И все прошло хорошо. Даже замечательно.
О том, что она может встретить знакомого, когда они отъедут от Промис-Фоллз на много миль, она вообще не думала. И надо же было такому случиться! Дуэйн вдруг решил заправиться. Горючего оставалось еще четверть бака, можно было проехать миль шестьдесят или семьдесят, но он хотел начать путь с полным баком. Так ему было спокойнее.
В Олбани он съехал с шоссе вблизи нескольких больших торговых центров. И кто же начал заправляться рядом с ними?
— Джан! — окликнула ее Лианн Ковальски. — Джан, это ты?
Идиотка. Пришлось разбираться, тут уж никуда не денешься. Иначе весь план рухнул бы.
И вот они наконец мчатся в Бостон. Скоро будут там. Чем ближе они подъезжали, тем более возбужденной становилась Джан. Говорила себе, что для опасений нет причин, Бостон большой город, и она не была там свыше пяти лет. Кто ее там узнает? К тому же они с Дуэйном не собирались в Бостоне задерживаться.
— Ты переживаешь из-за него? — спросил Дуэйн.
— А как ты думаешь? — отозвалась она. — Бросить сына не так-то легко.
— Да я не о ребенке, а о твоем муже. Этот несчастный придурок не понимает, откуда на него такие напасти.
— Неужели было бы лучше, если бы копы искали меня по всей стране? Нет уж, пусть считают, что я мертвая.
— Ты все придумала правильно. Лучше не бывает. Я вообще обалдел от твоей хитрости. Это же надо — изображать депрессию для него одного, делать подставы одну за другой! Это классно! Но ты ведь прожила с этим парнем некоторое время. И как ты рассчитывала? Значит, сойтись с ним, пожить, пока он тебе нужен? Прикидываться, будто любишь его, хотя он тебе по фигу?
Джан повернулась к нему:
— Вот именно так все и было. — И она подставила лицо теплому ветру из окна.
— Ну ты все клево оформила, — восхитился Дуэйн. — Правильно, что ты на него плюнула. Зачем начинать новую жизнь и мучиться виной? Но я представляю его рожу, когда он узнает, что ты говорила этому придурку в магазине. Мол, ты не ходила к доктору, тебя никто не видел в парке.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом!
— О чем, например?
— Когда ты общался с покупателем нашего товара?
— На следующий день как вышел, — ответил Дуэйн. — Я позвонил ему и сказал: «Догадайся, кто говорит». Он не сразу вспомнил. Звонить из тюрьмы у меня возможности не было, вот он и забыл. Ведь пять лет прошло. Но я ему напомнил. Заявил, что теперь мы готовы к встрече. Он обалдел. Сказал, что о пропаже бриллиантов ничего в газетах не писали. Он читал что-то о парне, у которого отсекли руку, но насчет бриллиантов ни слова.
— Неудивительно, — сказала Джан.
— Почему ты так думаешь?
— Так ведь бриллианты эти теневые. Они вроде как не существовали. Как в том кино, «Кровавый алмаз». Ты его не видел, сидел в тюрьме, там играет Леонардо ди Каприо, а действие происходит в Сьерра-Леоне.
— Это в пустыне Сьерра?
— Нет, в Сахаре.
— Ясно.
— Несмотря на все строгости, в мире существует огромный рынок криминальных бриллиантов, и никто не станет привлекать копов, если какие-то похитят. Я слышала, «Аль-Каида» наживает миллионы на продаже подобных бриллиантов.
— Правда?
— Да. — Джан высунула руку в окно, подставляя ветру. — Так кто этот парень?
— Его фамилия Банура, — ответил Дуэйн. — Круто, да? Он черный. Настоящий. В том смысле, что из Африки. Может, из этой самой Сьерры, о которой ты говорила.
— Как с ним связаться?
— У меня есть номер его телефона. Он живет в Брейнтри, это южный район Бостона.
— Он знает, что мы намерены встретиться с ним завтра?
— Я ему точный день не назвал, но вроде как намекнул.
— Надо позвонить еще, пусть готовит наличные, — сказала Джан.
— И то верно, — отозвался Дуэйн.
Джан не хотела задерживаться в Бостоне дольше, чем нужно. Забрать товар, обменять на деньги и отвалить.
Они съехали с шоссе, и Дуэйн начал искать заправку. Пока он заполнял бак, Джан надела темные очки и пошла в магазин. Рядом заметила полную женщину, у которой с плеча свисала сумочка. Женщина наклонилась к дочери, требовала, чтобы девочка перестала хныкать, а Джан заглянула в сумочку. Благо та была не застегнута.
Кошелек Джан не интересовал: у нее достаточно денег, чтобы добраться до Бостона, а там они реализуют бриллианты и денег будет девать некуда, — а вот мобильный телефон оказался весьма кстати. Джан вытащила его одним движением, чисто и аккуратно. Потянулась вроде как достать что-то с полки, одна рука двинулась к упаковке с кексами, другая скользнула в сумочку, ухватила тонкий телефон и опустила в карман джинсов. Кексы любил Итан. Ему нравилось объедать белые загогулины, а шоколадную глазурь оставлять на потом.
Джан вернулась в машину, когда Дуэйн закончил заправляться. Бросила кексы на сиденье и протянула ему телефон:
— Давай звони своему приятелю.
