А потом он открыл дверь в актовый зал, и сплошной стеной обрушились звонкие вопли школьников – страшно представить, какой гвалт стоял там на самом деле. С берушами окружающий мир слегка отдалился и стал напоминать сон. А может, от успокоительных трав у Билли действительно появилась легкая сонливость. И он притворился, что актовый зал в начальной школе пригрезился ему во сне.
Сели все вместе в самой центральной секции. Билли огляделся по сторонам и столкнулся взглядом с мамой Грейс. Эйлин сидела вместе Иоландой на один ряд вперед и на пять или шесть мест дальше. Гневно посмотрев на него, она решительно отвернулась.
– Чуть дырку во мне не прожгла, – прошептал он Рейлин и Джесси. Из-за берушей Билли опасался нечаянно повысить голос.
– Да, – вздохнула Рейлин. – Чего и следовало ожидать.
Тишина. Если, конечно, гул трехсот голосов можно назвать тишиной.
Потом Рейлин сказала:
– А я тебе говорила, что мою маму тоже звали Эйлин?
Джесси ответил «Да», а Билли – «Нет». Получилось практически хором.
– Вообще-то, я обращалась к Билли. Папу звали Реем. Рей и Эйлин.
– Ясно…
– Так что…
– Что? А, понял. Рей и Эйлин. Рейлин.
На сцену вышел ведущий и потребовал тишины. Как ни странно, дети послушно закрыли рты. Не сразу, секунд через десять, но закрыли. В Биллином сне стало значительно тише.
– Сколько будет идти концерт? – прошептал он Джесси на ухо. – Спектакль длится целый час?
– Нет, все мероприятие рассчитано на пятьдесят минут. Включая танец Грейс.
– Боже, по-моему, прошло уже больше. Разве нет?
Джесси бросил взгляд на часы.
– Девять минут.
– Ох, господи…
Спустя мгновение Билли обнаружил, что ладонь Джесси замерла над его животом – очень близко, но не касаясь. Он глубоко вздохнул и принялся старательно впитывать всю лечебную энергию, до какой мог дотянуться.
Когда на сцене появилась Грейс, все пятеро захлопали. Билли видел, что Эйлин с Иоландой тоже хлопают. Он вытащил беруши и снял очки, чтобы не пропустить ни одной детали.
На Грейс была голубая туника, которую сшила миссис Хинман, и черные колготки. Билли даже не подозревал, что у Грейс есть черные колготки. Наверное, купили для выступления.
Он наклонился к миссис Хинман через сидящего между ними Фелипе и тронул старушку за плечо.
– Говорил же я вам, ей понравится, – прошептал он.
Миссис Хинман засияла.
Грейс встала в исходную позицию на должном расстоянии от края сцены, и мир замер.
– Какая она красивая, – выдохнул Билли.
Рейлин вплела ей в волосы цветы, и Грейс лучилась с ног до головы своим неповторимым грейсовским обаянием. Даже если она переживала и не спала всю ночь, зрители бы этого не поняли.
– У нее талант, – прошептал Билли с трепетом в голосе. – А я-то не распознал.
Как же можно было так ошибиться? Наверное, он просто никогда никого не учил, никогда не видел первые занятия начинающих танцоров. Может быть, все проходят через неуклюжесть, которая заметна только со стороны.
А ведь она еще не начала танцевать. Даже музыка не заиграла. Но Билли видел репетиции сотни раз – и знал, что с танцем Грейс справится. Дело было в другом. Как Грейс вышла на сцену. Как притягивала к себе взгляды зрителей.
– У нее талант, – повторил Билли.
Заиграла музыка – песню он выбирал сам. Грейс слегка наклонила голову, будто прислушиваясь. Потом улыбнулась и сделала первый шаг.
Она была прекрасна.
Отличный тайм-степ. Чеканные повороты буффало. Руки двигаются в такт, туловище расслаблено. Она не на секунду не переставала улыбаться – настоящей, не сценической улыбкой. Талант светился во всем, даже во взгляде.
Билли отсчитывал вместе с Грейс тройные прыжки, стиснув зубы от напряжения, словно мог силой воли направить ее в нужную сторону. Но, разумеется, от него тут ничего не зависело. Она чудесно справлялась сама.
Тройные прыжки получились идеально.
И финал был потрясающий. Четкий и элегантный. Она широко раскинула руки, словно ожидая от зрителей заслуженных оваций.
На секунду все замерли – публика всегда отстает от выступающего на долю мгновения. Потом зал разразился аплодисментами. Билли вскочил на ноги, и все четверо соседей поднялись следом за ним. Миссис Хинман пришлось опереться на Фелипе, но она тоже встала. Потом подскочили Эйлин и Иоланда. Грейс поклонилась аудитории. Аплодисменты не умолкали, только стали еще громче, и другие родители тоже начали подниматься со своих мест. Улыбка Грейс засияла ярче.
– Она просто рождена для этого, – сказал Билли вслух.
Джесси замахнулся и кинул на сцену алую розу.
Грейс подобрала ее, положила на сгиб руки и сделала реверанс. Реверанс! Он никогда не учил ее делать реверансы. И не объяснял, как правильно держать цветок на длинном стебле. Может, Грейс видела такое в кино или по телевизору? Или все дело в таланте?
В зале вновь поднялся гомон, и дети начали потихоньку выбираться наружу, однако Билли ни на что не обращал внимания.
Грейс сбежала по ступенькам и направилась прямо к нему. Билли пробирался ей навстречу, даже не оглядываясь, чтобы проверить, идет ли за ним Джесси или кто-то другой из группы поддержки.
