Айя раздраженно смотрит на часы рядом с рулем.
Сколько времени ей потребуется, чтобы проехать восемь километров, отделяющих ее от отеля «Аламанда»? Полчаса? Час? Еще больше?
Разъяренная Айя наблюдает, как волны Индийского океана бьются о каменный зубец, напоминающий, как принято считать, профиль Марианны. Ну-у… Айе никогда не удавалось разглядеть республиканский символ в этой базальтовой глыбе, лучше бы ее взорвали динамитом, чем тратить миллиарды на то, чтобы проложить несколькими сотнями метров выше дорогу, которая уродует пейзаж и не решает никаких проблем передвижения по острову. Зато у реюньонцев сохранится иллюзия того, что можно регистрировать на острове все больше машин, по тридцать тысяч дополнительно каждый год, и так до бесконечности. И все же надо признать очевидное: остров Реюньон — это выросшая в океане гора. Почти все его население теснится у самой воды, и все перемешаются в автомобилях по более или менее ровной узкой полоске земли между океаном и подножием вулканов, кружат наподобие протонов в циклотроне, и свободы у них ровно столько же. На реюньонцах проверяют концепцию замедлителя частиц.
Айя, смирившись, глушит мотор. Водитель пикапа, кафр в белой футболке, упорно пялится на нее, возвышаясь над ней на метр. Его рука через открытое окно свисает на дверцу, и это тоже раздражает Айю. Если бы она взяла служебную машину или хотя бы прицепила мигалку на крышу своего «пежо», она за несколько минут домчалась бы куда надо по приморскому шоссе, машины расступились бы перед ней, словно море перед пророком, в том числе и пикап этого кафра, который выворачивает шею, чтобы поглубже заглянуть ей в вырез. Айя бессознательно стягивает на груди блузку. Из-за таких типов ей иногда хочется носить покрывало. Исключительно для того, чтобы им досадить.
В конце концов, в тридцатиградусную жару черная чадра или бейсболка…
Или форменная фуражка…
Директор «Аламанды» Арман Зюттор настоятельно советовал ей… очень настоятельно: «Айя, только не надо пугать туристов, появись незаметно!»
Этот белый господин, директор отеля, обращается к ней на «ты» под тем предлогом, что знал ее совсем маленькой, она приходила с родителями в «Аламанду». Граница между бесцеремонностью и унижением иногда бывает тонкой, Айя прекрасно это осознает.
«Ты же понимаешь, Айя, это частное дело, а не официальное расследование. Марсьяль Бельон не намерен подавать заявление, просто зайди и успокой его насчет жены, я прошу тебя об этом как об услуге».
Услуга? Инкогнито? Ну посмотрим… Как ему отказать? Туризм — это восемьдесят процентов рабочих мест Сен-Жиля. Двести рабочих мест — в гостиничном деле… И тридцать из них — в одной только «Аламанде».
Арман Зюттор считает, что повода для паники нет: обычная история, приехала чета парижан, жена сбежала, прихватив свои вещи и оставив мужа в дураках и в одиночестве у бассейна, с шестилетней девчушкой на руках.
«Скорее забавно, да, Айя? Если бы это случилось с каким-нибудь креолом, все бы только посмеялись. И даже с осевшим здесь французом. Но турист… И потом, муж отрицает очевидное, не желает признавать, что птичка упорхнула, он потребовал вызвать полицию, и немедленно… Понимаешь?»
Айя понимает. И потому она, капитан жандармерии из Сен-Поля, примчалась, как мчатся пожарные, стоит только вулкану Питон-де-ла-Фурнез разок кашлянуть…
Безрассудно влезла в вечерний поток машин и теперь встала намертво, уже никто не въезжает в тоннель и не выезжает из него. Айя вздыхает и резко опускает стекло со стороны водителя. Удушливая жара, ни ветерка. Шины плавятся. Из колонок авторадио пикапа на неподвижную вереницу машин выплескивается мелодия сеги.[7] Кафр пальцами в кольцах выстукивает ритм креольской музыки, должно быть, дожидается, чтобы диктор местного радио сказал, на сколько километров тянутся по острову пробки, и, чтобы поднять дух населения, прибавил, что здесь не существует учреждения, куда бы стекалась и где бы обрабатывалась вся дорожная информация.
Айя откидывает голову на подголовник водительского кресла. Бросить бы машину здесь и дойти пешком. А вот кафра, похоже, пробка не злит, ему даже нравится. У него есть музыка, солнце, море… и девушка, чтобы на нее глазеть.
Можно подумать, ему больше нечем заняться…
17 ч. 43 мин.
Марсьяль Бельон стоит перед капитаном жандармерии Пюрви. Он очень бледен, отмечает Айя. Это она маялась целый час на солнцепеке, это у нее задница прилипала к автомобильному сиденью, обтянутому искусственной кожей, а пот градом катится с этого туриста, хотя в гостиничном холле работает кондиционер. Как только она вошла, он встал с плетеного пластикового кресла.
— Капитан Пюрви?
И остался с открытым ртом, словно так ему было легче дышать, — в точности как экзотические рыбы в аквариуме у него за спиной.
