я машина провоняла этой тварью. Нужно отдать Лайалу должное: он время от времени пытался покончить с пьянством, — но это длилось месяц или два. На больший срок у него силенок не хватало.
На другой половине кровати пошевелился мужчина. Она отвернулась от окна. Надо попытаться заснуть. Может, аспирин подействует. Часы показывали двадцать одну минуту первого. Да плевать на все. Завтра не нужно рано вставать, ехать на работу, готовить завтрак. Она села на край кровати, подняла ноги и сунула их под одеяло. Затем, задержав дыхание, мягко опустила голову на подушку. Не хотела тревожить сон лежащего рядом мужчины.
Но он все же проснулся и повернулся на бок.
— Ты что, дорогая?
— Спи, — произнесла она.
— Зачем ты вставала?
— Так. Разболелась голова. Искала аспирин.
— Нашла?
— Да.
Он протянул руку, коснулся ее груди, зажал сосок между большим и указательным пальцами.
— Перестань, Дуэйн. Я же сказала, что болит голова, а ты начинаешь меня лапать.
Он убрал руку.
— Ты просто перенервничала. Ведь потребуется время, чтобы забыть эту историю с Джан.
— А чего тут забывать? — Женщина усмехнулась. — Она умерла. Вот и все.
Глава восемнадцатая
— Так что убирайтесь отсюда ко всем чертям, — повторил Хорас Ричлер.
— Это… какой-то абсурд, — проговорил я, переводя взгляд с Хораса на его жену.
— Хватит, уходите, — буркнул он и начал закрывать дверь.
— Подождите! — крикнул я. — Объясните, в чем дело.
— Ничего себе! Человек будит нас ночью, заводит разговор о нашей покойной дочери и еще требует каких-то объяснений.
Он уже почти закрыл дверь, когда Греттен его остановила:
— Хорас! Подожди минутку. — Она взглянула на меня. — Кто вы такой?
— Дэвид Харвуд. Живу в Промис-Фоллз.
— Вашу жену зовут Джан?
— Ради Бога, Греттен, — вмешался Хорас, — этот человек сумасшедший. Зачем ты его поощряешь?
— Да, мою жену зовут Джан, — кивнул я. — Полное имя — Джанис. До замужества носила фамилию Ричлер.
— В мире, наверное, существует не одна Джан Ричлер, — заметила Греттен. — Так что вы скорее всего ошиблись адресом.
Я умоляюще посмотрел на нее.
— Но в ее свидетельстве о рождении указаны родители: Хорас и Греттен, — и место рождения: Рочестер.
Они изумленно взглянули на меня.
— Дата рождения там тоже указана? — спросил наконец Хорас.
— Да. Четырнадцатое августа семьдесят пятого года.
Мне показалось, что сейчас они оба потеряют сознание. Хорас опустил голову и отошел от двери. Греттен стояла бледная, с дрожащим подбородком.
— Прощу прощения, — проговорил я. — Для меня это такой же шок, как и для вас.
Греттен печально покачала головой.
— Для моего мужа это большой удар.
— Понимаете, — пробормотал я, — моя жена пропала сегодня — вернее, вчера, в субботу, — примерно в середине дня. Мы поехали в парк аттракционов, и она вдруг исчезла. Я ума не мог приложить, куда она девалась. И вот решил, что Джан поехала к вам.
— А как оказалось у вашей жены свидетельство о рождении нашей дочери? — спросила Греттен.
— Может, вы разрешите мне войти?
Греттен повернулась к мужу, и тот безразлично махнул рукой.
— Ну входите, — сказала она, открывая дверь шире.
Мы вошли в гостиную, обставленную мебелью, которая, похоже, досталась им от родителей. Только тускло-серый диван на вид был не старше двадцати лет. Разбросанные по дивану и креслам подушки напоминали марки на старых коричневых конвертах. На стенах, высоко, чуть ли не под потолком, висели дешевые картины с пейзажами. Я примостился в первом попавшемся кресле. Греттен села на диван, плотно запахнув халат.
— Хорас, иди сюда, дорогой, — позвала она.
На стенах было несколько фотографий в рамках. На большинстве запечатлены супруги Ричлер с мальчиком. Фотографии расположили в хронологическом порядке, так что можно было видеть сначала мальчика примерно в три года — и так далее, вплоть до молодого человека лет двадцати. На последней фотографии он был в военной форме.
— Это Брэдли, — сказала Греттен, проследив за моим взглядом.
В нормальной обстановке я бы сказал что-нибудь вроде: какой у вас красивый сын, — что несомненно было бы правдой, но сейчас я вел себя как контуженый и мне было не до вежливостей.
Хорас Ричлер нехотя приблизился к дивану и сел рядом с женой. Она положила руку на его колено.
— Он погиб. — Хорас указал на фотографию сына, которую я разглядывал.
— В Афганистане, — добавила Греттен. — Подорвался на мине.
— Боже мой, — прошептал я.
— С ним погибли еще двое канадцев, — продолжила Греттен. — Это случилось два года назад. В пригороде Кабула.
— В общем, теперь мы остались одни, — вздохнула Греттен.
— Но тут нет фотографии вашей дочери, — нерешительно проговорил я. Мне очень хотелось увидеть, какой она была. Если это Джан, я бы узнал ее обязательно.
— У нас нет ни одной ее фотографии.
Я молчал, ожидая объяснений.
— Понимаете, прошли годы, но нам по-прежнему очень тяжело вспоминать об этом.
