– А, точно. Я отдал их Рейлин.
– Спасибо, – снова крикнул Билли.
А потом не выдержал и заплакал.
Кот мистер Лафферти с любопытством подошел поближе, но Билли отогнал его резким возгласом, и тот забился под диван.
Где-то на середине мюзикла «Во власти луны», который показывали по ночному каналу, Билли услышал постукивание. Он взял пульт – прикосновение отдалось болью, ногти были изгрызены до корней – и выключил звук. Потом склонил голову, напрягая слух.
Раз, два, три… пауза… четыре.
Точно не Рейлин, да и стучали не в дверь. Звук шел снизу, от пола. Из квартиры на подвальном этаже.
У Билли вырвался то ли шумный вздох, то ли стон, и Кот мистер Лафферти, мирно дремавший в кресле, опять спрятался под диваном.
Билли замер, прислушиваясь. Стук повторился снова. Раз, два, три… пауза… четыре.
Он бросился к порогу, опухшими трясущимися пальцами отпер замки, распахнул дверь нараспашку и вылетел на лестничную площадку, намереваясь постучаться к Рейлин. И столкнулся с ней на полпути.
– Ты тоже слышала? – воскликнул Билли, захлебываясь от радости и облегчения.
– Да!
– Грейс внизу.
– Наверно, дожидалась, пока мама уснет, чтобы подать нам знак.
– Такая умница, – покачал головой Билли.
– Умница, не то слово. Надо рассказать Фелипе.
– Надеюсь, теперь мне удастся уснуть.
К огромному удивлению Билли, Рейлин порывисто обняла его. Они простояли, стискивая друг друга в объятиях, довольно долгое время.
– У тебя дверь открыта, как бы кот не убежал, – сказала Рейлин, отстраняясь.
– Да, точно…
– И кстати… мы сейчас стоим на лестничной площадке.
– Ой. – Билли поспешно ретировался.
Ночью Билли проснулся от чужого присутствия – в спальне был кто-то посторонний. Он открыл глаза и уперся взглядом прямо в золотистые глазищи Кота мистер Лафферти, мерцавшие в слабом свете ночника.
Билли закричал.
Кот стремительно нырнул под кровать.
– Вот черт.
Надо было сразу закрыть дверь и не пускать его в спальню, сидел бы в гостиной, свернувшись клубком на диване или в кресле. Билли даже раздумывал над этой идеей, но в итоге побоялся спать без ночника. Да и не ожидал такого внезапного пробуждения.
Он включил свет и пролежал без сна еще несколько часов; опустошение, накатившее на него после всех этих переживаний, граничило с болью.
Спустя некоторое время Билли все-таки заснул.
В следующий раз он проснулся из-за странного приглушенного звука, который раздавался у него над правым ухом. Легкая вибрация и невнятный шум, как сквозь вату.
Было светло. Против своего обыкновения он спал на спине. Обычно, устраиваясь в кровати, Билли ложился на бок, подтянув колени к груди. Однако на этот раз сон застал его врасплох.
Попытавшись повернуть голову, он, наконец, понял, что Кот мистер Лафферти свернулся рядом на подушке и самозабвенно мурлыкал.
Билли сел.
И с изумлением обнаружил, что ему очень не хватает тепла и урчания. Пока он спал, тепло угнездилось где-то глубоко-глубоко внутри. Видимо, кот лежал рядом довольно долго, и Билли успел привыкнуть к этому ощущению.
Медленно и осторожно, он снова откинулся на подушку. Кот не пошевелился.
Так прошел примерно час: Билли просто лежал, слушал и согревался.
И переживал за Грейс. Что, если она больше никогда не заглянет к нему в гости? Что, если больше не будет уроков чечетки? Что, если Грейс больше никогда не отругает его за обкусанные ногти и неспособность выслушать до конца? Что, если их хитроумный план с похищением закончился катастрофой?
Билли не находил ответов. Ничего четкого и понятно. Но от мурлыканья становилось немного легче.
Примерно в полчетвертого, как по расписанию, к нему заглянул Фелипе.
Один, без Грейс.
Билли смотрел на Фелипе, Фелипе смотрел на Билли. «Как будто перед зеркалом стоишь, – подумал Билли. – Зеркалом, которое отражает чувства».
– Она у мамы, – сказал Фелипе.
– Вы их видели?
– Ага. Хотел забрать Грейс из школы, но ее уже ждала мама. Нельзя было вмешиваться. Представляете, что бы там началось? Мать встречает дочку после уроков, а какой-то мексиканец норовит увести ребенка у нее из-под носа…
– Вы хоть словечком перекинулись? Как она?
– Грейс хотела подойти, мама ее не пустила. Так что она там не по своей воле. Вроде бы и хочет убежать, а от мамы никуда не денешься. Правда, Грейс все-таки успела крикнуть мне пару слов.
– И что же?
– «Передай Билли, я извиняюсь за кота». Вот я и пришел. Знаю, вы не любите, когда вас тревожат; хотел сказать, что могу забрать кота. Если он вам мешает.
– Ах, вот как… Очень мило с вашей стороны. Но, знаете, мы с котом начинаем привыкать друг к другу. Можно сказать, вполне неплохо поладили. Он уже прижился на новом месте.
– А, хорошо. Тогда ладно.
– Вы же понимаете, – сказал Билли, – что если ее мама вылечится окончательно, то мы вряд ли увидим Грейс снова?
