– Готов? – спросила она, по-прежнему прижимая к груди кошку.
– Более чем.
– Рейлин понравилась Джесси!
– Хм. И как же ты это поняла?
– Легко! Я ему сразу сказала: «У нас сегодня собрание, приходи, мы будем ждать». А он ответил, что надо распаковывать вещи и что всем остальным не понравится, если на собрание придет кто-нибудь посторонний. А потом я познакомила его с Рейлин… Только мы от нее вышли, как он спрашивает: «И во сколько же начинается ваше собрание?»
– Ясно. Кстати, во сколько?
– Не знаю. Когда позову всех, тогда и начнется.
– Все в твоей власти, да?
Грейс легонько стукнула его по руке.
– Тогда сам выбирай время! И вообще, кроме меня, это больше никому не надо… Так что ты думаешь про мой секрет?
– В нем нет ничего удивительного. Рейлин очень привлекательная женщина.
– Ага. Хорошенькая. И славная. Но…
– «Но»?.. Она тебе чем-то не нравится?
– Нет, что ты, Рейлин мне очень нравится. Просто мы ее плохо знаем.
– Плохо?
– Ну да.
– Я думал, мы довольно хорошо изучили друг друга.
– Вот смотри: я знаю, что она красит всем ногти в салоне красоты, а больше – ничего. Про Фелипе и миссис Хинман я знаю примерно столько же… и в то же время гораздо больше. По ним все видно, понимаешь? А с Рейлин совсем по-другому, она ничего не показывает. По ней только одно заметно: чего она боится.
Билли погрузился в размышления: а не замечал ли он того, что увидела Грейс? В конце концов, у Билли всегда получалось составить верное впечатление о любом человеке. Но на этот раз интуиция подсказывала, что Рейлин не боится вообще ничего.
– И что же ты заметила?
– Она боится службы опеки.
– Службы опеки?
– Ты что, не слышал?
– Ерунда какая-то… Службы опеки Лос-Анджелеса?
– Ага.
– Но что такого может сделать служба опеки?
– Ну, ребенка забрать, например.
– А, вот ты про что.
– Именно. Может, служба опеки забрала Рейлин от родителей, когда она была маленькой.
– Или забрала ребенка у нее самой. Думаю, Рейлин нам обо всем расскажет, если захочет.
– Вот для этого и нужны собрания! – заявила Грейс с таким видом, будто ей опять приходилось объяснять очевидное. – Никому не нравится рассказывать про себя плохое. Чтобы вытянуть из людей всякую гадость, надо слегка на них надавить!
– Готова к тренировке? – Билли перевел тему, опасаясь, что Грейс решит перейти от слов к делу.
– Я уже неделю готова, сил нет терпеть! Пойду туфли надену, они у Рейлин остались. Сейчас вернусь. Ты только ей про секрет не рассказывай!
– Рейлин же видела, как Джесси себя вел. Думаешь, она не поняла?
– Не знаю. Со взрослыми всякое бывает, иногда не замечают самых простых вещей. В общем, не надо ей знать, что мы тут с тобой обсуждали.
– А мы что-то обсуждали?
– Джесси и Рейлин! – завопила Грейс. Так громко, что наверняка было слышно на всем этаже.
– Я пошутил, – объяснил Билли. – Просто сделал вид, что уже забыл о твоем секрете.
– Так бы и сказал. Откуда мне знать, что ты имеешь в виду?
– Я думал, это общеизвестная шутка. Культурный фон, часть коллективного бессознательного.
Грейс закатила глаза.
– Какой же ты странный!
– Спасибо, – тихонько сказал он ей в спину.
Когда за Грейс закрылась дверь, Билли осторожно прошел к танцплощадке и медленно повторил танец от начала и до конца. Закончил еще эффектнее, чем в первый раз, и снова замер на одной ноге в ожидании аплодисментов.
Да, аплодисментов. Но не для него – для Грейс. Девочке предстоит впервые в жизни услышать рукоплескания публики.
– Боже милостивый, – неожиданно выдохнул Билли. – Мне и вправду надо там быть. Вот ужас-то.
Глава 20. Грейс
– Кто хочет начать? Хоть кто-нибудь, пожалуйста, – хныкнула Грейс.
Она обвела взглядом всех взрослых, собравшихся в комнате. В глаза ей посмотрела только миссис Хинман. Возможно, потому что миссис Хинман уже все про себя рассказала на прошлом собрании, и ей нечего было бояться. Взрослые всегда странно вели себя под давлением.
На этот раз собрались у Рейлин. Все-все.
Даже Билли. И не в пижаме, а в обычной одежде. Стоял, прижавшись спиной к двери, – наверное, чтобы быть поближе к собственной квартире. Грейс заметила, что он снова грызет ногти, но кричать не стала – вдруг испугается и убежит домой.
Рейлин сидела на полу, скрестив ноги по-турецки и прислонившись к дивану, так что Джесси был виден только ее затылок. Интересно, она это специально?
Джесси оглядывался по сторонам, как будто стараясь запомнить всех вокруг, и Грейс никак не могла угадать, о чем он думает, хотя очень внимательно за ним наблюдала.
Фелипе притопывал ногой и смотрел на коврик, как загипнотизированный.
– Ну пожа-а-алуйста!
И тут Рейлин начала говорить. Грейс было обрадовалась, однако очень быстро поняла свою ошибку.
