азу занимают позицию, в которой победителем выйдет тот, кто любит меньше, а тот, кто любит больше, останется в проигрыше. Это, однако, ложный вывод.
Вы думаете, что существует счастливая любовь?
Счастливая любовь – это когда вы работали, устали, вымотались и, возвращаясь после тяжелого дня домой, видите кого-то, кто так на вас смотрит, что хочется рассказать ему о своем дне. И в вашем рассказе день этот становится совсем иным, потому что ваше отражение в глазах этого человека так романтично, интересно, блестяще, что рассказ о самом обычном дне будет в ваших устах увлекательной повестью.
Не подумайте, что, приходя домой, надо паясничать, чтобы развлечь близкого человека, – это катастрофа. Это не любовь. Это плохо сбалансированная форма совместной жизни.
А в тот день, когда человек сочтет, что ваш рассказ совсем не интересен, – что это будет означать?
Это будет означать либо что вы прониклись нездоровым самолюбованием, и тогда реакция совершенно оправдана, либо что вас больше не любят. Потому что рассказывать – это еще не все.
Для вас есть разница между любовью и страстью?
Испытывая любовь, себя понимаешь. Испытывая страсть, себя упрекаешь.
Вы верите в любовь с первого взгляда?
Да. Вернее сказать, в немедленную и неодолимую тягу. Но не думаю, что это может быть надолго. Потому что это основано прежде всего на физических началах. Включается воображение тела, что, на мой взгляд, не абсурд, а составляющая любви. Физическая тяга необходима, но недостаточна.
Люди могут жить вместе и по иным причинам. Они любят друг друга, уважают друг друга, им вместе весело, интересно, а физическая сторона, собственно, и не задействована… Но в выигрыше скоро окажется кто-то третий.
Говорят, любовь-страсть длится не больше семи лет. Дело в обновлении клеток. После вальса и головокружения можно и споткнуться. Это не обязательно разлука, может быть и так: «Они поженились, и было у них много детей». Что означает конец любовного романа. Любовь – единственное средство от одиночества.
Не кажется ли вам, что любовные отношения длятся меньше, чем прежде?
Воображение в наше время больше не задействуется. Теперь, если вам хочется с кем-то поговорить, вы беретесь за телефон.
Что еще изменилось – в мое время физическая любовь для юных девушек была под запретом; теперь же она обязательна. Это даже хуже. Сегодняшняя девушка, сохранившая невинность до девятнадцати лет, почти смешна. Но обязательная любовь – это так скучно! Есть много людей, не имеющих никакой охоты предаваться любовным игрищам, но вынужденных это делать, потому что этого требует мода. Вот вам новый конформизм! И как при всяком конформизме, достаточно пойти против течения, чтобы шокировать…
Можно ли любить двух мужчин или двух женщин одновременно?
О да! Думаю, да. По-разному. И, кстати, чтобы любить двух мужчин, нужно быть безгранично любимой хотя бы одним из них.
Ему можно изменять, потому что за вами такой капитал счастья! Я, когда была счастлива, запросто могла изменить парню, с которым встречалась, а вот если была влюблена в человека, который на меня и не смотрел, ему я изменить не могла: я казалась себе некрасивой и никого не хотела видеть. Если вы любимы мужчиной, который сильно любит вас, вы чувствуете себя красивой, вам хочется нравиться, как бы подтвердить его мнение. Мало женщин это признают, а мужчин еще меньше. Но это правда.
Вы мечтали о вечной любви?
Да, когда мне было четырнадцать лет. Позже – нет, потому что мне было интересно узнать других мужчин, несмотря на горечь разлук. Любовь может быть и помехой празднику. Когда начинаешь скучать, трястись от скуки – надо бежать. Я порой ускоряю события, чтобы не дождаться худшего, этих завтраков, когда нечего больше друг другу сказать. Но я не знаю рецепта для долгой любви. Да и не вижу в нем необходимости. Я слишком люблю счастье, чтобы иметь несбыточные желания.
Любовь делает человека счастливым?
Когда вы влюблены, полного счастья быть не может. С одной стороны, вы не можете быть все время вместе с тем, кто вам нравится. С другой стороны, не можете быть абсолютно уверены ни в самой себе, ни в нем. Есть об этом великолепная фраза у Пруста: «Он испытывал при Альбертине эту неловкость, эту потребность в чем-то большем, которая лишает подле любимого существа чувства любви». Я думаю, это верно.
Если скажут слово «любовь», что вы ответите?
Я всегда цитирую фразу – она чудесная – Роже Вайяна: «Это то, что происходит между двумя людьми, которые любят друг друга». Добавлю, что любовь – как болезнь, тяжелая и постыдная, когда она не взаимна. Когда я не влюблена, это кажется мне безумием, глупостью, бессмыслицей. Когда влюблена – не расстаюсь с телефоном, не помню себя… Меня очень трогает тот факт, что люди, слывущие несгибаемыми, бывают обезоружены ласковыми, нежными. Когда влюбляешься в хорошего человека – пиши пропало. Это навсегда. Но жизнь мужчин тоже не сахар! Отношения в парах зачастую бывают напряженными, просто невозможными… наверное, потому, что женщины требуют всего по праву «слабого пола» плюс пресловутой свободы.
