– Забавно вышло. Мы с матерью не ладили. Никогда не сходились во мнениях, ни по одному вопросу. Все время как на пороховой бочке. – Прежде чем Грейс успела задать вопрос, Джесси заметил ее недоумение и пояснил: – Ссорились постоянно. Наверное, все знакомые думали, что мы друг друга недолюбливаем. Или даже ненавидим. А я про себя называл это чувство «яростной нежностью». Если бы мы не любили друг друга, откуда бы взялся такой накал? Есть любовь, а есть обратная сторона любви. У нас с матерью было и то, и другое. Люди думают, что потерять мать, с которой ты никогда не ладил, – не так больно. Но они ошибаются. Ох, как ошибаются. Смерть матери – это всегда больно. Всегда. Неважно, сколько между вами было любви или ненависти. Даже если она душила тебя заботой или, наоборот, совсем не обращала внимания. Неважно. Она твоя мать – мать! Слишком крепкая связь, слишком глубоко внутри.
Грейс хотела ответить Джесси, но вместо этого расплакалась. Сначала тихо, а потом все сильнее, до громких, безудержных рыданий.
На этом собрание можно было считать закрытым.
Все сразу собрались вокруг нее, слишком близко, слишком тесно, так, что нечем стало дышать. Спрашивали, все ли с ней в порядке – снова и снова… Грейс стало бы легче, если бы они отступили назад, чтобы можно было наконец вдохнуть полной грудью.
– Мне надо повидаться с котиком! – объявила она и выбежала из квартиры.
Остановилась перед дверью Билли, шмыгая носом и вытирая слезы рукавом, постучалась к нему специальным тайным стуком.
– Извини, малышка, сегодня я уже не смогу никуда пойти. Все, никак. Извини. Lo siento.
– Я не за этим, Билли. Впусти меня, пожалуйста.
Наверное, он услышал всхлипы – такое попробуй не услышать. Дверь открылась прежде, чем Грейс успела договорить.
Она протиснулась мимо Билли и плюхнулась на диван.
– Ну что, собрание прошло успешно? – поинтересовался он.
Такое вот странное у Билли чувство юмора. Вместо того чтобы мучить Грейс расспросами, он просто отпускал шуточки. Но лучше так, чем задыхаться под весом чужой заботы.
«Вот поэтому я и пришла сюда», – внезапно подумала Грейс. Ей захотелось повидаться не с кошкой. То есть с кошкой тоже.
Грейс тихонько присвистнула, и Кошка мистер Лафферти выбежала из спальни и с налета прыгнула к девочке на колени. Грейс обняла ее и прижалась ухом к урчащему боку.
Из-под носа текло, и Грейс старательно шмыгала, чтоб не испачкать кошачий мех.
Билли присел на край дивана, стараясь оставить между ними свободное пространство, и протянул Грейс огромную коробку носовых платочков. Она вытащила оттуда сразу три или четыре штуки, вытерла глаза и шумно высморкалась, огласив комнату громким трубным звуком.
– Опять я твои платочки таскаю.
– Ничего, как-нибудь переживу.
– В следующий раз куплю тебе целую коробку.
– Да, а на какие деньги? У тебя где-то припрятан запас на черный день? Скрываешь от нас страшную тайну? На самом деле ты владелица целого состояния?
– Ой. Да…
Она снова высморкалась, на этот раз прихватив всего три платочка.
– Не хочешь просветить меня о случившемся?
– Чего? Билли, говори по-человечески!
– Поговорить хочешь?
Грейс вздохнула.
– Просто по маме скучаю, вот и все.
– Ясно.
– Она не очень хорошая мама. Во всяком случае, сейчас. Раньше была хорошей, только очень давно. Мы не ладим и, вообще, разругались вдребезги, я на нее злюсь, и наркотики она любит сильнее, чем меня… а я все равно скучаю.
– Хм-м, – сказал Билли.
– Ты, наверное, не поймешь.
– А может, и пойму. Я тоже скучаю по своей маме. Хотя это ужаснейшая из всех женщин, когда-либо ступавших по этой земле.
Грейс фыркнула от неожиданности.
– Не может же все быть настолько плохо.
– Еще как может. И есть. Поверь мне на слово. Так что, собрание закончилось?
– Наверное. Кроме меня собрания никому не нужны, а я только что сбежала.
– Откуда ты знаешь, вдруг они тебя удивят? Может, прямо сейчас все соседи сидят там, откровенничают, рассказывают друг другу о трагедиях, послуживших причиной их одиночества. Может, ты их вдохновила.
– Пойду проверю, – сказала Грейс.
Она вручила кошку Билли и прошлепала по лестничной площадке к квартире Рейлин. Прижалась ухом к двери, прислушалась.
Ни слова о трагедиях.
Джесси извинялся за то, что невольно расстроил ее, затронув болезненную тему.
Грейс прошлепала обратно и снова плюхнулась на диван.
– Как же, станут они откровенничать.
Позже, когда все разошлись по своим делам, Грейс пришла к Рейлин. И столкнулась на пороге нос к носу с Джесси.
Надо было сразу догадаться, подумала Грейс и отвесила себе мысленный подзатыльник. Разумеется, он постарался задержаться, чтобы поговорить с Рейлин наедине – потому что она ему нравилась, это бы любой дурак заметил!
Сейчас Джесси начнет извиняться, а извинения Грейс слушать не хотела. Чего доброго, опять расплачется.
– А, вот ты где, Грейс! Я уже думал, что не смогу перед тобой извиниться.
