Ответа не было.
Но Билли уже слишком далеко зашел – жуткое, совершенно незнакомое чувство, – и хотел высказать все до конца. Тогда он начал говорить прямо через дверь, надеясь, что его слова все-таки проникнут в сознание спящей: в конце концов, человек, лежащий в коме, слышит, если кто-нибудь читает ему вслух. Билли говорил громким решительным голосом, от которого ему самому становилось страшно.
– Не смейте обижать Грейс! Даже пальцем тронуть не смейте, слышите? Никогда, ни при каких обстоятельствах! Я живу рядом. Прямо над вами. И не позволю причинять ей боль. Вы меня слышите?
Тишина.
Билли обернулся и увидел Грейс, стоящую на верхней ступеньке с кошкой на руках. Рот открыт, глаза круглые. Как в зеркало смотришься. Он снова повернулся к двери.
– Надеюсь, вы все поняли, миссис Фергюсон.
– Она не миссис, – тихонько прошептала Грейс.
– Какая разница, – ровно ответил Билли. – Это не отменяет всего вышесказанного.
Он снова постучал в дверь, и все три удара выстрелами отдались глубоко в груди. Казалось, злость ободрала ему нутро, и оно теперь болит и кровоточит, не прикоснуться.
– Не смейте! Никогда!
Кто-то потянул Билли за штанину, и он вздрогнул от неожиданности.
– Билли, – сказала Грейс непривычно тихим голосом. Настолько тихим, что он вполне сошел бы за обычный шепот. – Билли, ты на лестнице!
Ободранное нутро отозвалось болью.
– Я знаю, – ответил он. – На этот раз я в курсе.
Она обхватила его руку обеими ладошками.
– Пойдем, – сказала Грейс. – Пойдем, я отведу тебя домой.
– Чувствую себя, как выжатая тряпка, – сказал Билли.
Он сидел на диване, а Грейс сидела рядом с кошкой на руках. Кошка и Грейс не отводили от Билли взгляда, будто опасались, что он может внезапно самовоспламениться.
– Да и выглядишь не очень. Поверить не могу, что ты все это сказал.
– Некоторые вещи необходимо проговаривать вслух.
– Все вещи надо проговаривать вслух, постоянно. Но ты обычно молчишь. Даже Кот мистер Лафферти удивился. Правда, Кот мистер Лафферти?
– Мы поменяли ему имя, – слабо произнес Билли.
– Так нельзя! И что значит «мы»?
– Мы с Фелипе.
– Имя менять нельзя. Я обещала ему!
– Не ему, а ей. В этом-то все и дело.
– Он девочка?
– Она девочка. Так что теперь мы зовем ее мисс Лафферти.
– Нет, имя менять нельзя! Я ему обещала! То есть ей. Будем называть ее Кошка мистер Лафферти.
– Не очень хорошая идея, – сказал Билли, чувствуя, что его покидают последние силы.
– Почему?
– Длинно и странно.
– Я спрошу у него. То есть у нее! – Грейс прижалась ухом к мягкому кошачьему боку. – Говорит, что не возражает. – Долгая пауза. Потом Грейс сказала: – Она даже двух дней не продержалась без наркотиков.
Билли ничего не ответил. Не знал, что тут можно сказать.
– Я про маму, не про кошку.
– Я понял.
– Она ведь знала, что я сбегу, если она возьмется за старое. И что? Опять под кайфом. Свои таблетки любит больше, чем меня.
– Зависимость – странное явление, – едва слышно произнес Билли.
– А ты когда-нибудь от чего-нибудь зависел?
– У меня зависимость от дома, даже выйти никуда не могу.
– И вправду. Но только что ты был снаружи.
– Да.
– Потому что хотел сказать маме, чтобы она меня не обижала. Это было важнее зависимости.
– Наверное.
– Тогда почему мама не может, как ты?
– Если б я знал.
– Фигня какая-то получается.
– Это точно.
– Не говори Рейлин, что я опять жаловалась.
– По-моему, сегодня у тебя есть на это полное право, – сказал Билли. – В некоторых ситуациях без жалоб не обойтись.
А сам подумал: «Если сегодня у меня и получилось вырваться отсюда на минуту-другую, то вовсе не обязательно, что теперь я смогу поступать так всегда». Он не стал говорить этого вслух – не хотел отбирать у Грейс последние осколки надежды. Если там оставалось еще хоть что-то.
Через некоторое время Билли поднял голову и обнаружил посреди гостиной Рейлин в обнимку с Грейс. Наверное, девочка ее впустила, а он даже не заметил. Задремал на минуту или просто впал в ступор от эмоционального опустошения?
– Что случилось с Билли? – спросила Рейлин.
– Он накричал на маму и теперь выжат как лимон.
– Билли накричал на твою маму?
– Ага. Правда, она ничего не слышала. Но ты бы видела Билли! Так разозлился! Мне кажется, если бы мама открыла дверь, он бы крикнул ей прямо в лицо. А еще он знал, что находится на лестнице!
– Хм-м, – сказал Рейлин и поставила Грейс на пол.
– Ай!
– Что такое?
– Ногу больно. Билли из-за этого рассердился.
Рейлин подошла поближе.
– Как ты себя чувствуешь? – встревожено спросила она. – Вид совсем больной.
– Сил не осталось, – выдавил он в ответ, с трудом ворочая языком.
– Эх, надо бы сказать длинную речь о том, как я горжусь тобой, но… Кажется, у меня начинает отекать горло. Так что с речью придется повременить. Пойдем, Грейс.
