ВОСЕМЬ С ПОЛОВИНОЙ
Обычно Феллини обсуждал первые замыслы будущего фильма во время поездок по определенным маршрутам по автостраде Рим — Остия и Остия — Торвайяника. Другой столь же обязательный маршрут — мост Милано, дорога Фламиния на соединении с Кассиевой дорогой. Непременно в поздне–вечерние часы. Феллини считал эти дороги чем–то вроде своего личного кабинета.
В спектакле можно дать домашнюю сцену: Джульетта и Федерико в своей Римской квартире. Никаких декоративных излишеств. Диван, кофейный столик. Перед Джульеттой стакан сока. В руках спицы. На столе разбросаны фломастеры, листки, Федерико постоянно что–то чертит, рисует, во время рассказа. Джульетта вяжет.
Федерико: — Оставь свой шарфик. Ты все время мелькаешь спицами у меня перед глазами!
Джульетта: — Это жилет для старушки Кончелии, той, что сидит у вас в будке и проверяет пропуска. Там же страшные сквозняки.
Федерико: — Оставь спицы в покое, мне надо, что бы ты внимательно слушала.
Джульетта: — Вязанье помогает мне сосредоточится. Я же не прошу, что бы ты прекратил все время что–то рисовать! (под его гневным взглядом откладывает спицы, послушно кладет руки на стол) — Готова, вся внимание.
Федерико:начинает с раздражением: — Некий не очень молодой человек, назовем его Гвидо Ансельми, приезжает на водный курорт слега подлечиться. У него не ладиться работа, он запутался с женой и любовницами. И вообще — все осточертело! Осточертело и баста!
Джульетта: — Бывает, милый. Но зато потом, словно фурункул прорывается — такой фейерверк!
Федерико: — Гвидо Ансельми слоняется по курорту и словно подводит итог: вспоминает, размышляет, фантазирует… И все постепенно складывается. Понимаешь? Складывается в единый портрет, как мозаика. Портрет человеческого существа в разных измерениях… Фильм должен раскрыть всю вселенную, которую представляет из себя человек. Рассмотреть героя со всех сторон, показать его плотскую жизнь, жизнь чувств, мечтаний, воспоминаний, предчувствий. Показать так, что бы из хаотического, противоречивого, путанного возникло бы человеческое существо во всей своей сложности.
Джульетта: — Вы же все основательно продумали и обговорили с Тулио Пинелли, Бруннело Ронди и Энио Флайяно. Сценарий сложился. Но я же вижу: тебя что–то мучает, что–то мешает. В чем дело, ФеФе?
Федерико: — Мои соавторы отлично меня понимают и чувствуют фильм. Иногда мне кажется, что можно приступать к работе. Порой даже появляется такое ощущение, что фильм готов, даже снят. Быть может, потому, что это мои личные воспоминания. Мои фантазии… Все лично мое… А иногда все от меня ускользает. Запутывается, кажется никому ненужным, как и вся моя жизнь. И главное, я никак не пойму — кто он — мой герой?
Джульетта (смотрит его зарисовки): — Великолепные физиономии! Это, вероятно, иллюзионист. А вот и Епископ! А эта тяжеловеска… Сарагина? Ну, тогда Толстуха. Конечно же — Толстуха. На маленьком курорте Гвидо встречает разных людей. И, разумеется, туда же приезжает его постоянная Любовница.
Федерико: — Если ты намекаешь на мои отношения с Сарой…Боже, как ты ошибаешься! Клянусь памятью моей матери! Причем здесь любовница? Ты ж знаешь, меня, как художника, притягивают экзотические типажи. Яркая, жгучая самка, почти животное и при этом — такая милая наивность. В сущности, она дитя…
Джульетта: — Ты рассказывал, как увидал ее в кафе и сам подсел к ней.
Федерико: — Разумеется сам! Я всегда ищу необычных персонажей.
Джульетта (смеется сквозь слезы) — Как тогда, в 43 ты искал меня. (Пожимает его руку) — Ладно, ладно, просто я люблю пустить слезу. Особенно, когда вспоминаю молодость. Я была так странно счастлива и так несчастна. Ты почти сразу стал заводить интрижки с девицами, приходившими к нам на вечеринки. Ночи просиживал в редакции или монтажной. Успевал при этом «отметиться» со всеми куколками. И тут же все мне выкладывал: выковывал из меня друга, доверенное лицо.
Федерико: — Жену. Умную, верную, преданную. Именно потому, что знал наверняка — это все проходные эпизоды, игра гормонов. Спутницей всей моей жизни, моей судьбой можешь быть только ты, Джульетта.
Джульетта: — Знаю, милый. Мне страшно повезло. Ой, как же мне повезло… Ладно, рассказывай о своем Гвидо…
Федерико: — Представь…Курорт. Гвидо с женой сидят за столиком кафе. Она накануне приехала к нему в это местечко и поняла, что напрасно — там уже прогуливалась Любовница. У Гвидо и его жены натянутое выражение лица, говорят они вполголоса, чувствуется, что через силу, напряжение нарастает. Маленький оркестрик играет вальс…
Далее идет сцена, почти полностью повторяющая эпизод сценария «8,5», но вместо Гвидо и его жены Луизы сценку разыгрывают сам Феллини и Джульета. Любовница Карла предстает в образе подлинной многолетней любовницы Феллини — Толстухи.)
За столиком курортного кафе Федерико и Джульетта, Вдалеке сидит Толстуха в экстравагантном костюме. Она улавливает тон разговора Ф и Д, но лишь слегка обеспокоена им. С аппетитом невозмутимо поглощает огромную порцию мороженного, упрямо уставившись в другую сторону. Ремарки и частично текст из сценария фильма.
Федерико (Гвидо): — Ну, так скажи мне раз и навсегда, что я должен делать, что бы ты жила спокойно? Каким я должен быть, по твоему мнению, скажи мне?
Джульетта (Луиза): — Человеком, который понапрасну не клянется десять раз на день, каждую минуту. Хватило бы одного этого. Но от тебя никогда не услышишь слова правды, ни одного–единственного раза. Даже в мелочах, когда тебе ничего не стоило бы сказать правду. Но ты лжешь, как дышишь, ты врешь даже тогда, когда говоришь правду.
Федерико: — Да я даже не знал, что она здесь. Клянусь тебе, что я увидел ее только сейчас… Здесь полно народу. Почему бы не прийти и ей? Разве я могу ей запретить? При чем тут я?
Джульетта: — Нет, вы только поглядите на нее… Ты мне клялся памятью своей матери, что между вами все кончено… Нет, вы только поглядите на нее, на эту шлюху, она снова тут как тут, я ее встретила сразу же как только сошла с поезда. Зачем же ты тогда звонил мне, что бы я приехала?
Федерико: — Я не знал, что здесь она. Я не знал, понимаешь? Я не буду клясться, ты ведь все равно считаешь, что мои клятвы всегда лживы, но повторяю: я не знал. Ну что плохого в том, что эта несчастная сидит вон там? Чем она тебе мешает, эта несчастная?
У Джульетты перехватывает горло от тоски и отчаяния.
Джульетта: — Вот именно это и сводит меня с ума. Ты говоришь так, будто говоришь правду, как честный человек, а на самом деле я прекрасно знаю, что ты лжешь, что ты нечестен. Честность для тебя пустой звук, словно на свете нет честных людей.
Федерикосмотрит то на жену, то на любовницу, так, что перестает понимать смысл слов Джульетты. Только звук оркестра. Но вот поведение Джульетты резко меняется — она улыбается приветливо и доброжелательно.
Джульетта: — Разве ты не видишь, что она, бедняжка, сидит одна–одинешенька? Почему ты не пригласишь ее за наш столик? (она машет Любовнице, приглашая ее пересесть к ним. Толстуха встает, делает несколько шагов, потом возвращается за своим мороженным и с ним подходит к столику Феллини.)
Джульеттавстает и радостно, приветливо говорит:
— Идите сюда… Присаживайтесь… Как поживаете, синьора? Вы тоже приехали полечиться?
Любовница: — Ах, нет… Я приехала потому, что здесь он… Я тут уже целую неделю. А вы как поживаете? Вы прекрасно выглядите… Вы ведь приехали вчера вечером? Ну да, мне же это сказал ваш муж… Он всегда мне так много о вас рассказывает…
Джульетта: — Правда, здесь очень мило? Вам здесь нравится, синьора?
