Я потому об этом говорю, что сам я совсем не такой.
Вот мы сейчас едем, а Брысик еще некоторое время будет внюхиваться в мои следы. Почему-то следы отца его в принципе не интересуют, а я, видимо, вызываю у него подозрение. Он нюхает и чихает, подняв морду к небу. Наверное, ему так легче обдумывать результаты обнюхивания.
Если бы Брысик был охранником (а он бы мог), он выражался бы так, я думаю:
– Фр… Фр… Категорически! Бр-р… Фундаментально!..
Хотя «фр» и «бр» – это все-таки не по-человечьи, по-собачьи.
Интересная получается картина: Брысик сейчас внюхивается в мои следы на снегу, а я еду в школу и думаю о нем. Мы с ним как братья. Категорически. Фундаментально.
А первый урок у меня как раз «фр.», в смысле французский.
2
– Здорово, мужик!
Это Вэл так здоровается. Очень круто. Я вообще ни с кем не здороваюсь, просто просачиваюсь в класс и плетусь до своей предпоследней парты. Вэл на последней.
Пока дотащится, со всеми перездоровается, всем свою лапу сунет. Девочек некоторых в щечку целует. Я бы умер.
Меня отец рано привозит, это как прийти в кино за полчаса до сеанса. А когда заходит Вэл, все вроде как только этого и ждут. Он всем нужен. В отличие от меня.
Вторым уроком у нас химия. Ненавижу. Все эти валентности, молекулярные массы… Кому это вообще нужно?!
Понятно кому. Ленке Спиридоновой – она в медицинский идет. Илюхе Петрову – этот на биофак, и Арутюнова с собой прицепом тащит.
Завидую – я-то никак не могу определиться, куда себя деть после школы. А эти химики прямо когти рвут, зарабатывают себе призовые очки, пока остальная часть класса – кто в руинах, кто в состоянии покоя. Вэл вообще не может прямо сидеть, переходит в диагональ, постепенно увеличивая угол наклона, и к концу он просто ложится на бок.
Если бы я так сделал, химичка бы уже давно завыла:
– Веревкин! Немедленно выпрямись!
А ему ничего, нормально. «Без потерь», – как сказал бы монпэр.
В конце урока с задней парты раздалось придушенное шипение:
– Эй! Эй!
Поскольку к этому моменту Вэл уже растекся по парте, голос раздавался откуда-то снизу.
Я осторожно скосил глаза, стараясь при этом не менять положения.
– Позвони мне! – потребовал Вэл.
Я опешил:
– Когда? Сейчас?
– Сейчас, когда же еще! Я телефон не могу найти!
– До звонка пять минут! Ты не можешь подождать?
– Не могу! Мне срочно! Звони!
Трудно говорить назад и смотреть вперед.
– У меня нет твоего номера!
– Я тебе скажу! Звони!
«Назад-вперед» обогатилось еще и «вниз-вбок». Нужно было незаметно опустить руку в рюкзак и на ощупь найти телефон.
Вэл продиктовал номер. Сзади зажужжало. Ну, хотя бы догадался убрать звук!
Химичка не могла понять, откуда идет жужжание, и на всякий случай расстреляла взглядом нас всех. Но тут зазвенел звонок с урока, и она принялась, как пулемет, выплевывать в нас домашку. Она всегда как будто боится, что мы сбежим, не получив свою порцию задачек. Тоска! Тоска! Еще шесть уроков такой тоски!
Но в начале следующего урока в класс вошла Эльвира, наша классная. А с ней директор и еще какой-то чел, вроде психолог. Все трое сияли, как выставка медных тазов.
Эльвира сразу завела бодягу, какие мы у нее замечательные, талантливые, прямо умнички. И что она всегда это знала. Мы слушали и зевали – она так всегда, спасибо, что сегодня без слез обошлось, а то обычно дохваливается до того, что потом до конца урока носом хлюпает. Самогипноз какой-то, честное слово.
Директор, видимо, был в курсе этого ее свойства, так что решительно вклинился в поток эпитетов.
– Ребята! – сказал он. – Вы, наверное, помните: в сентябре в нашем округе проходил конкурс видеороликов.
Я насторожился. Помню. Проходил конкурс.
– Так вот, – продолжал директор, – не буду вас долго томить. Победителем конкурса стал…
«Бум-бум-бум», – сказало сердце.