При этих словах губы Билли предательски задрожали. Так и расплакаться недолго, прямо на глазах у Фелипе. Унизительная перспектива.
– Да, у меня мелькнула такая мысль, – ответил Фелипе. Плакать он не собирался, однако голос тоже был грустный.
– Зайдете в гости? – спросил Билли.
Весьма неожиданный жест с его стороны, и Билли долго пытался понять собственные мотивы. Судя по всему, ответ был прост и очевиден: он привык к тому, что в полчетвертого у него дома кто-то гостит.
Фелипе зашел в комнату и присел на диван.
– Кофе желаете? – спросил Билли.
– Да, спасибо. Хоть проснусь перед работой.
Не успел Билли дойти до кухни, чтобы поставить чайник, как из спальни вышел кот, решительно прошествовал к Фелипе и принялся обнюхивать его джинсы.
– Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал, – сказал Билли. – Кот мистер Лафферти собственной персоной.
Фелипе вскинулся, не поверив своим ушам.
– Шутите? Она назвала кота мистер Лафферти?!
– Я бы не стал шутить над такими вещами.
– С ума сойти. Никуда от него не денешься.
– По крайней мере, этому мистеру Лафферти вы пришлись по душе, – отметил Билли, когда кот запрыгнул Фелипе на колени.
– Да. Хорошо, что среди животных не бывает расистов.
Билли отправился на кухню.
Пока он отмерял молотый кофе в фильтр, Фелипе подошел поближе и прислонился к дверному косяку, наблюдая за приготовлениями. Кот мистер Лафферти курсировал между ними, терся об ноги – сначала у Фелипе, потом у Билли, – мурлыкал и выгибал спину.
– Смотрю, он и вправду у вас прижился. – Фелипе кивнул на фарфоровую чашку с водой и блюдце с кошачьим кормом, которые стояли на разложенной на полу салфетке. – Отличный фарфор, – добавил он.
– Еда – насущная необходимость. Мы же не варвары.
– Знаете, у меня раньше была соседка, – сказал Фелипе. – Давно, я тогда жил не здесь. Она держала огромного пса, кажется, добермана, и постоянно убеждала меня, что он расист. Чушь несусветная, конечно. Один раз она рассказала мне, как шла с собакой по улице, и навстречу им попался здоровенный чернокожий лосяра…
– Лосяра?
– Именно! Лосяра! Заявила, что ее пес сразу зарычал на этого парня. Короче говоря, этой женщине не хватило мозгов, чтобы понять одну простую вещь: собака не доверяла чернокожим, потому что чувствовала ненависть хозяйки.
– Н-да. Что тут скажешь?
– Я тогда решил подшутить над ней. «Настоящий лось? – спрашиваю. – Прямо посреди Лос-Анджелеса?» А она мне: «Нет, не лось, человек. Здоровенный». А я говорю: «Вы же сказали, что встретили лося. Лось – это животное». Она так и не поняла, к чему я веду. Наверное, подумала, что я в словах запутался. Зато наш разговор слышала другая соседка – и смеялась до слез.
– Нет, я, конечно, тоже не прочь от души посмеяться над людской глупостью, – сказал Билли, – но история у вас получилась грустная.
– Согласен, – откликнулся Фелипе; подхватил мистера Лафферти на руки и ласково почесал за ушком. – Иногда только и остается, что смеяться. Других вариантов нет.
Отведя взгляд от Фелипе и старательно разглядывая кофеварку, Билли произнес:
– Знаете, мне от него тоже досталось. Он приходил сюда. Незадолго до того, как я начал присматривать за Грейс.
– Лафферти?
– Лафферти.
– И что ему было нужно?
– Выяснял, гей я или не гей, – ответил Билли, по-прежнему следя за кофеваркой с самым пристальным вниманием. – Заявил, что «среди гомосексуалистов часто встречаются растлители малолетних», и поэтому вопрос вполне правомерный.
Он украдкой покосился на Фелипе, однако тот картинно закатывал глаза к потолку и потому не заметил его взгляда.
– У этого деда на уме было сплошное растление малолетних! Только о нем и твердил! Интересно, отчего так?
– Теперь мы об этом никогда не узнаем.
– И слава богу. Даже думать не хочу о том, что творилось у него в голове.
– Как будто понятие сексуальности можно применить к такому как я. – Билли, сам не зная почему, вернулся к предыдущей теме. – Посмотрите на меня. Какая тут сексуальность? Здесь никого нет. Я один в ободранной комнатенке, и мать, которая каждый месяц переводит мне деньги, но их едва хватает на пропитание.
– По крайней мере, она ухитряется наскрести хоть чуть-чуть.
Билли рассмеялся.
– Мои родители купаются в роскоши. Богаты до неприличия, дальше некуда.
– Гхм.
Повисла тишина, невыносимо долгая. Билли не пытался ее заполнить.
– Выходит…
– Хотите, угадаю ваш вопрос? Если я из богатой семьи, то почему живу в такой халупе?
– Не мое дело, но… Да, об этом я и подумал.
– Просто они считают, что, умирая от голода, я получу прекрасную мотивацию для новой жизни и новых достижений.
– Не хотят заниматься попустительством, – сказал Фелипе.
Секунду они смотрели друг на друга, потом расхохотались.
– Эффективная стратегия, неправда ли? – заметил Билли и отвесил шутовской поклон, демонстрируя потрепанную красную пижаму.