Выйдя из машины, я смотрю в окно нашей с Эстер квартиры, словно ожидаю увидеть, как она стоит там и смотрит на меня сверху вниз. Но, конечно, никакой Эстер там нет. Вижу только зашторенное окно, в котором отражается противоположная сторона Фаррагут-авеню. И вдруг я вижу в подъезде дома какую-то женщину. Она раз за разом нажимает кнопку домофона и, притоптывая ногой от нетерпения, ждет ответа, но ответа нет. Смотрю на ее руки в перчатках: она держит в них синюю стеганую сумку Эстер! Незнакомка невысокая, не выше метра шестидесяти, и худенькая, зато шевелюра у нее пышная – такое впечатление, что волосы весят столько же, сколько она сама. На ней все узкое: брючки в обтяжку, куртка в талию, узконосые сапожки.
– Вам помочь? – быстро спрашиваю я, не сводя взгляда с сумки.
У меня возникает желание выхватить у нее эту сумку. Я хочу закричать: «Это сумка Эстер!» Опускаю глаза и вижу, что руки у меня по-прежнему дрожат. Мне не по себе. Я все больше волнуюсь за Эстер. После слов детектива мне то делается страшно, то я прихожу в замешательство. Из-за странных событий последних дней во мне смешались страх, злость и тревога. Теперь я уже не думаю о том, что кто-то охотится на меня – что Эстер охотится на меня. Гораздо больше я волнуюсь за саму Эстер.
Пока не знаю ответы на многие свои вопросы. Что все-таки случилось с Келси Беллами, почему Эстер поменяла имя на Джейн Жирар и подыскивает себе новую соседку вместо меня? Зачем она сняла в банкомате полторы тысячи долларов? Ничего не понимаю, совершенно ничего.
– Вы Джейн… – говорит незнакомка у домофона и смотрит на карточку, которую сжимает в руке. – Вы Джейн Жирар?
Интересно, кто же теперь Эстер Вон? Знаю ли я Эстер?
Я быстро качаю головой: нет, я не Джейн Жирар, но я ее соседка, меня зовут Куин. Догадываюсь, что незнакомке все равно, как меня зовут. Она пришла к Джейн.
– Вот и хорошо, – говорит она, вздыхает с облегчением, широко улыбается, встряхивает пышными волосами. – Смотрите, что я нашла! Представьте себе, она валялась в мусорном контейнере!
Я беру сумку, радуясь, что у меня есть хоть что-то, какая-то часть Эстер. Прижимаю сумку к груди. От сумки еще слабо пахнет Эстер, хотя ее аромат сильно разбавлен запахами помойки и резкими духами незнакомой дамы с нотками жасмина и розы.
– Вы нашли сумку в мусорном контейнере? – переспрашиваю я, просто чтобы убедиться, что не ослышалась.
Она кивает и рассказывает, как собиралась выкинуть бумажный стакан из-под кофе, как вдруг увидела на куче пакетов из-под фастфуда эту сумку. Ее внимание привлек синий цвет.
– Красивая сумочка, – говорит она. – Такие красивые вещи не выбрасывают! Я решила, что сумка попала в помойку по ошибке. – Она добавляет, что живо представила, как волнуется моя соседка, узнав о пропаже: – Я бы точно забеспокоилась, если моя сумка потерялась.
– Очень любезно с вашей стороны, – говорю я, нисколько не кривя душой. Незнакомка в самом деле очень любезна – разумеется, если у нее нет какого-то скрытого мотива. Сейчас я уже ни в чем не уверена. Я слишком устала и издергалась. У меня раскалывается голова и дрожат руки. Если в голове появятся новые вопросы, она может просто лопнуть.
Как сумка Эстер очутилась в мусорном контейнере?
– В каком контейнере вы ее нашли? – спрашиваю я.
– Вон там. – Незнакомка неопределенно машет рукой в сторону Кларк-стрит.
– Вы нашли ее сегодня, сейчас? Несколько минут назад?
Она качает головой и вздыхает:
– Нет, пару дней назад… У меня выдалась трудная неделя. По-настоящему трудная. – Как будто ее слова способны объяснить, почему она решила вернуть сумку только через день или два. – Я живу неподалеку, – продолжает она. – Вот и зашла по пути… – Под конец она говорит, что Джейн… Джейн! – нужно быть внимательнее, тем более если она носит в сумке столько денег!
До меня кое-что доходит: во-первых, эта дама рылась в сумке Эстер, и, во-вторых, там лежит крупная сумма – полторы тысячи долларов.
Эстер сняла деньги в банкомате, но не воспользовалась ими. Она не нанимала убийцу, чтобы тот меня прикончил. Она не отправилась в отпуск в Доминикану и не пьет сейчас клубничные «Дайкири».
Где же Эстер?
– Как вы узнали, где мы живем? – вдруг спрашиваю я.
Мы стоим на крыльце, вздрагивая от осеннего холода.
– Адрес есть на водительских правах… Не думайте, будто я сую нос в чужие дела! – Голос у нее и извиняющийся, и обиженный. Конечно, она рылась в сумке, значит, сунула нос в чужие дела. – Я просто хотела вернуть сумку. Вы передадите ее своей соседке… Джейн?
– Да, конечно, – киваю я. Еще раз благодарю незнакомку, мы прощаемся, я вхожу в подъезд и мягко прикрываю за собой дверь.
В нашей квартире никого нет, но в ней пахнет Эстер: ее готовкой, ее дезодорантом с ароматом пиона. На меня накатывает ностальгия.