Она стояла прямо между сценой и первым рядом, ослепительно улыбалась, а в глазах светился какой-то вопрос. Точнее, не какой-то, а вполне конкретный. И даже не «Ты гордишься мной?» – потому что тут и так все было ясно. Скорее, «Ты ведь сильно мной гордишься?»
Билли обхватил ее личико руками.
– Здорово, да? – спросила она, все еще задыхаясь от танца.
– Господи, Грейс, ты просто…
Он слишком долго тянул с ответом. Закончить фразу Билли не успел, Грейс резко вырвали у него из рук.
Эйлин схватила дочку за локоть и притянула к себе.
– Видишь? – яростно выплюнула она в лицо Билли.
В руке у нее был ярко-оранжевый пластиковый диск, как брелок на цепочке. На диске сверкнула золотистая надпись, но Билли не смог ничего разобрать.
– Это значок тридцати дней. Я продержалась месяц. Никаких наркотиков – не принимаю и не прячу дома. И если кто-нибудь из вас посмеет приблизиться к моей дочери хоть на полсотни метров, я вызову полицию, и вас всех арестуют за похищение. Вот так-то!
Она сорвалась с места и потащила Грейс за собой. Девочка слабо помахала на прощанье. Билли помахал в ответ.
Рядом неожиданно раздался голос Иоланды:
– Извини, я и не предполагала… Я с ней поговорю. – И она бросилась следом за Эйлин.
Сон, перетекший в кошмар, внезапно оборвался. Билли обнаружил, что стоит посреди школьного актового зала, и вокруг разыгрывается настоящая трагедия. Он судорожно обернулся в поисках Джесси. Тот стоял прямо у него за плечом, и Билли едва не сшиб его с ног.
– Мне надо домой, – выпалил он. – Срочно. Я в панике и не могу справиться. Помоги мне.
Глава 30. Грейс
– Жаль, что ты не хочешь со мной разговаривать, – сказала мама.
Грейс сидела на полу примерно в метре от телевизора: ноги сложены по-турецки, локти на коленках, кулаки под подбородком – и не отрывала взгляд от мультика, который ей, в общем-то, совсем не нравился. Но это было совершенно неважно, потому что она все равно не следила за происходящим на экране.
– Может, сыграем в шашки?
– Нет, спасибо.
– А раньше тебе нравилось со мной играть.
– Я сегодня не в настроении.
– Можно прогуляться и купить мороженого. Или тоже скажешь, что не в настроении?
– Еще как скажу. Не в настроении.
Мама встала между Грейс и телевизором и выключила мультик. Она нависала над ней, и девочке пришлось запрокинуть голову, чтобы разглядеть мамино лицо, маячившее где-то далеко вверху.
– Знаешь, ты до сих пор ни разу не сказала, что рада вернуться домой. И не похвалила меня за то, что я продержалась без наркотиков целый месяц – а ведь это было не так-то просто. Лезешь на стенку из-за каких-то соседей и кошки, а на все остальное тебе плевать. Я от тебя еще ни одного доброго слова не услышала.
Грейс вздохнула.
– Спасибо тебе большое. Но…
Мама махнула на Грейс рукой – в прямом смысле слова – и ушла.
Иоланда заглянула к ним в гости на следующий день. После работы, примерно в половине седьмого. И принесла с собой пиццу – пепперони с двойным сыром.
– Спасибо, – тихо сказала Грейс и взяла себе кусочек.
– Ого, – сказал Иоланда, обращаясь по большей части к маме, потому что Грейс уже успела спрятаться в своем углу. – Она теперь всегда такая? С тех самых пор?..
– Нет, – ответила мама. – Не всегда. Иногда бывает хуже.
– Может, поговорите по душам?
– Не собираюсь слушать все заново! – отрезала мама.
– А я бы поговорила, – сказала Грейс.
Она устроилась с пиццей на краю дивана, Иоланда села с другого края. Мама осталась стоять у кухонного стола. Закурила и отвела взгляд в сторону.
– Терпеть не могу, когда ты дымишь в квартире, – сказала Грейс.
– Знаю. Я не обязана делать все по-твоему.
– Ты ничего не делаешь по-моему.
– Так, спокойно! – вмешалась Иоланда. – Разговариваем, а не пререкаемся. Конструктивный диалог. Эйлин, Грейс высказала свое мнение…
Мама вздохнула.
– Раньше я курила на крыльце. И тебя это устраивало. Но теперь я боюсь оставлять тебя одну. Стоит мне отвернуться, ты сразу кинешься к своим драгоценным соседям.
– И что? Разве это так плохо?
– Грейс, не кипятись! – сказала Иоланда. – Конструктивный диалог. Если мама будет курить на крыльце, ты пообещаешь никуда не убегать?
Грейс вздохнула. Шмыгнула носом.
– Ага, ладно.
– Да ты только ее послушай! Хлюпает, как выжатая мочалка. Нам раньше так славно жилось: только я и Грейс, вместе против целого мира. А теперь она страдает, как брошенный щеночек, потому что я не пускаю ее к тем отвратительным людям.
– Они не отвратительные! – крикнула Грейс.
– Эйлин! Плохой ход! – рявкнула Иоланда. – Еще раз.
– Ладно, извини. Потому что я не пускаю ее к друзьям. Раньше она была счастлива вместе со мной, безо всяких посторонних. А теперь у нее такой вид, будто она только что потеряла лучшего друга.