Любовница: — Знаете, что я вам скажу? В сущности, это не такое уж шикарное место, как я думала. Я захватила с собой кое–какие туалеты, но оказалось… что это тут ни к чему.
Джульетта: — Но ваш костюм из плотного шелка очень эффектен.
Любовница: — Ах, не говорите! Я увидела нечто подобное в «Воге». Сколько мне пришлось побегать, пока я нашла эту ткань! Я была просто в отчаянии… Но знаете, уж если я что–то вобью себе в голову…
ЗАТЕМНЕНИЕ. Снова Джульетта и Федерико у себя в гостиной фильм обсуждают эпизод.
Джульетта: — Довольно правдоподобно выходит. Но когда взглянешь со стороны, что–то совсем не весело. Ты здорово изобразил меня.
Федерико: — И как тебе такое могло прийти в голову! Это же вымысел, гипербола!
Джульеттасморкается и снова берется за спицы: — Хорошо хоть, что она не плакса и не мелькает спицами, эта жена Гвидо.
Федерико: — Клянусь — ты здесь ни при чем!.. Ну что еще я могу тебе сказать, Джульетта?
Джульетта: — Ладно, не начинай все сначала. Этот сюжет мы уже отыграли… И как ты его назовешь? Твой новый фильм?
Федерико: — Понятия не имею! Пока во всех документах и сметах фигурирует условное обозначение.
Джульетта: — «Восемь с половиной». Ты снял семь самостоятельных лент и соавторствовал с Росселини. В самом деле — это восьмой.
Федерико: — С половиной. Ты же любишь точность, Джульетта.
Джульетта: — А ты пока блуждаешь в растерянности. Я бы сказала — в интересной растерянности. О беременных женщинах в галантные временам говорили: «дама в интересном положении». Значит, скоро рожать.
Федерико: — Верно, верно! Совсем как я! То тошнит, то кислого хочется. И такое сумасшедшее беспокойство, не поверишь. Иногда отдельные эпизоды вспыхивают так ярко… А порой мне кажется, что я окончательно запутался, что фильм ускользает от меня. И самое противное — Гвидо! Я никак не могу понять — кто он? Так можно с ума сойти!.. Слушай, может мне взяться за что–нибудь другое… Тонино Гуэрра предлагает…
Джульетта: — Нет, Федерико, нет! Это будет твой самый личный фильм. И вот что я тебе скажу: я знаю, кто этот загадочно ускользающий от тебя Гвидо! Я знаю, кто твой герой.
Федерико: — Писатель или журналист…
Джульетта: — Холодно, холодно! Боже, милый, это же совершенно очевидно! Это ты, Федерико. Ты!
Федерико: — Прекрасная идея, Джульетта! Вывернуть себя наизнанку и выпустить фильм под названием «Стриптиз Феллини». Вот уж все повеселятся…Спасибо, милая.
Джульетта: — Ты же обожаешь копаться в себе. И после «Сладкой жизни» никому не оставил иллюзий — по части глубинного самоанализа Феллини первый. Его девиз: — «Все на продажу!»
Федерико: — У тебя такой тон, словно я вышел на площадь Святого Петра с голым задом. И этим занятием сорвал аплодисменты толпы.
Джульетта: — Нравится мне или нет, приходится признать: никто не умеет быть столь правдивым в вопросах «высшего уровня», как сочинитель небылиц Феллини. Это не стриптиз — это уж скорее — исповедь.
Федерико: — А почему бы и нет? Я же не простой обыватель. Маэстро Феллини — творец! Разве не интересно взглянуть — каково оно приходится творцу? Каково ему рожать шедевры, творить в страданиях и восторгах?
Джульетта: — Страшно интересно. Но интересно не только смотреть. Самое интересное для тебя такой фильм сделать. Ты наполнишь его личными воспоминаниями, метаниями, фантазиями. Между прочим, отлично пойдет твой сон, тот, с женщинами. Это и будет гарем Гвидо. Твоя тайная мечта, Феллини!
Федериковдруг загорается: — А знаешь… Знаешь, в этом что–то есть… Конечно же! Гвидо — режиссер. Режиссер, который задумал поставить фильм, а какой — позабыл. Отсюда эта идиотская декорация космодрома и полная растерянность, желание сбежать, спрятаться… Мой фильм будет историей режиссера, забывшего, что за фильм он хотел поставить! (поднимает и кружит Джульетту, запутывая нитки): — Теперь все заживет. Завертится… Думаешь, гарем стоит оставить?
Джульетта: — Чего уж там — не стесняйся. (мотает клубок, ползая у мебели) Собери в воображаемый гарем всех своих пассий, никого не обидь. Черт с ними! Только одно условие — главная женой все же буду я.
Федерико: — Так в этом же вся суть! Суть моих…тьфу. Его — Гвидо метаний: есть множество притягательных мелочей и есть Главная. Самая важная и необходимая. Как воздух, Джульетта. Мы не замечаем, как дышим, а без него… Без него мы задыхаемся.
СНОВА по сторонам сцены палаты в больницах Римини и Рима. Феллини и Джульетта в кроватях.
Журналистобращается к Феллини: — Разве ты знаешь, что такое задыхаться!? Разве знаешь, что такое жить без Джульетты? Жертвовать своими интересами, планами? Ты заказывал свои знаменитые красные шарфы в дорогих ателье. Тебя мало интересовало, что у Мазины, в отличии от других кинозвезд, нет меховых манто и россыпи брильянтов. Тебе нравилось жить в центре Рима, хотя итальянцы с достатком или с твоей популярностью предпочитают жить в пригородах. А что она? Она улыбалась, экономила, сопровождала тебя на съемки, оплачивая билеты и гостиницы из своего кошелька, проводила лето на родине мужа — здесь, в Римине, а не на загородной вилле, на которую вы так и не накопили. А как она научилась тебе подыгрывать, сочинитель!
РЕСТОРАН, или столик в кафе студии. Группа друзей во главе с Феллини и Мазиной.
Федерико: — Но путешествие по Австралии — это, скажу вам, нечто из ряда вон. Очень рекомендую всем. Непередаваемые впечатления. Помнишь, Джульетта, кингурята собрались возле тебя и выпрашивали конфеты. А сумчатые лисицы с молодняком в «багажнике»! Они бежали за нами и тявкали, как собаки, пока я ни отдал свой бутерброд с ветчиной самой пронырливой.
Джульетта: — Какое наслаждение — артишоки! Феллини запал на артишоки. Заказывал только их. Теперь не знаю, что делать. Пытаюсь сотворить по кулинарной книге нечто похожее… Но так, как готовят их там: жгучий перец, сливки и сырые желтки…Увы, я пасс, я не волшебница.
(СВЕТ НА ЭПИЗОДЕ РЕСТОРАНА ГАСНЕТ)
Журналист: — Они никогда не были в Австралии. Джульетта с лету врубилась в очередной экспромт мужа, сочинив рецепт артишоков. Она вообще здорово умела подыграть в нужный момент в нелегком спектакле их жизни. Я бы даже сказал… Я бы сказал так: жертвы Джульетты, приносимые ее кумиру, были точными пассами в их общей игре. Вдумайтесь: эта великая, да великая актриса, отказывала другим режиссерам! Она снялась всего в четырех его фильмах! За пятьдесят лет… Боже, как представлю, хочется плакать… Маэстро, вас не мучит сознание упущенной возможности?
Федерико: — Можно подумать, что все это время Джульетта скучала! Вы же сами, юноша, обвиняли меня, что тяготы творческого процесса ложились на ее хрупкие плечи. Да, она во всем помогала мне. Помогала с интересом и радостью! А в 1965 я сделал фильм, посвященный Джульетте… О ней, для нее…Джульетта хотела создать образ противоположный сыгранным ею ролям — бедняжкам Джельсомине, Кабирии. И она с этим справилась!
«ДЖУЛЬЕТТА И ДУХИ» ЭПИЗОД на студии.Художник показывает Феллини и Джульетте макет афиши фильма «Джульетта и духи»
Федерико: — Ну что у не за поза, Берт! Голова опущена, во всей фигуре уныние и подавленность. Чего это вдруг? Джульетта — это тебе не Кабирия. Это женщина, обретающая интерес к жизни после небольшой хирургической операции. Операции по удалению призраков. Это не жертва, это человек, вступающий в реальную жизнь. Она освободилась и, наконец–то, трезво смотрит на вещи. А что ты этим своим «надгробием» хочешь сказать? Афиша решительно противоречит тому, что я был намерен сказать.