Медленно подхожу к ее двери и, едва переступив порог, вижу, что ее рыбка плавает брюшком кверху. Подхожу к аквариуму, выключаю свет, чтобы не смотреть на бедную мертвую рыбку на розовых камнях. Из-за шипения фильтра мне кажется, что она дышит, хотя я уверена, что нет. Она побелела – признак гниения. Я стучу по стенке аквариума, но рыбка не шевелится. Она умерла. Рыбка Эстер умерла. Давно ли?
Одними губами произношу: «Прости, рыбка». Сама не знаю, что я сделала, но не сомневаюсь, что снова поступила неправильно.
В третий раз обыскиваю квартиру, идя по собственным следам. Я в полном отчаянии.
Здесь должно быть что-нибудь еще, что я упустила.
Снова роюсь в ящиках стола и комода; заглядываю в ее шкаф. Наугад перебираю вещи и швыряю их на пол, не думая о беспорядке. Я мну ее бумаги; вынимаю ящики из письменного стола, ищу фальшивое днище. Я тяжело дышу, я усердно тружусь.
Ничего.
В комнате Эстер моими стараниями полный кавардак. От злости я швыряю на пол стаканчик с карандашами. Роюсь в стопке учебников и один за другим кидаю их на пол. Они падают с громким стуком. Миссис Бадни, наверное, сейчас начнет стучать в потолок шваброй, но мне плевать.
Звонит мой мобильник – я уверена, что это Бен. Наконец-то он ответил! Но я не могу остановиться. Я должна найти Эстер. Добравшись до нижнего учебника в стопке, я наступаю грязными туфлями на голубое с оранжевым одеяло Эстер. На ткани остаются темные следы. Живо вспоминаю, как в тот день Эстер говорила: «Сушеный укроп стоит здесь… А арахисовая мука – здесь».
Ей не понравится, что я сотворила с ее комнатой и ее вещами. Очень не понравится.
– Здесь ничего нет, – говорю я сама себе, вскинув руки вверх. Признаю свое поражение.
С двойным рвением обыскиваю гостиную и кухню. Выдвигаю все ящики, отодвигаю все, что можно отодвинуть, снимаю картины, отгибаю угол ковра. Просовываю руку за диванные подушки; обстукиваю стены, надеясь найти тайник. Заглядываю даже в вентиляционное отверстие – в нем можно что-нибудь спрятать. Но не нахожу ничего, кроме пыли и грязи.
В голову приходит неожиданная мысль, и я оживаю. Одно место я еще не обыскивала. Влезаю на столешницу и осматриваю верх кухонных шкафчиков, заглядываю в узкие щели между ними. Последняя попытка найти хоть какой-то след, любую зацепку. Хоть что-нибудь. Я оставляю грязные следы на столешнице, но мне плевать. На шкафчиках тоже ничего нет.
И вдруг, еще стоя на столешнице, я кое-что замечаю. Во время обыска я совершенно выбилась из сил, вспотела, раскраснелась. Я закатываю рукава свитера до локтей и вдруг замечаю на полу у двери что-то синее. Сумку Эстер! Она лежит там, где я ее бросила.
Спрыгиваю со столешницы и, не обращая внимания на боль в коленях, хватаю сумку. Как же я про нее забыла?! Переворачиваю, трясу, высыпаю содержимое на пол. Саму сумку откладываю в сторону после того, как расстегиваю и застегиваю все карманы, ощупываю подкладку, ища потайное отделение. В одном карманчике нахожу пластинку жвачки.
На полу валяются: швейный набор, повязка на голову, зеркальце, три тампона, мятные леденцы, синий бумажник Эстер – в тон сумке – пачка бумажных носовых платков, книга, ключи. Ключ от входной двери, ключ от двери квартиры, ключ от навесного замка в ее складском боксе.
И сложенное втрое письмо, напечатанное на машинке. Еще одно!
Оно адресовано человеку, которого автор называет «Любовь моя», и подписано: «С любовью,Э. В.».
Алекс
Я прибегаю в библиотеку незадолго до открытия. Топчусь на крыльце за белыми колоннами; жду, когда библиотекарь отопрет дверь. Она не спеша вставляет ключ в замок и смотрит на часы, чтобы убедиться, что уже девять. Библиотека открывается в девять часов и ни секундой раньше. Наконец она впускает меня, и я спешу в зал, вдыхая резкий запах ее лака для волос.
– Ты сегодня первый, – говорит она, как будто и так не ясно то, что я здесь первый. Первый и единственный. «Угу», – бормочу я в ответ и спешу дальше, к компьютерному терминалу. Жаль, что мне не пришло в голову заранее зарезервировать компьютер. Хотя других посетителей сейчас нет, библиотекарь смотрит на меня с подозрением и внимательно читает мою абонементную карточку. Потом она наставительно замечает: «Правила есть правила». А я уже нарушил одно из двадцати семи «Правил пользования библиотечными компьютерными терминалами». Она неодобрительно смотрит на меня и медленно отходит. Кроме нас, утром в библиотеке только другие библиотекари, две пожилые женщины, которые раскладывают по полкам возвращенные книги. Они стоят по другую сторону стеллажей и аккуратно расставляют книги в алфавитном порядке. А потом придут посетители и снова их перемешают. Наверное, от такой безалаберности библиотекари с ума сходят.
У меня не слишком много сведений для того, чтобы начать поиск. Зато теперь я точно знаю, что могила, в которой должна покоиться Женевьева, пуста. Стараюсь извлечь из памяти рассказы очевидцев о пятилетней Женевьеве, о том, какой она была до того, как утонула в ванне. Тогда я еще не родился; меня, можно сказать, даже в проекте не было.
Для меня Женевьева всегда была привидением. Я считал ее не ребенком, а призраком из дома напротив, привидением в белом, которое летает из комнаты в комнату и зовет свою маму. Но для остальных она когда-то была