— Я… прошу прощения за то, что побеспокоил вас, капитан. Я догадываюсь, что полиции подобное исчезновение может показаться вполне… вполне заурядным… Но… но как вам объяснить… Извините, капитан, мне трудно подобрать слова… Это только на первый взгляд… А на самом деле…
Айя сочувственно смотрит на Марсьяля, который вытирает взмокший лоб полой расстегнутой рубашки. Бельон успел дважды извиниться в одной фразе. Ей кажется странным это чувство вины, к тому же оно не вяжется с внешностью загорелого красавчика, с его безупречными грудными мышцами, просвечивающими сквозь тонкую белую льняную рубашку. Почему он до такой степени чувствует себя виноватым?
Бельон набирает побольше воздуха, как будто намеревается побить мировой рекорд по задержке дыхания, потом решается:
— Капитан, я попробую по-другому, так будет проще. Я не настолько глуп, чтобы не догадываться, что все думают, будто жена меня бросила. Разумеется… На острове соблазнов более чем достаточно. Послушайте меня, капитан, здесь не тот случай… Она не ушла бы так. Без своей дочери… Без…
Айя внезапно обрывает неуверенную речь Марсьяля.
— Хорошо, мсье Бельон, не надо оправдываться, мы сделаем все возможное. Вам повезло, Арман Зюттор заботится о постояльцах… здесь жандармерия обслуживает вас наряду с другими работниками отеля. Обеспечивает вашу безопасность, вы же понимаете. Уверяю вас, я буду расследовать исчезновение вашей жены как можно более незаметно…
— Вы хотите, чтобы…
Пропитанная потом льняная рубашка, прилипшая к коже, кажется прозрачной. Айя улыбается и отводит глаза, она смотрит на желтую рыбку-хирурга, которая строит из себя начальника в аквариуме. Что-то в поведении этого перепуганного туриста ее по-прежнему смущает.
— Послушайте, мсье Бельон, сегодня уже слишком поздно, но завтра вам надо зайти в отделение полиции Сен-Жиля и официально заявить об исчезновении вашей жены. Кроме того, вас попросят предъявить удостоверение личности и дать некоторые сведения. А до тех пор я посмотрю, что я могу сделать. У вас есть фотография жены?
— Конечно.
Он передает ей фотографию. Айя разглядывает безупречный овал лица Лианы Бельон, светлые волосы, мелкие белые зубки. Чистокровка! Она понимает, что такая красотка может многих возбудить на Реюньоне — в этой лаборатории скрещивания пород. Айя с понимающим видом поджимает губы.
— Благодарю вас, мсье Бельон. Арман Зюттор уже изложил мне суть событий. Побудьте в холле или в саду, выпейте рома или пива, это пойдет вам на пользу, только пока не поднимайтесь в комнату. Ничего не трогайте, я через несколько минут все вам расскажу.
17 ч. 47 мин.
Габен наблюдает за тем, как Айя, обогнув бассейн, подходит к бару и припечатывает к стойке фотографию.
— Когда в отеле появляется такая красотка, ты ведь не можешь ее не заметить, а, Габен?
Бармен не спешит отвечать. Как правило, стоящие перед ним клиенты смотрят мимо него, на расположенную у него за спиной и занимающую три полки внушительную коллекцию бутылок рома, играющих красками, будто склянки в аптечной витрине. Но Айя смотрит ему прямо в глаза. Как большинство зарабов,[8] она не пьет спиртного. А ведь нельзя сказать, чтобы ей не предлагали хотя бы попробовать, когда она была еще подростком и часами ждала отца и мать у бортика бассейна. До того, как произошла трагедия.
Раз Айя на него так уставилась, то и Габен не отказывает себе в удовольствии на нее поглазеть. На их острове не так часто вырастает подобный цветок. Зарабка с примесью креольской крови. У Габена сложилось довольно четкое представление о зарабах, они редко скрещиваются с другими, обычно предпочитая ни с кем не делить ни свои гены, ни свои банковские счета. Сдержанные и деятельные. Двадцать пять тысяч человек, тринадцать мечетей, никаких покрывал и никабов напоказ… и все ткацкие, и все автомобильные предприятия острова сосредоточены у них в руках, равно как и все производство фурнитуры!
Айя — зарабка по отцу и креолка по матери. Можно ли назвать ее красивой девушкой? — задумывается Габен. Не так легко решить. Иногда такое скрещивание порождает шедевры, изумляющие вас бесспорной красотой, но чаще всего природа экспериментирует. И тогда получается вот такая Айя. Невероятное сочетание длинных черных волос и синих миндалевидных глаз под почти сросшимися широкими черными бровями. Отличные задатки, резюмирует Габен, но для того, чтобы выглядеть привлекательно, Айе надо бы иногда улыбаться. И еще хорошо бы посмотреть на нее в купальнике. Мало ли что. Айя выросла вдали от океанского берега, в одном из уродливых домов на плато, он помнит ее школьницей. Уже тогда она казалась особой ящерицей в классе, состоявшем из одних хамелеонов. Такие одаренные дети появляются раз в десять лет. Из тех, кто едва успевает загореть, никогда и ног не замочит в лагуне, а только вкалывает, вкалывает и вкалывает больше всех. Как и многие другие, Айя училась в метрополии, окончила юридический факультет, потом жандармское училище. Дослужилась до капитана. Но, в отличие от других островных вундеркиндов, Айя вернулась. Теперь, возможно, она об этом жалеет. Метискам, которые хотят вскарабкаться по ступенькам служебной лестницы, места на острове достаются нелегко… Ее сослали в автономную территориальную бригаду в Сен-Жиль-ле-Бен. Только девочка она энергичная, честолюбивая и упорная, Габен видел ее в деле, эта ящерка может забраться очень высоко. И жажда мести как дополнительный стимул. Зореям