В комнате снова воцарилось молчание. На сей раз его нарушил Хорас, неожиданно выпалив: «Ее убил я», и застыл, низко опустив голову.
— Хорас, не надо, — проговорила Греттен. Она крепко сжала его колено, другую руку положила ему на плечо.
— Это правда, — тихо произнес он. — Уже прошло достаточно лет, так что можно рассказать.
Греттен повернулась ко мне:
— Хорас не виноват. Это был несчастный случай. Ужасный. — Ее лицо сморщилось, она боролась со слезами. — В тот день я потеряла и дочь, и мужа. Он хороший человек. Не слушайте никого, кто скажет иначе. Просто с тех пор он сильно изменился, и это продолжается уже тридцать лет.
— А что случилось? — спросил я.
Греттен хотела объяснить, но Хорас ее опередил:
— Дай расскажу я. Теперь, когда потерян и сын, уже ничто не имеет значения. — Он напрягся, будто собирался с силами. — Это произошло в сентябре восьмидесятого. Я пришел с работы, поужинал — все как обычно. Джан играла во дворе со своей подружкой Конни.
— Они тогда о чем-то заспорили, — вмешалась Греттен. — Я наблюдала за ними в окно.
— В тот вечер я собирался поехать поиграть с приятелями в боулинг. Я тогда сильно этим увлекался. Игра была назначена на шесть, а в конце ужина часы показывали десять минут седьмого. Я опаздывал — вот в чем все дело. Побежал к машине, запрыгнул на сиденье и быстро сдал назад, чтобы выехать на дорожку. Слишком быстро.
Я почувствовал, как у меня защемило под ложечкой.
— Он не виноват, — прошептала Греттен. — Джан… толкнула эта девочка, Конни, и…
— Если бы я не торопился, все было бы нормально. Так что нечего сваливать вину на девочку.
— Но когда они заспорили, — не унималась Греттен, — Джан стояла как раз на дорожке, и Конни ее толкнула в тот момент, когда Хорас начал сдавать назад машину.
У меня перехватило дыхание.
— Я сразу почувствовал что-то неладное, — сказал Хорас. — Резко затормозил, вышел, но…
Он замолчал, сжав кулаки, но это не помогло сдержать слезы, которые потекли по щекам.
— Конни закричала, — продолжила Греттен. — Она не видела автомобиля, когда толкала Джан. Да и что возьмешь с ребенка? Дети не способны предвидеть последствия своих действий.
— Разве она сидела за рулем? — вмешался Хорас. — Машину вел я, и мне следовало смотреть внимательнее, куда еду. Мне надо было все предвидеть. А я этого не сделал. Потому что очень торопился на чертов боулинг. — Он покачал головой. — А потом, когда полиция расследовала происшествие, ко мне претензий не возникло. Мол, я не виноват, это несчастный случай, такое иногда бывает. Жаль, что меня тогда не казнили, — избавили бы от мучений.
— Хорас пытался покончить с собой, — проговорила Греттен. — Два раза.
Он отвернулся, смущенный откровением жены.
— В тот день разрушилась жизнь и той девочки, которая толкнула Джан, — добавила Греттен. — Ее тоже нужно было бы пожалеть. И ее родителей. Но у меня на это не было сил. Они правильно сделали, что вскоре уехали отсюда. Наверное, и нам следовало поступить так же.
— С тех пор, садясь в машину, я всегда вспоминаю об этом, — задумчиво произнес Хорас. — За все годы не было ни одного случая, чтобы я забыл.
Это была самая печальная история, какую мне только приходилось слышать. Я был совершенно сбит с толку: ведь речь шла о моей жене Джан, если верить свидетельству о рождении, — но Джан, дочь Хораса, умерла свыше тридцати лет назад, а моя Джан жива. Она носила имя погибшего ребенка Хораса и Греттен Ричлер. Имела ее свидетельство о рождении. Разумеется, это не мог быть один и тот же человек.
— Мистер Харвуд, — прервала мои размышления Греттен, — вам нехорошо?
— Извините, просто я…
— Вы плохо выглядите. У вас синяки под глазами, вам надо поспать.
— Я не знаю, как это все понимать.
— Да, — кивнул Хорас, — нам тоже непонятно.
Я попытался успокоиться.
— Вы не могли бы показать мне фотографию Джан?
Греттен с мужем переглянулись, затем она встала и подошла к старому бюро с выдвижной крышкой. Села, открыла дверцу и стала в нем копаться. Видимо, Греттен иногда доставала эту фотографию, потому что поиски много времени у нее не заняли. Ясно, почему они ее прятали: смотреть каждый день на фотографию погибшей по его вине дочери было бы для Хораса невыносимой пыткой.
Это был черно-белый портретный снимок, девять на двенадцать, сделанный скорее всего в будке универмага «Сирс». Слегка выцветший, на углах помятый. Она протянула его мне.
— Мы ее сфотографировали примерно за два месяца до…
Джан Ричлер была красивым ребенком. Ангельское личико, ямочки на щеках, выразительные глаза, кудрявые белокурые волосы. Я искал на снимке хоть какое-то сходство с моей женой. Что-нибудь в глазах, в линии рта, носа. Попытался представить, что фотография лежит на столе рядом со снимками других детей. Я искал в ней признаки, которые заставили бы меня выбрать ее и сказать: «Да, это моя жена в детстве». Но там ничего такого не было.