Художник Берт: — Это совершенно точное отражение того, что вы сделали в своем фильме, маэстро.
Федерико:тычет пальцем в фигурку на афише: — Такого я не делал! Но если ты увидел все так — это твоя проблема, слепой художник.
Джульетта: — Федерико, но ведь восприятия фильма может быть разным… И потом…Афиша вовсе не так плоха. Эффектно выглядит название…Наши имена набраны крупным шрифтом.
Федерико: — Афиша не подходит.
Он кладет на афишу лист белой бумаги, полностью скрыв рисунок.
— Прекрасно! Теперь — то, что надо. Я предпочитаю этот вариант.
Джульетта: — Но… Фигура героини выражает так много… Без нее как–то пусто…
Федерико: — Все, что надо, ты выразила в фильме. (художнику): — Чао, Берт. Утверждаю последний вариант. С листком. (подталкивая Джульетту, уходят)
СНОВА КРОВАТИ В БОЛЬНИЦАХ
Журналистк Феллини: — А ты жалуешься, что с возрастом Джульетта стала сварливой. (Джульетте) Какое смирение, синьора Мазина!
Джульетта: — Сцену я ему закатила дома! Такое бывало. Редко, но случалось. Да, я весьма терпелива, но нельзя же потакать всем капризам! Тем более, уж поверьте мне, многое он делает на зло мне. Так, по мелочам. Что бы доказать: прав всегда только он — Божественный.
Федерико: — Но ведь я и в самом деле всегда прав!..Почти всегда. Главная победа Джульетты в этом фильме — ее освобождение от прежних героинь.
Джульетта: — Это верно. Мне стоило большого труда, отделаться от Джельсомины и Кабирии. Я сумела стать другой, но как же это было не просто! Помог стиль «либерти», выбранный Феллини для фильма.
Фигуры «либерти» дефилируют, демонстрируя наряды.
Федерико: — Этот стиль, называемый чаще «модерном», с детства наводил на меня ужас. В его агрессивной декоративности гипербола чувственной пресыщенности и некое предчувствие катастрофы. (Журналисту) Ты ж не станешь с этим спорить, всезнайка?
Журналист: — Не стану, но именно чувственность «модерна» меня притягивает. Альберто Моравиа высказался брутальней: ««Либерти» — это изобразительный кошмар, в котором бессознательно выражаются дегенеративные тенденции сексуального характера, развившиеся среди буржуазии в предчувствии катастрофы 1914 года» Видимо, я не чужд дегенеративных тенденций. И сексуальности.
Федерико: — «Либерти» всегда сексуален! «Джульетта и духи» — мой первый полнометражный цветной фильм! Я буквально заболел цветом. Фильм основан на сновидениях, уводящих в мир чувственных искушений, которые одолевают Джульетту. Фантазийная, декоративная эротика…
Журналист: — Дом подружки героини Сузи — экзотический бордель, где господствует культ фаллоса и секса. Ты выдаешь все это за сны неудовлетворенной женщины. Но ведь это твои фантазии, маэстро. Твоя манера смешивать сладость и порок. Декорировать пропасть дурманящим букетом.
Федерико: — Дело не в пороке и фаллосе, милый мой. Дело в освобождении. От его тирании в частности. Вообще же, этот фильм — выход в иную реальность, в которую мы проникли вместе. Я и Джульетта. Джульетта — идеальная исполнительница. Самый надежный гид в этом неясном, облачном пейзаже.
Журналист: — «Неясный, облачный пейзаж»! Отлично отвертелся. А скажи мне прямо: разве Джульетта из твоего фильма, тоскующая, потерянная и, наконец, освободившаяся от призраков и от безумной привязанности к мужу, не имеет никакого отношения к реальности? К твоей семейной жизни?
Федерико:взбесившись: — Вот таких плоскомозгих и любопытствующих я ненавижу больше всего! Так и лезут с вопросами, что и почему я изобразил в своем фильме. То, что вы увидели, то я и хотел показать. Все, глубокомыслящие господа. Все!
Журналистзрителям: — Известно, если хочешь разозлить Феллини, задай ему вопрос о смысле той или иной сцены. Но согласитесь, фильм о надломленной женщине по имени Джульетта, о распавшейся семье не может не натолкнуть на подозрения в его автобиографичности… Вам не показалось, синьора Мазина, что вы местами рассказывали о себе?
Джульетта: — О себе? Не более чем в других ролях. Как всегда, у Феллини все намного сложнее и не требует расшифровки, конкретизации. Скорее даже, Джульетта — это не я, а он сам — зашоренный комплексами католического воспитания, испытывающий постоянную тягу к мистической тайне бытия. Тайне секса в том числе.
Журналист: — Тайне секса, скорее.
Джульетта: Тайне секса в том числе.
Журналист: — Выходит, счастливый финал с благополучно разошедшимися супругами не отражает потаенной мечты маэстро?
Джульетта: — Напротив. В этом фильме мы были особенно близки. Мое лицо словно заворожило Феллини. Никогда я не видела фильма с таким обилием крупных планов одного персонажа. Как он бушевал, выжимая из меня нужное выражение! Но, в конце концов, я поняла — его беснования вокруг моей героини — своеобразное объяснение в любви. Да, да — в любви!
Журналист: — Альберто Моравиа был потрясен портретами Джульетты в фильме «Джульетта и духи». (читает). «Лицо Джульетты, меняющее выражение с такими тонкими нюансами, никогда не форсированными и едва заметными оттенками — это наиболее оригинальное достижение фильма. Между героиней и режиссером ощущается особая симпатия, даже любовь единственная в своем роде. И это самое сильное в фильме».
(Кадры из фильма — крупные планы Джльетты, персонажи — либерти)
Журналист: — Потом были «Сатирикон», «Клоуны», «Рим», «Амаркорд», «Казанова», «Город женщин», «Корабль плывет»… Призы за лучшую режиссуру, лучший сценарий. А как же Мазина, «Чаплин в юбке», обожаемая актриса Италии? Двадцать лет Джульетта не снималась. Двадцать лет! Она старела. У нее портился характер. Она стала больше бояться за него, чаще обижаться за себя. Она устала не быть актрисой.
Федерико: — Но ведь я сделал «Джинджер и Фред»!
Журналист: — Джинджер — героине Джульетты за 60 лет — реальный возраст актрисы. Тебе не кажется, что ты многое упустил, не снимая ее так долго?
Джульетта: — Федерико вовсе не виноват, что реализация его фильма затянулась. И «Казанову» и «Сатирикон» он делал как уступку продюсерам, что бы получить средства для своего фильма. С «Джинджер и Фред» все складывалось не лучшим образом. Когда Федерико с Тонино Гуэрра написали сценарий, начались поиски продюсера. Не самые успешные.
Федерико: — Если мне скажут, что в аду нет продюсеров, я не пойму, отчего его так бояться.
СЦЕНА в КАБИНЕТЕ Феллини в Ченичитта. ФЕЛЛИНИ И ПРПОДЮСЕР
Федерико:и продюсер Марконе за столиком пьют кофе с коньяком. Джульетта грызет печенье.
Федерико: — Знаменательный день, Марконе? Понадобились три месяца предварительных переговоров, что бы ты отважился заключить со мной контракт! Если бы ни моя верность тебе… Можно было бы уже снять три фильма. Ну что, старина, выпьем за «Джинджер и Фреда»!
Марконевскакивает, сжимает руки Феллини: — Никогда не покидай меня, слышишь, ФеФе, ибо ты наполняешь мою жизнь смыслом. Будь всегда рядом, здесь, (прижимает руки к груди) неотступно как Дух Святой! — (хочет поцеловать руку Феллини)
Джульетта: — Боже, наконец–то я буду сниматься!
Марконе: — Еще бы, синьора Мазина! Вы отдыхали от экрана пару десятилетий. Зато этот фильм о Джинджер — настоящая бомба! Чертовски эффектно и трогательно. Да он потрясет мир!
Вечер того же дня. Федерико и Джульетта в гостиной своей квартиры. Джульетта накрывает празднично стол, зажигает свечи. Из кухни доносится грохот посуды, вопль. Появляется Феллини, зажимая руку салфеткой.
Федерико: — Что это было, там у тебя в духовке? Оно просто набросилось на меня!
Джульетта(в недоумении): — Твое любимое ризотто. Помидоры, пармезан, маццарелла… Совершенно не агрессивное блюдо… (хочет пойти на кухню, Федерико ее останавливает)
Федерико: — Умоляю! Не ходи туда. Не сейчас. Сейчас будем праздновать.
