В общем, когда она на ночь вместо книги о том, как сделать меня счастливой, принялась опять перечитывать свои каракули, мы с отцом уже решили, что ее тетрадки с нами навсегда. Но на следующее утро мама встала раньше всех и совершенно спокойно и, главное, собственными руками отнесла тетрадки на помойку. Почти все. Только одну оставила на память. Она ее довольно быстро куда-то припрятала, но я всё равно успела подсмотреть, что это была тетрадка по истории за восьмой класс. И что историей она была исписана только наполовину, а с другого конца шла переписка с соседом по парте.
Я сразу поняла: там что-то интересненькое. Вряд ли маму так интересовали всякие сражения и революции, что она из любви к истории решила сохранить школьную тетрадку. Поэтому я, как папа скажет, «положила на нее глаз» и решила добраться до маминой тайны во что бы то ни стало. Но сначала времени не было. А потом мама спохватилась и перепрятала тетрадку. Пока что я ее не нашла. Пока что.
Я знаю, что чужую переписку читать нельзя. Но, во-первых, это мама, а не чужой. То есть – часть истории семьи. Во-вторых, я же не кардинал Франции. Интриги плести не буду. Бескорыстно прочитаю и никому не скажу. В-третьих, всё это было так давно, что как будто и не о моей маме речь, а о какой-то незнакомой девочке из книжки.
Просто у меня такой характер: если я что решу, сопротивление бесполезно. Решила прочитать – прочитаю. Решила за три месяца каникул забыть Олега – забуду. Наверное.
Но в самом конце пятого урока ко мне на парту прилетела записка. Оглянулась – все сидят с каменными лицами, смотрят на доску. Ну и ладно. Разворачиваю. Читаю.
А-а-а! Это от него! «Приходи после уроков под лестницу у спортзала».
3
До меня даже не дошло, что я обещала пойти домой с Евой.
До меня уже вообще ничего не доходило до конца классного часа. Вроде бы раздавали списки летнего чтения, вручали грамоты отличникам (не мне), что-то обсуждали… Я сидела бесчувственная, как облако тумана.
Звонок прозвенел – девчонки бросились обниматься с нашей классной, прощаться до осени. А я – в туалет.
Я не очень люблю крутиться перед зеркалом, но тут просто такой случай… Внешность у меня дурацкая. Но если сделать волосы немного назад – вроде ничего. Или лучше набок? И еще у меня где-то завалялся блеск для губ. И волосы все-таки назад. Ну и всё. Пошла. Я же этого так хотела.
У нас теперь в школе ввели схему движения. По правой лестнице мы спускаемся, по левой – поднимаемся. Чтобы попасть в спортзал, нужно сначала спуститься по правой лестнице, потом через вестибюль с гардеробом перейти на левую сторону и еще спуститься – спортзал у нас в подвале.
Пойти по правилам – значит наверняка встретить кого-то из наших и спалиться. И тогда возникает законный вопрос: зачем Юля Кравцова, которая ненавидит физру, маниакально лезет в зал сразу после звонка на каникулы? План может сорваться в самом начале. Поэтому я не стала заморачиваться с правилами и проскакала по левой лестнице через две ступеньки. Общее время забега – пятьдесят три секунды. Жалко, меня сейчас не видит наш физрук Михаил Арташесович.
На первом этаже я почувствовала себя как в приемной у зубного. Сбежать? Просто возьму сейчас и уйду домой – и всё, ничего не произойдет. А потом за три месяца как-нибудь забудется… Я правда этого хотела? И главное, чего – этого?
Я всё еще тяжело дышала после пробежки по запрещенной лестнице. Так не годится. Олег может решить, что я к нему бежала.
– Кравцова! Ты чего там торчишь?
Паша Иванов. Совершенно спокойно спускается по неправильной лестнице! Так можно было?
– Ничего, – отвечаю как можно равнодушнее. – Еву жду.
И тут вспоминаю про эту Еву и про то, что она, скорее всего, ждет меня у выхода! Последняя здравая мысль мелькнула и спряталась. И я пошла вниз.
Он был уже там. Олег. Тоже, наверное, ходит по той лестнице, которая наверх. Одна я, как самая умная…
Стоим, молчим.
Потом он говорит:
– Юля!
И опять молчит.
Я уже позеленела вся, а он говорит:
– Сейчас всё объясню.
Молчит, молчит… Надо что-то сказать! Но что именно? Руки мокрые! Гадость! Надо было в туалете не только краситься! И волосы набок все-таки!
И тут как гром небесный:
– Просто ты мне очень нравишься!
И смотрит. Странно как-то. Немного нагло. СЛИШКОМ смотрит.
– А я тебе нравлюсь?
Теперь точно надо что-то сказать. Я сжала свои мокрые ладошки в кулаки и просипела:
– Т-т-та-а-а…
В переводе на человеческий – «да».
Он обрадовался:
– Точно?
– Та-а-а…
– Классно!
И как-то потянулся в мою сторону. Меня это привело в ужас. Я вдруг почувствовала слой блеска на своих губах. И отъехала от надвигающегося Олега, сколько могла. Он тоже дал задний ход. И спрашивает как ни в чем не бывало:
– Ты летом куда?
– Я?
– Да. Поедешь куда-нибудь?
– Пока не знаю. Наверное, в деревню пошлют.
– Здорово. А я пока в городе. Могли бы вместе погулять…
– Да? А где?