– Не знаю, как всем остальным, – начала Рейлин, и Грейс подумала, что таким резким тоном она разговаривала только с ее мамой, – но мне все это очень не по душе. Я пока не готова к подобным выступлениям, – добавила она, покосившись на Джесси.
Щеки Грейс вспыхнули, дыхание перехватило, будто кто-то ударил ее в живот. Рейлин никогда не разговаривала с ней так сердито, и вдруг… прямо перед всеми… и перед новым соседом… От унижения на глаза навернулись слезы, и Грейс изо всех сил старалась не разреветься.
Хотела возразить Рейлин, но в горле стоял комок.
Фелипе поднял глаза и посмотрел прямо девочке в лицо.
– Пожалуй, начнем с меня, – сказал он. – Совсем недавно, всего несколько недель назад, у меня была девушка. Мы собирались пожениться. Я подарил ей кольцо, сделал предложение и все такое. У нас и сынок был. Полтора годика. А потом однажды вечером я пришел домой с работы и увидел, что перед порогом стоит сумка. В ней лежали моя зубная щетка, рубашки, белье – все мои вещи. А на самом дне – коробочка с обручальным кольцом. Вот такая история.
Воцарилось молчание. Такое очень… молчаливое молчание.
– Она объяснила, почему так сделала? – спросила Грейс с трепетом в голосе.
– Да я и встретиться с ней не могу. Отправил уже миллион сообщений. Звонил ее сестре. А сестра сказала, что у моей девушки был другой. Уже давно, mucho tiempo… много времени прошло.
Снова молчание.
Казалось, даже Рейлин забыла о своем раздражении. Она заговорила – мягко и ободряюще – жаль только, что слова были адресованы не Грейс.
– Ты ничего не подозревал?
– И да, и нет, – ответил Фелипе. – Тогда я был потрясен. А теперь… понимаю. Знаете, как бывает. Наверняка ведь знаете. Смотришь, но не видишь. Замечаешь что-нибудь, начинаешь думать нехорошее и говоришь себе: «Нет, это бред, ты не прав». Потом обнаруживаешь, что все-таки прав. И с одной стороны, ты вроде бы ни о чем не догадывался. А с другой – прекрасно все понимал.
– А как же su ijo[4]? – спросила Грейс приглушенным голосом.
– А как же что? – уточнил Билли.
– Малыш, – объяснила Грейс.
– Я спросил у нее. У сестры. Сказал: «А как же Диего? Можно мне повидаться с Диего? Он же мой сын, моя родная кровь». И знаете, что она мне сказала?
На последней фразе голос Фелипе сорвался, и Грейс уже не хотелось услышать ответ. Она просто помотала головой.
– Сестра сказала: «Может, это твой сын. А может, и нет».
Грейс сорвалась с места, пулей промчалась по комнате и кинулась Фелипе на шею.
– Lo siento[5], Фелипе, – едва слышно прошептала она. – Lo siento para su ijo.
– Gracias[6], – тихо выдохнул Фелипе.
– Мне надо идти, – внезапно сказал Билли со своего поста у порога.
Кажется, плотину прорвало – Грейс слышала, как его голос дрогнул от паники.
Она отпустила Фелипе и сделала шаг назад. Билли уже успел открыть дверь.
– Ой, ты не останешься еще немножко? У нас наконец началось настоящее собрание!
– Прости, малышка. Больше не могу.
Но вместо того чтобы шагнуть на лестничную площадку, Билли отступил назад в комнату. Приблизился к Фелипе, застыл рядом и посмотрел на него сверху вниз; в глазах светилось сострадание. Фелипе поднял голову и грустно улыбнулся.
– Что значит «lo siento»? – тихонько спросил Билли.
– Значит, Грейс мне сочувствует.
Билли наклонился и обнял Фелипе, быстро и осторожно. Будто опасаясь, что если обнимать крепко и долго, то все пойдет наперекосяк.
– Lo siento.
– Gracias, Билли.
А потом Билли вылетел наружу. Вылетел! Даже у Грейс не получалось так быстро бегать.
– Теперь моя очередь, – сказал Джесси.
Все обернулись в его сторону: никто не ожидал, что он заговорит.
– Не смотрите на меня с таким удивлением. Я просто подумал, что это отличная возможность немного рассказать о себе. Раз уж я тут новенький и собираюсь остаться всего на несколько месяцев.
Никто не стал с ним спорить, и Джесси начал свой рассказ.
– Я вырос неподалеку. Всего в четырех кварталах отсюда. Потому и выбрал эту квартиру. Очень уж близко к моему старому дому, много воспоминаний. Хотя все сильно изменилось… К тому же мне сейчас нужно экономить, вот и искал жилье подешевле. Пришлось оставить работу на ближайшие полгода, сбережений едва-едва хватит, чтобы покрыть расходы. В общем, я живу в Чапел-Хилл. Северная Каролина. Уехал туда на учебу, да так и остался. А в Лос-Анджелес вернулся на время, потому что моя мать при смерти.
В голове у Грейс роились сотни вопросов. Она хотела спросить, сколько еще осталось жить маме Джесси, от чего она умирает, крепко ли они любят друг друга, как он справляется с горем. И может ли она, Грейс, помочь Джесси, чтобы ему не было так грустно, – хотя чем тут поможешь, если над человеком нависает такое огромное, ужасное, тоскливое. Но Грейс не успела ничего сказать. Джесси прекрасно обходился без наводящих вопросов. Он был хорошим рассказчиком. Не приходилось тянуть из него историю капля за каплей, слова лились из Джесси свободным потоком. Для Грейс такое было в новинку.