Джульетта: — Объясни мне, как это может быть? У тебя прекрасные руки — ты рисуешь, лепишь, на съемочной площадке стараешься все делать сам — развешиваешь картины, возишься с париками… Но на кухне становишься сущим несчастьем, персонажем из старой комедии — разбитые тарелки, падения, ранения, ожоги. Пойми хотя бы, что горящая духовка — это опасно! Что ты не клоун и тебе не двадцать лет! Слава Богу, что ты еще во время сумел отказаться от вождения машины.
Федерико: — Да, отказался! Но не потому, что это опасно. Просто мне до смерти надоела машина — слишком много нарушений, штрафов, запрещенных мест. Стоянки слишком далеко, гараж черт знает где. А главное — слишком много взглядов, полных ненависти, взглядов убийц, безумцев из других машин, с которыми иногда приходится поравняться на улицах города. Такси устраивает меня идеально… И даже ворчливая жена. Меня вообще все чертовски нравится, когда подписан контракт с продюссером. Ты вдумайся хорошенько: у нас есть деньги на фильм, Джульетта!
Джульетта: — Хотелось отметить это событие с особой торжественностью. Правда, приятный запах из кухни? Я положила в приправу много трав… Ладно, обойдемся без ризотто. Так оно даже сильнее пахнет. Спасибо за удачную помощь, ФеФе.
Федерико (протягивая обожженную руку): — Милая, перестань дуться, мне больно. Полечи меня. Смотри, какая жуткая водянка!
Джульетта (посмотрев его руку): — Правая! Бедный мой художник. Ты загубил ризотто, но оно успело–таки куснуть. Погоди, я поищу мазь от ожога, не шевели рукой. Святая Мария, помоги ему.
Джульетта уходит, Феллини быстро звонит в ресторан: — Это синьор Феллини. Приветствую тебя, Пиппо. Пришли мне срочно две порции самого лучшего ризотто и цветы. Ай, не знаю какие! Какие–нибудь. Только побольше!
Возвращается Джульетта, осторожно обрабатывает ожог.
Джульетта: — Теперь будет полегче, в мази ментол и анастезин. Тем более, если закусить мороженым. Я запаслась ореховым. Угадай, что еще есть? Черешня! Так я несу мороженое? С орехами и с черешней. Налей пока вина. Выпьем за Марконе! Только бы он не захворал, наш милый, честный продюсерчик! (уходит на кухню)
Звонок в дверь. Феллини открывает. Вносит коробку с ризотто, ставит на стол, ставит у места Джульетты корзину фиалок.
Телефонный звонок.
Голос в трубке: — Это Марконе.
Федерико: — Что случилось, Марио? У тебя похоронный голос.
Голос в трубке: — Слушай, старина, все отлично… Но видишь ли — мне вовсе не светит помирать во цвете лет. А твой фильм для меня настоящее самоубийство. Так что пусть Святой Дух остается с тобой, а я отправлюсь рисковать жизнью на сафари…
Возвращается Джульетта с подносом, на котором вазочки с мороженым и черешней. Видит коробку, цветы и ошеломленное выражение лица мужа)
Джульетта: — Что здесь произошло?
Федерико: — У меня две новости — хорошая и не очень.
Джульетта: — Господи — сразу две за пять минут! Я ведь только успела протереть пол на кухне и разложить мороженое в вазочки…
Федерико: — Это ризотто и цветы… от Марконе. И второе (смотрит на часы): — Наш подписанный контракт прожил всего 16 часов.
Джульетта: — Марконе заболел?
Федерико: — Он уже на сафари. Будем надеяться, что его не сожрет тигр.
Джульетта: — Не сожрет? Ах, разумеется, ты прав. Тигр отравится. Жалко животное.
Феллини обнимает Джульетту здоровой рукой и подносит к ее лицу фиалки: — Ты же все время мечтаешь о цветочках.
Джульетта: — Только о тебе и нашем фильме.
Федерико: — Фильм издыхает… И какой идиот придумал, что посуда бьется к счастью!
Джульетта: — Банкет не отменяется! Кто–то говорил, помнится, что настоящая жизнь, это ярмарочный балаган с фейерверками, ряжеными, феями, небылицами и сладко–безумной музыкой … У нас что — не настоящая!?
(Проходит оркестрик из «Восемь с половиной).
Джульетта кричит: — Нам весело, нам страшно весело! Мы совершенно невероятно счастливы!
(СВЕТ НА ЭПИЗОДЕ В ГОСТИНОЙ ФЕЛЛИНИ ГАСНЕТ)
Журналист: — Съемки фильма затормозились, а суета вокруг него нарастала.
Следует ряд быстрых жанровых зарисовок. Снова в кабинете Чинечитта.Федерико куда–то тщетно названивает. Врывается продюссер Н.
Н: — Федерико! Мама миа! Я слышал, как лажанулся Марконе. Отказаться от такого материала! Твой фильм сделаю я! Мне нужен цветок в петлице. Давай, давай скорее твои наброски. Горю нетерпением прочитать сценарий.
Федерикодает Н. тощую папку: — Написано, собственно, не много. Я и Тонино Гуэрра изложили самую суть. Все дело в эффектных сценах телешоу и подготовки к нем. Закулисье телеабсурда. Знаешь — этот сумасшедший, ослепляющий нелепостью мир телевидения. Все из ряда вон выходящее, чудовищное, бредовое, нечеловеческое ТВ преподносит зрителям, как вполне очевидную повседневную реальность — нормальную, понятную, привычную. И наоборот — все банальное, ничтожное, обыденное — телевидение подает торжественно: с фанфарами, хореографией, юпитерами. Такое огромное разбитое зеркало, в каждом осколке которого отражается изуродованная реальность — кривляющаяся, лгущая, гипнотизирующая…
Н: — Гениально! Да это же классно, это потрясающе — показать адскую кухню массового гипноза! И на ее фоне — малышка Мазина, трепетная, хрупкая, настоящая! Умираю от нетерпения. Можно почитать прямо в соседней комнате? (Уходит с тощей папкой сценария)
Феллинизвонит Джульетте: — Милая, кажется, он согласен. Николетти. Хочет работать только нами. И без ума от тебя. Скрести пальцы, Джульетта!
В кабинет заходит Николетти, небрежно кладет на стол папку. Он разочарован и даже слегка обижен.
Н: — Что ты мне подсунул? Но это же не серьезно! И это совсем не Феллини! Несколько страниц — пустяк какой–то. Я хотел сделать выдающийся фильм! Восемь миллионов долларов. Даже десять! А у тебя что? Жалкий полуфабрикат — тяп–ляп и готово. Какой уж там цветок в петлице…
ЗАТЕМНЕНИЕ. В этом же кабинете Федерико, Джульетта и только что вернувшийся из Индии Бруннело Ронди — кинорежиссер, сценарист, киновед, ближайший сотрудник, при участии которого созданы все его важнейшие фильмы.
Б. Р. разворачивает бумажный пакет, достает фигурку Шивы, устанавливает на полку: — Шива — большой авторитет у буддистов и индуистов! Пусть всегда стоит у тебя перед глазами. Шесть рук — это, знаешь, совсем не помешало бы каждому из нас. Решило бы многие проблемы. Пардон, Джу, я имел в виду процесс приема пищи и творческих отправлений. Индия — я вам скажу, что–то особенное. Сплошной балдеж! Представьте: в глухой деревушке на юге я видел факира, который одной лишь силой взгляда может лишать девушек невинности! Мало того! От его взгляда они еще и беременеют. (Джульетта и Феллини переглядываются) Я сам видел — вокруг его халупы бродят такие пузатые телки. Почему бы тебе не вставить его в фильм?
Федерико: — У меня уже есть твоя идея для шоу на телестудии — показать индианку — этакую статуэтку из древнеиндийского храма, которая так владеет телом, что способна удовлетворить одновременно восемь мужчин. (провакационно) Мне нравится, а Джульетте не очень.
Джульетта: — Брунни, ты был соавтором лучших фильмов ФеФе. А сейчас предпочел путешествия, уступив место у руля Тонино. И, кажется, не очень–то разобрался в сути. «Джинжер и Фред» — фильм скорее лирический… Не будет ли… слишком гротескна эта индийская чушь? У наших постаревших влюбленных такие тонкие отношения. От этого безумного телешоу и так слегка крыша едет…
Б. Р.: — Крыша едет — и отлично! Милая! Трагифарс — стихия ФеФе. Да и твоя, детка. Вам надо подманить зрителя яркой блесной. Что бы они поймались на вашего облезлого Пиппо и далеко не юную, извини, Джульетта, героиню. Ладно, друзья, меня ждут в киноклубе.(подмигивает) Ты как всегда пропускаешь?