Когда они вспомнили о кексах, глазурь растаяла и прилипла к целлофановой обертке. Джан осторожно сняла ее и, сумев освободить кекс с незначительными повреждениями, протянула его Дуэйну. А тот сразу сунул кекс целиком в рот. Со вторым пришлось повозиться. Слизывать глазурь с обертки.
Этому она научилась у сына.
— Смотри, мама.
Итан на своем сиденье в машине, Джан впереди. Они едут домой из магазина. Она оглядывается и видит, что он уже не только слизал всю глазурь с обертки, но и объел белые загогулины, пользуясь указательным пальцем. Он смотрит на нее и улыбается.
— Видишь, как все просто.
Дуэйн вернул ей телефон.
— Все в порядке. Завтра. Я сказал ему, что мы приедем примерно к полудню. Может, даже раньше. Во сколько открываются банки — в девять тридцать или в десять? Мы заберем мое, твое, и если повезет, сделаем это быстро. — Он взглянул на нее. — Как?
Джан отвернулась.
— Нормально.
— Что с тобой? Разболелась голова?
— Со мной все прекрасно. А ты смотри на дорогу.
Глава тридцать вторая
Оскар Файн выбрал удобное место, где поставить свой автомобиль, черный «ауди». А в этом районе везде было удобно. Бикон-Хилл ему нравился. Мощенные булыжником узкие улицы, от которых веяло стариной, кирпичные дома все в зелени, неровные тротуары. И вот сейчас работа опять привела его сюда.
Вон тот дом, на противоположной стороне улицы. Вечер только начинался, скоро Майлз Купер должен был вернуться с работы. Его жена Патрисия работала медсестрой в Массачусетской центральной больнице. Сегодня у нее вечерняя смена. Она ушла примерно час назад. Иногда супруга Майлза часть пути проезжала на автобусе, порой даже брала такси, но обычно добиралась до больницы пешком. Обратно чаще всего ее подвозила приятельница — они работали вместе. Приятельница жила на Телеграф-Хилл, а это по пути.
Оскар наблюдал за этой семьей уже несколько дней, соблюдая осторожность, даже чрезмерную, и хорошо знал распорядок Майлза Купера. Тот любил проводить уик-энды на своем катере, тратился на лошадей, был слабым игроком в покер. В последнем Оскар убедился лично. Играл с ним, и не раз.
Было и кое-что еще известно о Майлзе. Тот наблюдается у врача по поводу неприятностей с желудочно-кишечным трактом, выпивает каждый день бутылку сока. За городом у него есть гараж, где по просьбе младшего брата он держит три ворованных мотоцикла «харлей-дэвидсон». Каждый второй понедельник Майлз отправляется в Норт-Энд заплатить три сотни долларов девушке, живущей на Салем-стрит в квартире над итальянской булочной, за то, чтобы она очень медленно перед ним разделась, а потом угостила оральным сексом.
Оскар также знал, что Майлз нечист на руку и прикарманивает денежки у человека, на которого работал, и сейчас это стало известно. Оскар тоже работал на этого человека.
— Разберись с ним, — приказал тот.
— Нет проблем, — ответил Оскар.
И он проделал работу, как всегда, чисто, комар носа не подточит. Не хотел разбираться с Майлзом при жене или при дочери. Ей было за двадцать, она жила в Провиденсе, но часто приезжала к родителям на уик-энды. Но сегодня был будний день.
А вот и он. Лет пятидесяти, грузный, лысый, густые седые усы. Старый костюм, белая рубашка, без галстука. Майлз Купер остановился у дома, достал из кармана ключ, преодолел пять бетонных ступенек, отпер дверь, вошел. Оскар Файн вылез из своего «ауди». Пересек улицу по диагонали и позвонил в дверь. В прихожей раздались шаги, дверь отворилась.
— Привет, Оскар, — сказал Майлз.
— Привет.
— Как ты здесь оказался?
— Я могу войти? — спросил Оскар.
В глазах Майлза мелькнуло что-то похожее на страх. Последние пять лет Оскар стал наблюдательным. Это раньше он был самоуверенный, пока не прокололся. Да еще как. Оскар знал, что Майлз не посмеет закрыть перед ним дверь, не было для этого причин.
— Конечно, входи, — произнес Майлз. — Рад тебя видеть. Ты по делу?
Оскар вошел, закрыл за собой дверь.
— Патрисия дома?
— На работе. Сегодня у нее вечерняя смена. Что-нибудь выпьешь?
— Пожалуй, нет.
— Ну как хочешь. А я как раз собрался выпить пива.
— Пей, а я не буду, — сказал Оскар, следуя за Майлзом в кухню. Этот тип, кажется, забыл, что он пьет.
Майлз наклонился, чтобы достать из холодильника бутылку, а когда выпрямился, увидел, что Оскар наставил на него пистолет. К стволу пистолета была прикреплена длинная трубчатая штуковина. Глушитель.
— Боже, Оскар, ты напугал меня до смерти!
— Он знает, — произнес Оскар.
— Кто знает? И что? Ради Бога, убери это. Я боюсь.
— Он знает, — повторил Оскар.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь? — Майлз свернул с бутылки крышку и бросил на стойку. Его рот скривился.
— Майлз, пожалуйста, не распускай нюни и не изображай дурака, — произнес Оскар. — Он знает.
Майлз надолго приложился к бутылке, затем сел за кухонный стол.
— Вот дерьмо. — Ему пришлось поставить бутылку на стол — так дрожала рука.
Оскар кивнул.
— Я мог бы тебя пристрелить сразу, но решил все же объяснить почему. Чтобы ты знал.