наказуемое?! И как у тебя язык поворачивается… – вскинулась Рейлин. – Ты прав. Не знаю, что на меня нашло. Тяжелый денек выдался.
– Много всего навалилось, – кивнул Билли.
Рейлин встала, подняла Грейс с дивана и осторожно взвалила девочку себе на плечо. Грейс безвольно повисла на ней, так и не проснувшись.
– Что ты сказала ее маме? – спросил Билли, разрываясь между страхом и любопытством.
– Ровно то, о чем мы договаривались.
– И что она ответила?
– У нее нашлась для меня пара ласковых слов. Сказала, что не верит, будто Грейс сама все это придумала. Надеюсь, теперь до нее наконец дойдет.
Рейлин с Грейс на руках повернулась к двери, и Билли кинулся отпирать замки.
– Думаешь, мы поступаем правильно?
– Не знаю, Билли. Остается только надеяться.
Рейлин осторожно выглянула наружу и осмотрелась, прежде чем выйти на лестничную площадку.
Билли проводил их взглядом. Потом снова запер дверь.
Всю ночь он просидел перед телевизором, пересматривая старые фильмы. Лишь бы не слушать, как бьются крылья. Где-то полпятого утра, на середине «Завтрака у Тиффани», сон все-таки его одолел. Крылья только этого и ждали.
Глава 14. Грейс
В следующее воскресенье Грейс отправилась повидать Фелипе и передать ему новости от Рейлин. Уже подойдя к его порогу, она вдруг заметила, что дверь в квартиру мистера Лафферти открыта нараспашку.
Конечно, лучше бы пройти мимо – в прошлый, когда она попыталась туда заглянуть, поднялся страшный переполох, – однако новость, предназначенная Фелипе, была уже напрочь забыта. Выбора не осталось.
Грейс замерла и напряженно прислушалась, стараясь определить, есть ли кто внутри квартиры. Там громко чихнули, и она подпрыгнула от неожиданности.
Она осторожно прощелкала к открытой двери (Грейс опять надела свои чечеточные туфли, очень уж они ей нравились), готовая к любой неожиданности. Мужчина в джинсах и красном свитере сидел на небольшом табурете перед бюро и перебирал бумажки.
Грейс старалась вести себя очень тихо, но он все равно услышал ее и поднял голову.
– Привет.
– Здрасьте, – ответила Грейс. Получилось на удивление тихо. Наверно, ей было немного не по себе.
– Ты здесь живешь?
– Ага. Раньше жила на нижнем этаже с мамой, но сейчас пришлось переехать, потому что она… плохо себя чувствует. Так что я вроде как живу у Рейлин в квартире «B». А вы кто?
– Питер Лафферти. Я только сегодня утром прилетел. Нужно разобрать отцовские вещи… хотя что тут разбирать. И дела уладить.
– Какие дела?
Он посмотрел на Грейс, будто в нерешительности. Грейс не поняла, из-за чего вышла заминка, но про себя решила, что глаза у гостя хорошие. Зеленые.
– Надо разобраться, не оставил ли он указаний. Похороны или кремация. Такие вот дела.
– Ясно, – сказала Грейс.
– Ты была знакома с моим отцом?
– Ага. Он мне очень помог. Целых три раза всего за несколько дней.
Сын мистера Лафферти снова вскинул на нее глаза. На этот раз он выглядел куда более заинтересованным. Грейс всмотрелась в лицо гостя и пришла к выводу, что его что-то сильно зацепило.
– Так ты моего отца хорошо знала?
– Нет, не то чтобы хорошо. Просто он был очень добр ко мне.
– А ты не… – начал Питер Лафферти и замолчал.
– Что я не? – уточнила Грейс, быстро потеряв терпение.
– Ты не оставалась с ним одна надолго?
– Нет, а что?
– Просто интересно.
Он снова принялся перебирать папки в бюро.
– Все говорят, что он был злющий, но со мной он был довольно милый. Мне кажется, мистер Лафферти просто не любил людей, а вот дети ему нравились.
– Можно и так сказать, – фыркнул Питер, будто Грейс ляпнула что-то забавное.
Она не могла придумать, как еще поддержать разговор, а Питер молча возился с бумажками. Повисла тишина.