– А потом она обнаружила, что это не кот, а кошка.
– Вы все схватываете налету.
– Погодите-ка! А разве того жильца, который застрелился в моей квартире, звали не мистер Лафферти?
– Верно. Мистер Лафферти, единственный и неповторимый. Это была его питомица.
Джесси поставил бокал на стол, подхватил кошку под передние лапы и внимательно посмотрел в глаза. Она мирно болталась у него в руках, продолжая мурлыкать.
– Итак, Кошка мистер Лафферти, – официально начал Джесси, – тебе есть, что рассказать. Не хочешь ли поделиться своей историей?
Через некоторое время он прижал кошку к груди и повернулся к Билли.
– Кстати, я хотел пригласить вас к себе на церемонию окуривания. Попробуем поговорить с тем, что осталось после мистера Лафферти. Того, который человек, – быстро добавил он, бросив взгляд на кошку. – Может, удастся с ним помириться. Чем больше соседей придет, тем лучше. Все-таки вы его знали, а я нет. Каким он был?
– Ужасным. Редкостный задира. И расист. Но ему очень нравилась Грейс.
– Отлично. Тогда надо пригласить и ее. Должен присутствовать кто-нибудь, кто не таит обиды на покойного. Я знаю, что вы не очень любите выходить из дома…
– Я приду, – быстро ответил Билли. – Ничего страшного.
Он посмотрел на свой бокал и с удивлением обнаружил, что там почти пусто. Выпил и даже не заметил, когда только успел? В мышцах появилось знакомое теплое покалывание. Всего один бокал. Но он почти ничего не ел. А вина не пил уже лет десять.
Билли неподвижно сидел, наблюдая, как Джесси гладит кошку, и снова пытался поймать то глубоко забытое чувство. Почему-то оно продолжало от него ускользать.
– Да вы уже все выпили, – сказал Джесси.
Он наклонился, и кошка перепрыгнула на руки к Билли. Чтобы наполнить бокал, соседу пришлось пододвинуться ближе. Колено, обтянуто синей джинсой, почти задело штаны Билли. От Джесси хорошо пахло. Свежестью. То ли едва заметный аромат одеколона, то ли стирального порошка. А может, Джесси пах так сам по себе.
Билли с трудом сглотнул и наконец понял, что за чувство его охватило.
Конечно же. Конечно.
Томление сердца. Ничего низменного. Не грубое физическое влечение, а легкая романтическая восторженность, от которой что-то болезненно замирает в груди. И мир вдруг начинает сверкать яркими красками, и ты невольно улыбаешься случайным прохожим, от всей души желая радости тем, кого даже не замечал всего мгновение назад. Почти как любовь, только недавно зародившаяся и совсем незрелая.
Вот почему ему так долго не удавалось распознать это чувство. Слишком много времени прошло. Так сразу и не вспомнишь.
– Вот, пожалуйста, – сказал Джесси, отодвинулся и посмотрел прямо Билли в глаза.
Билли отвернулся и отхлебнул сразу половину бокала.
– Вы не подумайте, что я пришел с тайным умыслом, – начал Джесси, меняя ход беседы. – Мне просто хочется узнать соседей получше. Но, раз уж я здесь, можно задать вам пару вопросов про Рейлин? Не сочтите за грубость.
Приглушенная боль просочилась между ребрами и спустилась в низ живота. Билли долго смотрел на вино, потом разом осушил остатки.
Он и не думал, что будет иначе. Даже удивляться нечему. Но все равно чувствовал себя жалким.
Вот это, подумал Билли, и есть наша жизнь. Вот это, а не идиллическая картинка, когда мы в опрятной одежде встречаем красивого гостя с бутылкой вина и отрываемся от танцев ради душевной беседы. Хотя попытка была неплоха. Нет, наш удел выглядит иначе: осознать, что влюбляешься, ровно за мгновение до того, как объект воздыханий попросит свести его с кем-то другим.
Да. Именно так.
– Все в порядке? – спросил Джесси.
– Да, в полном.
– Я просто подумал… вы же знакомы.
– И да, и нет. Рейлин мне очень по душе. Однако буквально на днях мы с Грейс говорили о том, что многого о ней не знаем.
– И все равно вы знаете ее лучше, чем я.
– Не спорю.
– Наверное, я ей просто не нравлюсь.
– Что за глупости. Разве вы можете кому-то не нравиться?
Билли тут же смутился и покраснел. И спрятал глаза, сделав вид, что разглядывает бокал.
– Вы опять все выпили.
– Да.
Билли вытянул руку как можно дальше, чтобы Джесси налил вина, не наклоняясь к нему.
– Есть в ней что-то особенное, – сказал Джесси. – Не поймите неправильно, я не маньяк какой-нибудь. Если Рейлин не проявит интереса, я не стану давить. Просто мне трудно понять ее реакцию. Может, выдаю желаемое за действительно. Могу ошибаться, такое уже бывало.
Билли глубоко вздохнул. Неожиданно для себя он понял, что и вправду может свести этих двоих. Возможно, в перспективе. Или оттолкнуть друг от друга – всего парой слов. Прямо сейчас, раз и навсегда.
– Мне кажется, ее мучит какая-то старая боль, – сказал Билли. – Но подробностей не знаю, так что не стоит об этом рассуждать. Рейлин чудесная женщина. Ей просто нужно время. На вашем месте я бы подождал.