Вот видите?
– Не надо извиняться, – сказала она, изо всех сил загоняя слезы подальше. – Ты ведь не специально. Просто рассказал правду, как тебя и просили. Для этого и нужны наши собрания.
– Ты расстроилась.
– У тебя так нечаянно получилось, – ответила Грейс, и в ее голосе все-таки проскользнуло раздражение. – Думаешь, я не поняла?
И тут же замерла, ожидая ответной сердитой вспышки.
Но вместо этого Джесси только потрепал ее по голове и направился к лестнице.
Грейс посмотрела ему вслед: интересно, как продвигаются дела с призраком мистера Лафферти – того, который человек? Или не с призраком, а с тем, что так испугало Эмили, их очень кратковременную соседку. С одной стороны, ей очень хотелось спросить Джесси напрямую, а с другой – Грейс едва-едва отбилась от извинений, и лезть с вопросами пока было рано.
Она настороженно поглядела по сторонам, будто в подъезде за каждым углом могли притаиться шпионы. Потом развернулась и побежала вниз, к себе домой.
Открыла дверь своим ключом.
Внутри было темно. Тихо, спокойно, никаких признаков жизни. Мама лежала в спальне, растянувшись на спине, и храпела.
Грейс подошла поближе, подергала маму за рукав.
– Эй, – тихонько позвала она. Как будто пыталась завести беседу, привлечь внимание.
На мгновение мамины глаза распахнулись.
– Привет.
– Как ты?
– М-м-м. Что ты тут делаешь?
– Зашла тебя проведать, – сказала Грейс. Горло как-то странно сжалось, дыхание сорвалось. Грейс едва не поперхнулась словами.
Мама подняла руку, словно хотела помахать в ответ – непонятно зачем. Ладонь зависла в воздухе, едва качнулась, потом безвольно упала ей на живот.
Грейс ждала чего-то, не совсем понимая, на что надеется.
«Вот и все, – сказала она себе. – Больше ты ничего не получишь. Можно возвращаться к Рейлин».
Вместо этого она погладила маму по волосам – три долгих, бережных прикосновения. Потом склонилась над ухом и прошептала:
– Люблю тебя, мам.
Наверное, она наклонилась слишком близко. Наверное, маме стало щекотно от ее дыхания – и она отмахнулась от Грейс, как от назойливого комара. Заехала рукой прямо в ухо.
– Ой! – вскрикнула Грейс. Получилось громко, хотя боли она почти не почувствовала. Просто возмущение, вспыхнувшее внутри, прорвалось наружу неожиданным возгласом.
И Грейс вдруг заплакала – тоже от возмущения.
А расплакавшись, бросилась прочь из квартиры, на лестницу и к Рейлин – словно боялась, что если остаться там, то ее слезы кто-нибудь увидит. Хотя на самом деле никто бы ничего не заметил. Даже мама.
Она постучалась к Рейлин, все еще потирая ухо.
Рейлин впустила ее внутрь. Грейс заметила у нее на лбу несколько морщинок, которых не было раньше, – казалось, что Рейлин хмурится от напряжение.
– Ты голодная?
– Немножко.
– У нас почти нет еды. Только арахисовое масло.
– Сойдет. А желе у нас есть? – Грейс тут же пожалела о том, что сказала «у нас». Продукты в холодильнике Рейлин принадлежали только самой Рейлин, а не им обеим. Ляпнула грубость, а настроение у Рейлин и так было препаршивое. – Я имела в виду, у тебя. Есть желе?
Рейлин засунула голову в холодильник.
– Клубничный джем, – сообщила она.
К сожалению, Рейлин не стала уточнять про то, кому именно принадлежал джем.
– Отлично, – сказала Грейс, хотя виноградное желе ей нравилось гораздо больше.
Рейлин принялась намазывать сэндвичи, а Грейс решила поддержать разговор:
– И как тебе Джесси?
Стеклянная банка – то ли с арахисовым маслом, то ли с джемом – громко звякнула о стол, и Грейс чуть не подпрыгнула от неожиданности.
– Прекращай-ка с этим, – сказала Рейлин тем же тоном, от которого Грейс едва не расплакалась на собрании. Она и теперь была готова расплакаться. Да что за день-то такой! На каждом шагу поджидал новый повод для слез.
– Что прекращать? Я ничего не делала!
– Перестань сводить меня с едва знакомым мужчиной.
– Никого я не сводила! Никого! – крикнула Грейс, стараясь не разреветься. – Просто спросила, что ты о нем думаешь. Про другую соседку – ту, перепуганную – спросила бы то же самое, но она слишком быстро сбежала, даже не познакомилась с тобой. Рейлин, чего ты злишься? Да, ты ему нравишься. И что тут такого? Я же его не подговаривала. Просто так получилось. Джесси сам виноват.
Рейлин положила сэндвич на картонную тарелку и поставила ее перед Грейс – спокойно, без единого слова.
Грейс разглядывала тарелку примерно минуту: голод куда-то исчез.
– Можно взять сэндвич с собой и съесть его у Билли? Там как-то уютнее.
– Делай, что хочешь, – равнодушно ответила Рейлин.
У самой двери Грейс обернулась: Рейлин мыла нож в раковине и не подняла взгляда на девочку.
– Раньше ты не была такой ворчливой. – Грейс мысленно похвалила себя за смелость.
– Раньше ты не пыталась влезть в мою личную жизнь, – ответила Рейлин, по-прежнему не поднимая глаз. – Все взаимосвязано, тебе так не кажется?