Свобода, независимость – вы ими дорожите…
Это мое оружие. Независимость прежде всего. Нет, конечно, если в кого-то влюбляешься, то полностью зависишь от телефонного звонка. Независимость не исключает такого рода зависимости, она в том, чтобы не видеться с теми, кого презираешь, не здороваться с теми, кого считаешь подлецами, не делать множество вещей, которые делают многие, даже умные и чуткие люди, потому что их вынуждает к этому жизнь. Вот эта зависимость может довести до самоубийства. Люди все больше и больше запутываются в этих сетях. На них всегда устремлены чьи-то взгляды. У них нет времени хоть немного сосредоточиться на себе, побыть пару часов в одиночестве, почитать книгу, послушать музыку, просто расслабиться, подумать, поработать мускулами головы.
Да, независимость – это как мускулатура, которую надо развивать. Но у людей вечно нет на это времени. В любую секунду их мир может рухнуть, если не станет чьего-то взгляда, чьей-то поддержки. И тогда – черная дыра. Но вместо того, чтобы заполнить эту дыру, взяв книгу или просто уснув, они в нее падают. Они мечутся, охваченные паникой. А тут еще ужас – непрерывный шум, бубнит телевизор, гомонит город, и все эти дурацкие лозунги в газетах: «Будьте счастливы»… «Как стать счастливым»… Это же мерзко, в конце концов! Им объясняют, как стыдно и глупо быть несчастными, потому что сделано все для их счастья. Поэтому, будучи несчастными, они чувствуют себя виноватыми. Я думаю, это одна из причин, по которым люди кончают с собой. Раньше они просто были несчастны. В эпоху романтизма, например, люди ходили по улицам, обливаясь слезами, падали друг другу в объятия, рыдая, и чем больше они плакали, тем более умными и чуткими слыли! Теперь же, если вы не повторяете то и дело «Все хорошо, все отлично», вам скажут: «Бедный дурень, сходи-ка ты к психиатру или попей таких-то таблеток!» Идиотизм все-таки.
Эта свобода – одна из составляющих любви к жизни?
Именно. Свобода всегда была моей истинной страстью, с самого детства.
Если проследить ваш путь с 1954 года, оказывается, что вы как-то незаметно стали одним из политических ориентиров вашего времени. Как это произошло?
На политику мне было наплевать. Но началась война в Алжире, я подписала «Манифест 121», и на мою жизнь покушались. Я примкнула к левым интуитивно и поверила в Миттерана.
Но в 1965 году вы поддерживали де Голля против Миттерана?
Да. Были даже дебаты в «Пари-Матч». В то время я была за де Голля, а Маргерит Дюрас – за Миттерана. Для меня де Голль был левым. Я и до сих пор так думаю. В то время я не верила в Миттерана, я познакомилась с ним в 1979–1980 годах и изменила свое мнение.
Знаете, правые, левые… По отношению к нищете, к тому факту, что есть обездоленные, несчастные, голодающие, есть две позиции. Одни говорят: нищета существует, но это неизбежно; для меня это правые. А другие говорят: нищета существует, и это нестерпимо; это левые. Нищета как понятие всегда казалась мне нестерпимой.
Вы голосуете?
Да, всегда в Кажаре, моей родной деревне.
Вы часто опережали специалистов в оценке политической ситуации, например, в том, что касалось Кубы, как вы это объясните?
На историю с Кубой я не в обиде. Когда я в 1960-м туда приехала, многие были в восторге. Но мне все эти солдаты со всеми их автоматами внушили изрядное опасение. Быть может, это женский здравый смысл, неприемлющий знамен и фанфар?
А в вашей семье интересовались политикой?
Мой отец не имел убеждений, кроме одного: не голосовать за коммунистов! Моя мать была правой традиционно, она ведь из семьи помещиков. Но все не так просто: мои родители прятали евреев во время войны.
Во время войны вам было страшно?
Нет, потому что маме не было страшно. Когда началась война, родители оставили нас, брата, сестру и меня, у бабушки в Лоте и уехали в Париж, потому что мама забыла свои шляпы. Она не могла представить, как переживет войну без шляп. Когда они вернулись, мы поселились в Дофине, потом в Веркоре: отец думал, что там нам будет спокойнее. На самом же деле мы жили между драмами и казнями.
Кто был главой вашей семьи? Отец или мать?
Мои родители. Они были очень разные и дополняли друг друга. Любопытно, кстати, что они понимали друг друга, только когда ссорились. Короче говоря, доказывая свою несхожесть, они больше друг друга ценили. Это люди, которые очень помогли мне в жизни.
Что вас забавляет?
Многое. Люди, некоторые ситуации, газеты, СМИ, физиономии людей в телевизоре, как они выступают с достоинством, точно на подмостках, и как ерзают, когда на них направляют свет софитов. Очень уморительно. Это язвительный смех, но есть еще смех более непринужденный, дружеский. Я обожаю Лорела и Харди.