Джесси похлопал его по колену – от этого прикосновения мозг и все остальное тело Билли решительно объявили забастовку, отказываясь обрабатывать поступившую информацию.
– Спасибо, сосед. Не буду отвлекать вас от занятий. Когда приглашу всех остальных, сообщу о точном времени церемонии окуривания.
«Не уходите», – хотел сказать Билли. Или еще более жалкое: «Останьтесь, поговорите со мной». Но вместо этого произнес:
– Не забудьте бокалы. И швейцарский нож.
Джесси рассмеялся и собрал все со стола.
– Знаете, я неплохо разбираюсь в людях. Вы хороший человек. Я сразу это почувствовал.
Билли проводил его до двери. Всего три или четыре шага от дивана. Ничего не говоря.
– Спасибо, – тихо произнес Джесси. – Ваши слова очень много для меня значат. Вы себе и представить не можете.
Прежде чем Билли успел что-нибудь сказать, сосед крепко его обнял. Билли застыл столбом, не в состоянии даже поднять руки и обнять в ответ.
– Что ж, возвращайтесь к танцу. Школьное выступление – вещь серьезная. Пожалуй, я тоже приду посмотреть на Грейс. Остальные пойдут?
– Не знаю, не спрашивал. Я пойду.
Прозвучало это так, будто вопрос решен. Будто в этом заявлении не было ничего нелепого и невозможного.
– Пожалуй, я тоже приду, – повторил Джесси.
И шагнул за порог.
– Доброй ночи, Билли.
Билли открыл рот, однако не смог выдавить из себя ни слова. Внутри было совсем пусто. Вместо этого он поднял руку в жалком прощальном жесте.
Ночью Билли так и не смог уснуть. Не сомкнул глаз до самого рассвета. Возможно, именно поэтому ему не приснились крылья.
– Не стискивай мою руку слишком сильно, – предупредил Билли.
– Почему? – спросила Грейс. – Если я не буду держать, ты убежишь.
Билли почувствовал, как Рейлин осторожно сжала его вторую ладонь.
– Не волнуйся, – сказала она Грейс, – я тоже его держу.
Они стояли в холле прямо перед входной дверью. Сквозь стеклянную вставку была видна улица. Улица!
Билли надел джинсы и теннисные туфли, до смешного белые. Он купил их лет десять назад, но так ни разу и не примерил. Даже дома не носил. Подошвы сияли белизной, как свежевыпавший снег, еще не тронутый следами. Билли покосился на них с неодобрением и снова перевел взгляд на дверь.
В груди стало тесно, к горлу поднялся комок. Билли тщетно попытался его сглотнуть.
Рейлин спросила:
– Ключи с собой?
Ее голос прозвучал слишком тоненько, с едва заметным эхом. Будто издалека. Словно Билли пытался закрыться от происходящего. Наверное, так оно и было.
– Разумеется, с собой. Шесть раз проверил карман. Представляешь, какой кошмар: остаться снаружи перед захлопнутой дверью и без ключа?
– Просто уточняю, – сказала Рейлин. – Готов?
– Категорически нет.
– Серьезно? Остаешься дома?
– Я не говорил, что собираюсь остаться дома, я сказал, что не готов. И никогда не буду. Поэтому давайте поскорее покончим с этим, пока я не передумал.
Рейлин распахнула дверь, и порыв утреннего ветра ударил Билли прямо в лицо.
Как с красным вином. Жутковатое, смутно знакомое ощущение. Давно позабытое. Приятное.
Все втроем, как единое целое, они шагнули на крыльцо.
– Ты как? – спросила Грейс, заглядывая ему в лицо.
Горло перехватило спазмом, стало трудно дышать. Вместо ответа Билли просто дернул подбородком.
Они начали спускаться по лестнице.
Пять бетонных ступенек. Всего пять. Билли принялся считать, сколько лет прошло с тех пор, как он в последний раз поднимался по ним, но очень быстро понял, что от точной цифры станет только хуже.
Над головой, глубоко в листве, весело чирикала какая-то пичуга.
«Надо же, в Лос-Анджелесе по-прежнему водятся птицы», – хотел пошутить он, однако голос не слушался.
Билли попытался вспомнить. Если бы птицы пели у него под окнами, он бы наверняка заметил. Нет, кажется, из квартиры ничего не было слышно. Значит, птичьи трели коснулись его ушей впервые за долгие годы? И впервые за долгие годы он почувствовал себя живым?
«Пф-ф», – сказала бы Грейс.
Билли оглянулся, чтобы посмотреть на свой дом, – их разделяли уже целых три здания. Он вышел на улицу и прошагал полквартала, размышляя о певчих птицах. Но одного взгляда, брошенного на оставшийся позади дом, оказалось достаточно: паника встрепенулась, нагнала и крепко вцепилась в его нутро. Грудь будто тисками сжали. Щеки похолодели, на лбу выступили капли пота.
Он остановился. Намертво.
Рейлин остановилась вместе с ним, а Грейс сделала по инерции еще несколько шагов вперед, не отпуская его руку.
– Что случилось? – спросила она.
Билли утратил дар речи.
– Пора возвращаться?
– Как ты? – спросила Рейлин.
Билли покачал головой, и от этого простого движения земля едва не ушла у него из-под ног. Казалось, тело стало легким и невесомым, один неверный жест – и он взлетит.
– Можешь вернуться, – сказала Рейлин, – если дальше никак.
– Еще чуть-чуть, Билли, – захныкала Грейс. – Ну, пожалуйста! Только за угол повернем.