Федерико:обреченно: — У меня встреча с очередным продюсером.
Б. Р: — Непременно расскажи ему про индианку. Эти пройдохи любят горяченькое. Чао, Федерико, целую, Джульетта! (уходит)
Секретарь Фьяметта докладывает: — Синьор Жан Бриссар. Продюсер студии Гомон.
Заходит продюсер Б. — молодой, худой, нервный, похожий на индейца. Говорит, держа в зубах дужку очков, при каждом слове они дергаются, слепя бликами.
Федерико, стараясь вдохновиться: — Это фильм о встрече на телешоу двух уже далеко немолодых людей. Некогда они были чрезвычайно популярны, копируя номер знаменитых американских чечеточников Джинджер и Фреда Астора. Жизнь пройдена, и это выступление — последняя возможность вспомнить былое. Вспомнить старое кино… Но… наверно, его лучше не вспоминать…. (устало). Собственно, вы ознакомились с наметками сюжета. Видите ли, в моем случае полноценный сценарий появляется в самом конце, нередко после завершения монтажа. Основные поиски и находки происходят в процессе съемок.
Б: — Идея фильма мне очень нравится… Но, в самом деле, принцип работы без сценария несколько рискован. Для продюсера — это кот в мешке. Поэтому я ставлю одно условие — должна быть раскадровка: все расписано подробно и точно — кадр за кадром. После чего, дорогой Феллини, я заплачу вам вдвое больше чем кто–либо.
Затемнение. Снова в кабинете Феллини. Здесь так же Джульетта и Секретарша Фьяметта.
Фьяметта: — Кошмарный день, синьора Джульетта. Этот французский петух Бриссар потребовал у маэсто раскадровку!
Федерико: — Раскадровку — у меня! А, как тебе это нравится? У режиссера, работающего на сплошной импровизации! На сиюминутном вдохновении, внезапных находках. Он требует пропись начинающего дебила из киношколы!
Джульетта: — Ну и черт с ним. У нас в запасе Дино! Дино де Лаурентис финансировал «Дорогу» и «Ночи Кабирии». У него крепкие связи с американским капиталом, думаю, что и его фильм–колосс «Странствия Одиссея» принес немалый доход.
Федерико: — Я уже говорил с ним.
Джульетта: — Почему же ты молчишь!? Что, что сказал Дино?
Федерико: — Дино был краток: «- И зачем ты только тратишь время на всякое дерьмо?»
Журналист: — По–моему, надо иметь железные нервы. Сплошные обломы и это, когда тебя распирает от растущего замысла, идей, находок, когда запущена машина подготовки к съемкам фильма. Сумасшедшая машина, между прочим.
(Серия зарисовок, возможно, лишняя)
Кабинет студии. Джульетта, Фьяметта.
Фьяметта: — Можно впускать? (объясняет Джульетте) Съемки начнутся неизвестно когда — все застопорилось — ни с места. Несколько дней назад мы поместил в газете объявление насчет двойников, которые, по сценарию должны принять участие в телешоу «И вот с вами…» Там такая толпа! Кроме того, пришли мешки писем с фото. В основном, почему–то — толстухи. (дает стопку фото) Слонихи, бегемотихи, некоторые даже в бикини, а вот эта милашка кутается в рыбачью сеть…
Джульетта: (сдержав раздражение, откладывая фото): — Впускай двойников. Только не слишком много.
Заходят шестеро мужчин.
Джульетта,обращается к первому: — Вы чей двойник?
1: — Не знаю. Как–то не думал об этом. Но должен же быть в мире человек, похожий на меня!
Джульетта,обращается ко второму: — А вы, синьор?
2: — Я двойник Гарибальди. Маэстро велел мне подождать, но, знаете ли, борода растет… в общем, маэстро сказал, что бы я ее не подстригал, потому что я ему подхожу, он сам сказал но (тут голос понижается) некоторые начинают ворчать…
Фьметта: — Кто же это там у вас ворчит?
2: — Понимаете, я снимаю комнату. Я, знаете, не из Рима, живу в Реджо, но маэстро сказал, что бы не подстригал бороды, а они тут все морду воротят, ворчат, говорят, что я на дикаря похож. Так что ж мне делать? Не будите ли вы так любезны напомнить Феллини: Гарибальди, мол, ждет, а то борода… Не знаю, подойдет ли маэстро такой длинны, в общем, подстригать я ее не решаюсь.
Джульеттаобращается к третьему: — На кого вы похожи?
3: — Вообще–то я похож на Нино Манфреди. Сверху не видно, но, что касается некоторых интимных деталей, то тут я, что твоя бронзовая статуя из Риаче.
Джульеттаобращается к четвертому: — А вы на кого похожи?
4. — На маму. На кого ж еще?…
Джульеттаобращается к пятому: — Чей вы двойник?
5: — Я из Кастелломе. Все говорят, что лицо у меня точь в точь как у двойника.
Фьяметтапоследнему: — А вы кто?
6: — Я Рейган. (очень уверенно)
Фьяметта: — По правде я бы этого не сказала.
6: — Да вы шутите, синьора! Знаете, что мне все говорят? «Эй, Рейган, пошел–ка ты…»
Джульетта: — Хватит, хватит! Спасибо, синьоры. (Фьяметта выпроваживает Двойников) Мы уже подобрали Пруста, Кафку двух Лючо Далла — популярного певца, финансового воротилу–афериста и мафиози. А так же — королеву Елизавету.
Фьяметта: — Которая с грехом пополам исполняет (со скипетром и короной) британский гимн. Теперь нас уже не остановить!
СЪЕМОЧНЫЙ ПАВИЛЬОН шоу «Джинджер и Фред» Массовка: актеры подлинные и мнимые, продавцы брюк и воздушных шаров, проходимцы, бывшие каторжники с татуировкой, аккордионисты, изобретатели, маньяки, влюбленные гермафродиты, бродяги, человек–обезьяна, человек–паук, укротитель с питоном, американские студенты, старые велосипедисты.
Феллини,объявляет коллективу: — Удалось выбить тройное спонсирование. Итальянцы, французы, плюс ТВ потянут нашу телегу, нагруженную петардами. Скоро приступаем! (Джульетте) А как дела у вас с Марчелло?
Джульетта: — Можем выступать на эстраде. Профессиональные чечеточники (делает несколько па) — Каких–нибудь пару месяцев тренировок и новая профессия в кармане.
Федерико: — И твое сломанное ребро. Тебе не кажется, что вы перестарались?
Джульетта: — Сам увидишь.
ЭПИЗОД танца. Репетиция.Феллини дает указание Джульетте и Мастрояни
Федерико: — Марчелло, Джульетта! Вам же за шестьдесят, а вы стараетесь сплясать, словно выпускники хореографической школы. У Марчелло едва прикрыта плешь, у тебя одышка.
Джульетта: — Нет у меня никакой одышки! И на парик с плешью Марчелло согласился зря. Говорят, ты заставил его надеть этот ужас только для того, чтобы Марчелло еще больше был похож на тебя.
Марчелло: — А еще говорят, что я даже стал сутулиться, как ФеФе. (Джульетте) Он не просил — я сам. Он лишь распорядился, что бы я похудел килограмм на восемь. И вот, смотрите, — готово! Вообще, я всегда соглашаюсь с Федерико. По–моему мнению, есть два типа режиссеров: Феллини, который все время хочет, что бы я похудел, и все остальные, которым я гожусь таким, как есть.
Джульетта: — У меня–то всего один тип…(кивает на Феллини) И посмотри, что он там понарисовал!
Федерико (показывает рисунки Мастрояни): — У меня, наверно, прирожденная тяга к шаржу. Едва увидав, что я пытаюсь нарисовать ее костюм и парик, Джульетта начинает брыкаться. Скажи, дорогая моя, чем тебе не нравится этот платье и милые, льняные кудряшки?
Джульетта: — Идиотские бантики. И слишком много перьев. В самом деле, неужели так необходимо все превращать в карикатуру? Наш танец — самая романтическая сцена! Они когда–то были счастливы и вот теперь, хоть на миг, хотя бы из последних сил, возвращаются к себе прежним…
Федерико: — Возвращаются!..Так они чувствуют. Но зрители должны видеть, что ничего нельзя вернуть. Ни молодость, ни крепкое сердце, ни горячую влюбленность. Остаются лиши иллюзии и сострадание.