– Знаешь крышу станции метро «ЦСКА»? Мы сейчас там тусуемся. Там круто.
Интересно, кто эти «мы»?
– Я спрошу у мамы. Может, мы не сразу уедем!
– Спроси! Хотя, знаешь…
Он так красиво нахмурился! И показался мне таким несчастным, таким одиноким! Теперь мне захотелось к нему приблизиться.
– У тебя что-то случилось?
– Я вдруг подумал: наверное, ничего не получится!
– Почему?
– Понимаешь… – он смотрел теперь вниз и в сторону. – Дело в том, что я не верю в любовь…
– Почему?
– Так получилось… Мне кажется, ее не существует… Во всяком случае, я не встречал, – он по-прежнему говорил загадками. – Не могу поверить, что я кому-то понравлюсь.
– Да ты чего? Ты? Ты всем нравишься!
Он только головой покачал.
– Ладно, – сказала я. – Как мне тебе доказать?
Олег вдруг стал совершенно другим.
– Доказать? – переспросил он. – Вообще-то есть один способ…
4
Да! Да! Да! Сегодня пришло первое письмо от Олега!
Хорошо, что я все-таки заставила маму снабдить меня безлимитным интернетом на всё лето.
– Ты не понимаешь, – убеждала она меня, – какое это счастье оказаться на пару месяцев без телефона, без интернета, безо всякой связи с городской жизнью!
– Ну ма-а-ам… – тупо отвечала я.
– Давай ты лучше будешь купаться, гулять, загорать, в лес ходить, а не пялиться в экран!
Я клятвенно обещала купаться и ходить в лес. Но с телефоном.
– А если я вдруг в лесу потеряюсь? А будет у меня телефон, меня тут же найдут!
Я умоляла, подлизывалась, давила на жалость. Я переходила из режима маменькиной детки в режим ответственного взрослого человека. Я соглашалась на всё. Я уже могла бы запросто написать статью «105 причин обеспечить ребенка интернетом».
Мамина стойкость постепенно давала трещину. С каждым моим аргументом трещина становилась всё глубже.
Но окончательно ее убедил мой самый странный довод:
– Обещаю не ныть по поводу моря!
Тут мама посмотрела на меня так, что я поняла: победа! Сделка состоялась.
– Точно не будешь?
– Да! Да! Точно!
И вот сегодня пришло первое письмо.
Я услышала негромкий звяк телефона в тот момент, когда, по идее, вообще ничего не должна была слышать, – прямо во время обеда.
Объясню.
Моя бабушка готовит вкусно. Говорит, что ей самой много не нужно. С сентября по май она даже чай в магазине не покупает, пьет какие-то травки или простой кипяток. И варит себе жидкие кашки. Плюс неизменные бутерброды из серого хлеба с тушеной свеклой. Зато летом, когда приезжают внуки, она превращается в супер-шефа! От одного запаха ее блюд слюнки текут!
Другие внуки, мои двоюродные братья и сестра, приезжают очень редко, потому что живут в Америке. Это как праздник. А я у нее – внучка на каждый день. Поэтому в основном бабушка на мне и отрывается.
Обожаю войти в новый день вот так – чтобы солнце мелкими зайчиками скакало по подушке, и сразу, сквозь дрему – божественный запах бабушкиных оладушек. И можно прямо в ночнушке, толком не проснувшись, прибежать в кухню и схватить горячий оладушек. И – в холодную сметанку его, в свежайшую, желтоватую деревенскую сметанку! Или зачерпнуть ложкой землянику и положить ее прямо на толстый кусок черного хлеба!
Ни в одном ресторане мира не найти того, что бывает на бабушкиной кухне!
Первый месяц в деревне я ем, как троглодит, и никак не могу насытиться. Поглощаю бабулины яства целыми тарелками. А они всё не заканчиваются, как будто бабушка всю зиму готовила и сейчас просто достает пирог за пирогом из широкого рукава, как в сказке.
Когда я была маленькая, даже засыпала за столом от сытости. Сейчас удается вовремя сбежать – но через пару часов голодные ноги сами приносят меня на кухню.
Мама, когда приезжает сюда, начинает страшно завидовать:
– Как тебе, Юля, удается столько съесть и не толстеть?
Мы с бабушкой загадочно переглядываемся.
Это правда. От бабушкиной еды я совсем не толстею. У нас в классе есть девчонки, которые следят за фигурой. Бедняги! Да я бы с ума сошла, если бы пришлось здесь, у бабушки, сесть на диету!
5
Юля! – писал Олег. – Я много думал о нашем разговоре. Странная у нас получается история. Давай остановимся, пока не поздно. Мне не хочется втягивать тебя в свои проблемы.
И всё. Еще минуту назад я была счастливым человеком. Это письмо убило меня, как взгляд горгоны Медузы. Когда на занятиях в Пушкинском музее нам рассказывали, как она взглядом обращала людей в камень, меня это не трогало. Но сейчас я на собственной шкуре почувствовала: горгона среди нас.
Я сидела камень камнем и ни о чем не думала.
Я была уверена, что, как только начнется наша с Олегом переписка, он узнает, что я на самом деле лучше всех. Просто потому, что никто никогда не сможет полюбить его сильнее, чем я. Я могла бы доказать ему, что любовь – это не сказка, не миф, не выдумка. А он отказался.