– Не забирай ее! – сказал Билли. Сила голоса удивила даже его самого.
– Почему? – спросила Рейлин.
– Да, почему? – поинтересовалась Грейс.
– Можно она ненадолго останется у меня? Я скучал… Ох, веду себя как эгоист, нехорошо. Ты, наверное, тоже скучала.
– Ничего страшного, – ответила Рейлин. Билли слышал, что в горле у нее начинает сипеть. – То есть я, конечно, скучала, как же иначе. Но если тебе хочется, Грейс может остаться.
– Спасибо.
– А ты не переживаешь, что ее мама…
– Да какая разница. Я похититель. Звоните в полицию.
Рейлин долго разглядывала его. Билли не мог понять, что означает это выражение лица, однако ничего оскорбительного в нем не нашел.
– Вот и ладненько, – сказала она и развернулась к двери.
– Не забудь про собрание! – крикнула Грейс ей вслед. – Нам надо провести новое. Поскорее.
– Ты так и не сказала из-за чего…
– Для этого и нужны собрания, – отрезала Грейс. – Чтобы рассказать всем, зачем они собрались. Я вам уже объясняла в прошлый раз.
– Да, – сказала Рейлин. – Кажется, уже объясняла.
Следующие несколько часов Грейс сидела на диване, положив голову на плечо Билли, и смотрела мультики; Кошка мистер Лафферти устроилась посередине, чтобы они оба могли ее гладить.
– Ой, я же забыла тебе рассказать! – объявила Грейс, даже не пытаясь убавить громкость телевизора. – Я буду танцевать чечетку на школьном концерте.
Билли слишком устал, и у него не получалось одновременно слушать Грейс и мультики. Звуки сливались в монотонный гул. Но возражать или двигаться у него тоже не было сил.
Поэтому он просто спросил:
– Когда?
– Через три месяца.
– Отлично. Придется поработать.
Грейс смолчала. Через пару минут Билли покосился на нее и обнаружил, что она обиделась и надулась.
– У меня хорошо получается тайм-степ, – наконец сказала Грейс, выпятив нижнюю губу.
– Да, получается. Но на школьном концерте нужно станцевать что-нибудь посложнее. В конце концов, это твое первое публичное выступление. Решающий момент. Поверь мне, такое не забывается. Хотя выбирать, конечно, тебе. Хочешь танцевать тайм-степ, потому что он простой и ты его уже освоила? Или хочешь выйти на сцену и ослепить всех своим блеском?
Грейс молча гладила кошку. Билли казалось, что он видит, как крутятся шестеренки у нее в голове. Как смещаются рычажки.
– Хочу, чтобы с блеском, – сказала она.
– Отличный выбор, – одобрил Билли.
Глава 18. Грейс
Грейс стояла на лестничной площадке и кричала, сложив ладони рупором. Своим знаменитым (ну, или печально известным – в зависимости от ваших взглядов на этот вопрос) громким голосом.
– Миссис Хинман! Поторопитесь, а то опоздаете на собрание!
С лестницы донесся приглушенный вскрик, и по ступенькам стало медленно спускаться что-то большое, тяжелое и грохочущее. Бум, бум, бум.
Грейс немного подождала. Вскоре в ее поле зрения появился чемодан.
Следом за чемоданом показалась перепуганная девушка. Очень молодая, лет двадцать или восемнадцать. И очень перепуганная. У нее были длинные светлые волосы и большущие глаза, и она всем своим видом напоминала беспокойную лошадку, готовую сорваться с места от любого шороха.
– Ты меня испугала, – сказала девушка.
– Извините, – ответила Грейс. Очевидно, снова получилось слишком громко: девушка вздрогнула от неожиданности. – А вы кто?
– Я сюда переезжаю. В квартиру наверху.
– А, в ту квартиру, где застрелился мистер Лафферти!
Глаза у девушки стали еще круглее и испуганнее. Хотя казалось, куда уж дальше.
– Там кто-то покончил с собой?
– Ага. Мистер Лафферти, – подтвердила Грейс, удивляясь тому, что приходится повторять. Наверное, у испуганных людей не получается запоминать все с первого раза.
– Я и не знала.
– Теперь знаете. Как вас зовут?
– Эмили.
– А я Грейс. Вы одна? Если одна, то приходите к нам на собрание.
– Что значит одна?
– Ну, то и значит. Когда человек один.
– В каком смысле одна?
– У вас есть семья и друзья?
– Семья есть.
– Отлично!
– Они живут в Айове.
– А вот это уже хуже.
– И друзья есть. Пара человек. Наверное.
– В Лос-Анджелесе?
– Нет.
– Тогда вам надо на собрание.
– Я же никого из вас не знаю!
– Ну и что? В этом-то и весь смысл.
– Мне нужно распаковать вещи.
– Это все, что у вас есть? – спросила Грейс, указывая на стоящий на лестнице чемодан.
– В общем-то, да.
– А сколько вы его будете распаковывать? Мы бы вас подождали.
– Я очень устала.
– Ясно, – сказала Грейс, почувствовав, что пора отступать. – Мы будем проводить собрания каждую неделю. Приходите, если захочется.
– Может, и приду.
Как раз в этот момент на лестнице появилась миссис Хинман, и Эмили опять вздрогнула. Прежде чем Грейс успела представить их друг другу, девушка подхватила чемодан и побежала наверх, протиснувш