Джульетта: — Но парик ужасен! Их стали делать еще хуже!
Федерико: — Ничего, ты наденешь его перед самым выступлением в шоу, а все остальные эпизоды сыграешь в сеточке.
Джульетта: — В сеточке!? Которую одевают под парик… Кошмар… Но… Но, пожалуй так даже лучше.
Журналист: — Между словами «кошмар» и «так даже лучше» — серия батальных сцен большой актрисы и о–о–чень большого режиссера.
Джульетта: — В результате я всегда соглашаюсь с Федерико и когда вижу готовый фильм, понимаю: он был прав!
На экране кадры танца ИЛИ Идут съемки эпизода танца Амалии и Пиппо на сцене:
Перед задником сцены телешоу в полном концертном облачении Джульетта и Мастрояни (текст по сценарию фильма).
Голос Феллини–режиссера: — Зал телестудии. Аудитория публики популярнейшего шоу «А вот с нами…» в панике. Едва объявлен номер наших героев, в здании вырубается свет. Полная темнота. «Пистолет» на Амалию и Пиппо. Они уже вышли к публике, они объявлены и вдруг — темнота. Так… Какое–то время оба стоят неподвижно. Потом Фред опускается на пол, расстилает носовой платок и усаживает на него Джинджер. Они сидят лицом друг к другу.
Фред, выполняя указания режиссера, обращается к партнерше: — Ну хоть присядь на минутку. Я постелю тебе платок.
Дж: — Ну вот, все платье помнется, и на кого я буду похожа, когда дадут свет?
Фред (с горькой иронией человека, знающего, чем кончаются такие вещи) Света больше не будет.
Дж.Встревожено: — Почему не будет?
Фред: — А! Во–первых потому, что вся организация у них дерьмовая… А во–вторых, кто сказал, что это не террористическая акция? Не исключено, что в любой момент все может — бах! — взлететь на воздух!
Феллини дает указания актерам: — Джинджер вновь охватывает страх, она пытается встать, Фред удерживает ее…
Дж.: — Тогда давай уйдем отсюда (пытается встать).
Фред,удерживая ее: — Ах, Амелия, какая была бы потрясающая история. Представь себезаголовок:«Они расстались тридцать лет назад и встретились вновь, что бы умереть вместе!»
Дж: — Ну да! Сегодня такие истории уже никого не трогают! А потом, лично мне это не доставило бы никакого удовольствия!
Феллини: — Фред, ее не слушает и расслабленно заваливается на спину. Он весь поглощен размышлениями об окружающей их Великой Темноте.
Фред: — Знаешь, а мне здесь не так уж и плохо. Непонятно, кто ты, как здесь очутился. Тебе Тотто сказал, что я был в сумасшедшем доме? Да, да, это правда!..Но…Не знаю просто, что со мной сделалось, когда ты от меня ушла!.. Синдром беспомощности, одиночества….
Дж(потрясенная этим признанием): Клянусь, Пиппо, я ничего не знала. Я бы сразу примчалась к тебе!
Фред: — А зачем? Наша история закончилась, и работа наша закончилась. Только эти сумасшедшие с телевидения могли вспомнить о нас. Мы привидения, которые возникают из темноты и в темноту уходят.
Дж: — Пожалуй, ты прав. Знаешь, я стараюсь убедить себя, что приехала сюда ради внуков, из каприза в конце концов…. А если по правде, то я очень хотела увидеть тебя.
Фред: — (Со вздохом) Очень романтично…Должен сказать, что и я рад был с тобой встретится!
Феллини: — Джинджер растрогана до слез. Фред утирает ей глаза подолом платья. Джульетта, где слезы?
Джульетта: — Не могу! Обычно я разливаюсь ручьем. А сейчас не могу!
Феллини: — Постарайся…Ну! Он сошел с ума от разлуки, он вновь захотел увидеть тебя…Ты — единственная, да — единственная любовь в его жизни. Теперь это стало ясно. Плачь же, плачь! Так, хорошо, вижу две слезинки… Ты умница, Джульетта! Здесь больше и не надо. Именно так! Дальше, Фред.
Фред: — Сматываемся. Иди сюда, осторожно, ступенька. Вот вам, теленаркоманы, вот. Вот! (делает неприличный жест рукой) Ой!
Феллини: — В зале внезапно вспыхивает свет и Фред застывает в своей неприличной позе. Амфитеатр просто заходится от восторга. Не слышу — где фонограмма!? Дайте фонограмму! (Включается звук. Крики публики: — Ого–о–о-о!)
Ведущий в сопровождении своих ассистентов возвращается на площадку
Он лихорадочно размахивает руками, показывая, что Джинджер и Фред должны вернуться на свое место. Наши танцовщики неохотно выполняют приказ. Телекамеры подкатывают к сцене. Загорается красная лампочка — сигнал о том, что передача в эфире.
Ведущий: — Все по местам! Господа, мы приносим свои извинения за небольшой перерыв. Представление продолжается с того момента, на котором оно было прервано. Итак, корабль отплывает, уже дан последний гудок, но Джинджер сбегает с трапа, и оба, обнявшись, обещаю друг другу никогда больше не разлучаться. Музыка захватывает наших героев, и они снова танцуем вместе!
Феллини: — Джинджер и Фред становятся рядом. Луч прожектора высвечивает нашу пару. Снова звучит музыка: — поппури из американских песенок 30‑х годов. Джинжер и Фред танцуют. Так… Танцуя, Фред продвигается в сторону рояля и вроде невзначай опирается о него рукой, что бы перевести дух. Постоял, возвращается к партнерше. Но от волнения весь танец вылетел у него из головы! Во время танца Джинджер приходится шепотом подсказывает ему, что нужно делать.
Дж.: — Ногу вперед!..Поворот…Веди меня туда! Держи крепче!
Фред: — А что теперь?
Дж.: — Медленно поворачивайся! Два раза.
Фред.: — О черт! Судорога!
Дж: — Так, молодец! Чечетка. Браво. Пиппо, прекрасно!
Феллини: — Фред сосредоточенно выполняет чечетку соло, но внезапно теряет равновесие и тяжело шлепается на пол… Господи, Марчелло… так натурально… Ты жив (Марчелло машетему рукой) Отлично! Публика разражается бурными аплодисментами, звукооператор — уснул? (раздается запись рукоплесканий) Хорошо… Встревоженная Джинджер спешит к партнеру на помощь.
Дж: — Пиппо!
Ведущий,помогая Фреду подняться: — Вы не ушиблись?
Пиппо: — Нет! Нет!
Ведущий: — Можно продолжать?
Фред: — Да, да!
Ведущий: — Он хочет продолжать! Давайте похлопаем ему!
Феллини: — Джинджер и Фред снова танцуют. Джинджер вся во власти чудесной музыки. Сколько воспоминаний с нею связано! Она едва не плачет. Фред задыхается, лоб его покрыт каплями пота, колени подгибаются. Гример, где пот? Больше, больше, пот катится градом! Фред совершенно обессилел…
Джинджер: — Держись, Пиппо! Осталось немного. Молодец… Пиппо… У нас все же получилось.
Феллини: — Кланяйтесь! Танец окончен. Публика горячо аплодирует. Джинджер едва переводит дух. Фред тяжело дышит. Один из помощников режиссера окликает танцоров и велит им убраться со сцены через боковые двери… Вот, в принципе, и все. Поздравляю, ребята! И прямо сейчас, без перерыва — все еще раз!
Джульетта: — Дай хоть минутку передохнуть, деспот! Мы же устали!
Феллини: — Именно этого мне и надо. Натуральный пот и посильнее одышка. Свет! Внимание, все по местам…
ЗАТЕМНЕНИЕ
Журналист: — И вот — эпизод отснят. Все собираются в просмотровом зале.
В просмотровом залеДжульетта, Федерико, Марчелло и Персонажи, изображающие съемочную группу. Идет показ отснятого танца.
Джульетта: — Марчелло, смотри, что он сделал! Он заставил меня изображать одышку, тебя залил потом и снял лица крупным планом! А ног не видно! Все наши старания пошли к чертям! Никто не видит как виртуозно работают наши ноги.
Марчелло: — Дорогая, тебя он хотя бы не заставил падать. А я — лысый, неуклюжий, и еще позорно валюсь на пол! Теперь, после этой роли, увидав меня, все будут говорить, что я сделал омоложение. Я теряю поклонниц, Фефе!
Федерико: — Но вы хоть понимаете, что я оказался прав! Это трогательно, это по–настоящему берет за живое.
Джульетта: — А пальто и шляпка Джинджеро — мои. Я ловко подсунула их костюмеру и наряд получил всевышнее одобрение.
Федерико: — Я же всегда говорил, что многие твои находки оживляют персонаж. Милая моя малышка…(обнимает)
Марчелло: — Сейчас заплачу. Какое потрясающее взаимопонимание! А ведь женаты всего 45 лет!
Танец на экране заканчивается. Из глубины сцены аплодисменты Персонажей.
ЗАТЕМНЕНИЕ. ПЕРВОНАЧАЛЬНАЯ МИЗАНСЦЕНА. Федерико и Джульетта на кроватях у разных краев сцены.
Журналист: — В своей последней работе — в фильме «Интервью» — Феллини раскрывает тайны своей кинолаборатории. С высот опыта и пройденного пути, окидывает прошлое насмешливым и умиленным взглядом. Все лучшее в его жизнь, жизни Мастрояни, прекрасной Аниты — позади. Лишь пленка сохранила навсегда ушедшие образы. Они вновь танцуют — постаревший Мастрояни и эта чудовищная экскрасавица… До чего же печально, а?
(Кадры из «Интервью, где пожилые Анита и Марчелло смотрят свой эпизод из «Восьми с половиной»)
А где же Мазина? Где же Джульетта? Такое впечатление, что ее вовсе не было.
Феллинииз своей палаты: — Она достойна отдельного «Интервью». Я сниму, обязательно сниму фильм только о нас — о нас двоих и… кино.
Журналист: Он не снял этот фильм. Юбилейный «Оскар» за вклад в развитие кинематографа оказался последним для Федерико. Получив увесистую статуэтку, маэстро оглядел из–под очков зал и крикнул жене: «Перестань плакать, Джульетта!» Все камеры как по команде нацелили свои объективы на залитое слезами лицо Мазины. Но она зарыдала еще сильнее.
Палата госпиталя в Риме. Джульетта, обливаясь слезами, смотрит по видаку фильм «Джинджер и Фред». Входит Профессор:
Профессор: — Извините, что заставил вас ждать. Нейрохирургические операции очень кропотливы и продолжительны. Нам приходится работать с микроскопом. Позволите присесть? (садится, смотрит на экран. Там Джинжер из уходящего поезда прощальным взглядом ищет на перроне оставшегося Пиппо).
— Прекрасный фильм. Настоящий, человечный. Моя жена всегда плачет в финале и пристает ко мне: «- Ну, скажи, скажи, что они наконец поженятся!».
Джульетта: — Они не поженятся. Они никогда больше не увидят друг друга. Они понимали это с того самого момента, как встретились. Вся эта история — затянувшееся прощанье. С молодостью, с профессией, с жизнью…
Профессор: — В сущности… такова жестокая реальность. Ни в чем не повинный младенец рождается со смертельным приговором. Жизнь — это хроническая болезнь с летальным исходом.
Джульетта: — А жить все же стоило!.. Что скажете, профессор, поздно?
Профессор: — Увы. Когда вы обратились к нам впервые, два года назад, опухоль была еще не столь велика. Можно было попробовать укротить ее радио или химиотерапией. Но вы наотрез отказались лечь в больницу.
Джульетта: — Я постоянно глотала таблетки!
Профессор: — Общеукрепляющее. И совершенно не заботились о себе.
Джульетта: — Я заботилась о нем. Это лучшее, что я сделала в жизни — помогла Феллини снять его великие фильмы. И еще я думаю… Я думаю — мало кто мог бы столько сделать для него.
Профессор: — Уж это точно! Любая другая женщина с таким диагнозом заставила бы мужа плясать вокруг нее, предоставить ей лучшее лечении, отдыхе в горах, щадящий режим.
Джульетта: — Щадящий режим! Да что мне с ним было делать — с этим санаторным режимом и отдыхом в горах? Нет… Именно этого я и не хотела. Спасибо, профессор, что вы хранили тайну о моей болезни. А я все эти годы жила так, будто ее и нет…
Профессор: — Мало, кому это удается. Победить страх.
Джульетта: — Я и не победила — укротила. Да я бы и сейчас не была тут. Но Феллини выздоравливает после операции в Римини и я решила воспользоваться случаем. С головой плоховато. Боюсь потерять сознание у него на глазах.
Профессорберет ее руку: — Вы героиня, синьора Мазина. Но очень не благоразумная женщина. Возможно, если бы мы взялись за лечение раньше, сейчас не стояли бы перед таким печальным фактом. Разве вы не подумали о том, что неизбежный исход вашей болезни прежде всего поразит мужа? Ведь вы заботились о его покое? Ничего бы с ним не случилось, если бы вы периодически оставляли его и лечились в больнице. Незаменимых людей нет.
Джульетта: — Может, я боялась замены? Боялась оставить его даже не надолго? Глупости, глупости! Он ни за что не бросил бы меня! Федерико боролся бы с болезнью вместе со мной. Но… но он не смог бы работать… Его фильмы…
Профессор: — Они стоят вашей жизни?
Джульетта: — Разве ничего уже нельзя сделать?
Профессор: — Оперировать поздно. Терапия на этой стадии не эффективна.
Джульетта: — И сколько мне осталось?
Профессор: — В лучшем случае… года полтора, два.
Джульетта: — Профессор… Я часто думаю… Понимаете, когда люди долго живут вместе и уже далеко не молоды, эта мысль приходит сама собой…Кто уйдет первым… Ведь только в сказках умирают в одночасье. Я думаю, страшнее тому, кто остается. Как представлю, что Федерико надо будет хоронить меня, а потом одному возвращаться в пустую квартиру…В нашу квартиру… Ведь эта особая пустота — пустота безнадежности. Из нее только одна дверь, один выход… Вы понимаете…
Профессор: — Дорогая моя, дорогая… Разве у нас есть выбор?
Джульетта.(утирая слезы) — Простите… В сущности, два года — это совсем не мало. Это целая жизнь, если беречь для радости каждое мгновение. Я буду радостной, я буду такой счастливой, что бы ничем не омрачить… Ничем, никому не омрачать!.. Только надо что–то сделать, что бы не чувствовать этой жуткой слабости.
Профессор: — С такой опухолью… Слава Всевышнему, что вы еще держитесь. Но должен предупредить — впереди тяжелые дни. Так что, настоятельно советую заранее подготовить вашего мужа. Хотите, я поговорю с ним сам?
Джульетта, словно окаменев, отрицательно качает головой: — Н-нет… Ничего… Ничего не надо говорить. Ничего — вы слышите! Ничего!
Больница в Римини. Палата Феллини.
Журналисту кровати спящего Феллини: — Вот так сюрприз, синьор эгоист! Два года ничего не замечали? Не замечали, что ваша жена приговорена? Кажется, вы говорили про единый организм, про общую боль с Джульеттой? Воистину — великий человек!(к зрителям): Друг и соратник Феллини Брунелло Ронди, тот самый, что подарил шестирукого Шиву, дал ему довольно объемную характеристику: «Это человек соткан из противоречий. Глубоко добрый и столь же глубоко жестокий, честный и варварски равнодушный, альтруист вплоть до самой поразительной нежности, и деспот, замыкающийся в оболочку самого ужасающего эгоизма…» Совмещение несовместимого, тайфун, атомный взрыв. И я добавлю: жесткий эгоист, способный на Поступок. Поступок с большой буквы.
Телефонный звонок, Феллини просыпается, берет трубку.
Мужской голос:
— Привет, Федерико! Это Бруни. Как там твои монашки?
Федерико: — Я бы давно выскочил отсюда, если бы рядом была Джульетта. Знаешь… Без нее я чувствую себя старым ребенком. Капризным, противным и нудным.
Голос: — А что с Джульеттой? Я недавно заходил к ней в больницу, она смеялась и говорила, что попала туда случайно. Но знаешь, ФеФе, выглядит она неважно. Мне совсем не понравились ее глаза.
Федерико: — Джульетта в больнице!? Ты ничего не путаешь? Что же произошло? Она ничего мне не сказала… Сестра!..сестра, срочно доктора! (роняет телефонную трубку) Ничего не понимаю!
Заходит Доктор: — Что–то случилось, синьор Феллини?
Федерико: — Я срочно уезжаю в Рим. Мне нужна машина с шофером.
Доктор: — Помилуйте! Вам еще рано предпринимать такие путешествия. Я не могу дать разрешения. Швы не сняты, кардиограмма не лучшая. Это совершенно не возможно! Все может окончиться весьма печально.
Федерико: — К черту ваши швы и кардиограммы! Джульетта больна.
ЭАТЕМНЕНИЕ
Журналист: — Вот порыв, достойно истинно влюбленного: рискуя жизнью он несется в Рим. (передвигает кровать Феллини к кровати Джульетты под вывеску «Госпиталь Рима») Феллини кладут в соседней палате. Они лежат совсем рядом: выздоравливающий Феллини и умирающая Джульетта. Но он не знает, сколь фатален приговор. Джульетта сумела организовать молчание персонала клиники: она слегка подлечивает сосуды мозга — такова официальная версия для маэстро. Вот и все. Но на носу 31 октября — именно в этот день 50 лет назад юноша в красном шарфе пригласил в дорогой ресторан молоденькую актрису.
ПалатаФеллини в римском госпитале. Рядом сидит Джульетта. Он показывает ей рисунки: — Это монашки в больнице Римини. Зад толстухи Паулиньи. Это доктор — серьезный носач. А это рожа все время меня преследовала. Начинающий папарацци. Надоедлив, как муха и жалит, как оса.
Джульетта: — Симпатичный. Похож на тебя
Федерико: — Так оно и есть. Кто может судить нас более строго чем мы сами? И радовать — опять–таки — сами! Ты заметила, что приближается юбилей?
Джульетта: — Юбилей в больнице. Неподходящее место
Федерико: — Какая больница? Хватит больниц! Я совершенно бодр и у меня появился зверский аппетит. Ты помнишь тот ресторан?
Джульетта: — Тот самый? Шикарная обстановка и надменная физиономия официанта… Он предполагал, что ты не сможешь расплатиться и предвкушал скандал.
Федерико: — Фраер попросту завидовал, что со мной такая очаровательная девушка.
Джульетта: — Господи, какую пачку денег ты достал! Ты обольстил меня ФеФе!..(Обнимаются)
Федерико: — Решено — мы дружно выписываемся!
Журналист: — Они покинули больницу и, несмотря на сомнения Джульетты, отправились в памятный ресторан. 31 октября 1993 года.
РЕСТОРАН:
Джульетта и Федерико сидят за столиком, официант подает закуски.
Федерико, оглядываясь: — Пол века как небывало. Те же пальмы, вазы. Тот же официант.
Джульетта: — Здесь время остановилось, как в сказке… Те же спагетти, тот же сыр. И мы — совсем те же.
Федерико: — Говорят, старость хватает тебя неожиданно… И это верно. Еще только позавчера я был самым молодым в любой компании, в любом застолье. Как, черт подери, могло случиться, что за какую–то неделю я внезапно состарился? А ведь мне кажется, что я ни капельки не изменился.
Джульетта: — Не изменился. До сих пор так и не научился танцевать.
Федерико: — Я ни разу в жизни не решился появиться в зале дансинга. Казался себе смешным, неуклюжим боровом. Боровом потом, вначале — дохлой килькой. Согласись, экземпляр не для пируэтов.
Джульетта: — Врун! Ты же прекрасно танцуешь! Сколько раз я видела, как ты показывал па актерам, превращаясь в признанного учителя танцев. Тебе рукоплескали даже статисты… Скажи честно, ФеФе, если бы не я… С другой все было бы по другому? С НЕЙ ты слился бы в танго, ощущая себя стройным и легким?
Федерико: — С ума сошла! Откуда другая? Только ты. А ну выходи. Я торжественно приглашаю вас, синьора Мазина, на тур вальса.
Джульетта: — Здесь же не танцуют!
Федерико: — Какое нам дело. Прислушайся, наш оркестрик тут как тут! (оркестр из «8,5» играет нечто вальсовое, Ф и Д делают несколько движений. Ф тяжело дышит) — У меня непременно получится. Но, видимо, не сразу. Даю тебе слово, что на следующем юбилее мы изобразим полноценный хореографический номер. (возвращаются за стол)
Джульетта, сжимая лоб: — Федерико… я должна сделать признание…
Федерико: — Что, что еще?
Джульетта: — Пустяки. После ужина.
Федерико: — Перестань мучить себя совершенно неуместными сомнениями. Запомни навсегда: мне с тобой безумно повезло, Джульетта. Слышишь? С тобой. Именно с тобой, только с тобой. И не надо ворошить всякую ерунду!
Джульетта: — Только хорошее, ФеФе…. Уж и не знаю, почему расщедрились небеса к коротконогой малышке, подарив ей такое сокровище. Ты огромен, Федерико, ты великан… у меня даже голова идет кругом…
Федерико: — Я мучил тебя, знаю. Но ведь по–другому не получалось, правда?
Джульетта: — Правда, ФеФе.
Федерико: — Ты простила меня?
Джульетта: — Глупый! Я не смогла бы жить без тебя. И знаешь, что самое замечательное? Мне никогда не было скучно. Никогда… И не будет. Мы еще много сделаем, «зрелый мастер»!
Федерико: — Зрелый… Скорее — переживший самого себя. Критики пишут, что в последних фильмах я повторяюсь. Может, в самом деле, я лишь пережевываю пережеванное? Мне кажется, мой зритель умер — я как воздушный шар, несусь в неведомое, давно потеряв ориентиры.
Джульетта: — Ты всегда преувеличиваешь опасности. Зритель жив, шар ждут на земле. Главное для тебя сегодня — не простудиться.
Джульетта поправила шарф Феллини и вдруг расплакалась.
Федерико: — Ну не надо, милая. Не плачь, не плачь… Джельсомина…
— Он поперхнулся. Задыхается, сползает со стула. Кто–то кричит: «- Вызовите скорую»! Да поживее, синьору плохо!»
ЗАТЕМНЕНИЕ
Журналист: — Приехала «скорая». Феллини отвезли в больницу, ту самую из которой он выписался несколько дней назад. Его пытались спасти — но безуспешно — он умер еще там, в ресторане.
«Не плачь, Джельсомина!» — эти слова стали последними. Феллини назвал Джульетту именем ее знаменитой героини. (накрывает кровать с Феллини черным и выкатывает в центр сцены, ставит цветы). На похороны Феллини пришли миллионы людей. Все радио и телестанции прекратили работу. Дорога от Рима до Римини, где находится фамильный склеп Феллини, была забита машинами. Многотысячная толпа провожала траурный кортеж аплодисментами. На похоронах Джульетта робко улыбалась в ответ на соболезнования. Друзьям говорила: «Без Феллини меня нет».
Она пережила мужа на пять месяцев и умерла не столько от болезни, сколько от тоски. (накрывает кровать Джульетты черным) Тоски и горечи. Едва не стало Феллини, вышла сенсационная книга той самой голландки Линды Стейнбек «Виды любви», где она подробно описывала оргии с участием некоего известного режиссера и называла Феллини бисексуалом. А потом в газете под названием «Настоящей женой Феллини была я» появилось интервью Толстухи. Но Италия не желала развенчивать своих кумиров. Книгу Стейнбек быстро забыли, Толстуху наказали презрением. Федерико и Джульетту защитили. «Надо быть идиотом — сказал Нино Ротто, — что бы столько лет наблюдать мужчину и женщину и не чувствовать фальши в их отношениях. Им нечего было скрывать. Они любили друг друга»
Они и впрямь были единым организмом и остались неразлучными после смерти. Джульетту похоронили рядом с мужем и сыном (подкатывает кровать Джульетты к кровати Феллини. Вокруг стоят Персонажи) Тонино Гуэрро — друг и соратник Феллини и Джульетты собственноручно сделал памятник: серебристое крыло паруса склонилось над водой, не иссякая, бежит по лунному металлу, широкая струя. На надгробной плите кроме имен и дат выбита фраза, удивляющая любопытных туристов: «Теперь Джульетта, ты можешь плакать»
Оркестрик из «8,5» проходит, увлекая Персонажей в хоровод. С ними идут Джульетта и Федерико.
Звучат слова: «То, что мы называем жестокой реальностью — не что иное, как обманный маневр, убогие декорации, за которыми прячется жизнь. Настоящая жизнь — это праздник, ярмарочный балаган с фейерверками, ряжеными, феями, небылицами и сладко–безумной музыкой. На него попадают только достойные и посвященные… Достойные и Посвященные…»
К О Н Е Ц