– …ваш одноклассник…
«БУМ. БУМ».
– …вы все его очень хорошо знаете…
Тут директор развернул диплом, как будто забыл фамилию победителя, а я чуть не умер на вдохе…
– Владислав Веревкин!
Наши все захлопали. А я сидел и ничего не понимал – это правда?
– Надо сказать, – не унималась Эльвира, – что в конкурсе участвовали ученики из девятнадцати школ округа. Это почти триста человек! Но самым лучшим был признан ролик именно нашего Владика!
Голос ее уже почти превратился в воробьиный писк. Следующая остановка – слезы. Но тут психолог, который чего-то мудрил с компьютером, кивнул директору, и директор обернулся к химичке:
– Анна Владиленовна, вы позволите?
Химичка развела руками – мол, вы тут хозяин, и психолог нажал на play…
Ролик идет всего три минуты одиннадцать секунд, а мне казалось, что я просидел в классе целый киносеанс. Наши потом захлопали, кто-то даже свистнул…
Вряд ли хоть кому-то из них понравилось по-настоящему, но они думали, что директор ждет от них такой реакции, и выдали ему то, чего он хотел. Смешно: в ролике как раз шла речь о том, что часто люди просто изображают чувства, а не испытывают их на самом деле.
А вечером, только я собрался рассказать монпэру, какой я сегодня молодец, он сообщил:
– Завтра с утра уйду на полдня примерно. Не вставай, отсыпайся. Если к обеду не вернусь, не жди, обедай один. Я суп сварил.
– Ты на работу? – зачем-то спросил я.
– Как бы да. По делам. Средней важности.
Знаю я его дела средней важности! Он после этих дел вернется весь красный и всю квартиру своим коньяком провоняет.
У всех такие отцы? Или мне еще повезло?
3Оладьи с сыром
Не удалось мне отоспаться. Конечно, я проснулся с зарей, чтобы приготовить монпэру завтрак. Честно говоря, учитывая, что в это время года заря – явление чисто условное, для галочки, – встать затемно вовсе не означает, что я окончательно превратился в Золушку. Так что я не сильно напрягался. Без потерь.
Монпэр поворчал-поворчал, но оладьи съел – штук пять-шесть. Может, семь. И посуду помыл зачем-то. На него иногда находит.
Брысик уже второй раз выгуливался, когда в привычную шумовую смесь (лифт, дрель, «Наше радио», детская площадка) украдкой втиснулся чужой шумок. Прямо к нашему подъезду подрулил большой грузовик с размашистой надписью по борту: «Переезд – запросто! Нас не пугают ни килограммы, ни километры!»
Из кабины и кузова выскочили одинаковые плечистые дядечки в черных футболках и принялись вытаскивать из грузовика всякую неинтересную мебель: какие-то кресла, книжные полки, ящики… Дурацкое занятие: живут себе люди, живут, потом решают переехать, и вся их квартира сначала разбирается, как лего, а потом опять собирается на новом месте. Вообще, любой переезд – это готовый лего-мультфильм. Ставь камеру на подоконник и просто снимай.
Дядечкам как будто включили суперускорение. Сначала они подперли входную дверь кирпичом и в бешеном режиме начали затаскивать скарб из грузовика в подъезд. Это был какой-то мебельный блокбастер: грузчики грузили, лифт сновал вверх-вниз, Брысик руководил и, как водится, внюхивался.
Происходящее меня сильно заинтересовало. Дело в том, что недавно в соседней квартире умерла старушка, ее квадратные метры отошли благодарным потомкам, а потомки не стали долго чтить память родственницы и квартиру оперативненько продали. Поэтому я делал домашку по химии на кухонном столе и заодно посматривал на грузовик. Интересно, кто теперь будет жить рядом с нами, сидеть в этих креслах и читать книжки из этих шкафов?
Когда суперлегогрузчики выволокли из грузовика огромный резной буфет, какие, бывает, стоят в музеях, мне стало очень и очень некогда. В квартире появился назойливый аромат коньяка и заработал пылесос. Монпэр буквально вцепился в его хобот и стал носиться по квартире, как неуклюжая, хотя и не очень старая ведьма. Он сшибал стулья и другие предметы, неожиданно для него бросившиеся ему под ноги. Он даже умудрился каким-то особенно хитрым движением уложить на бок наш единственный цветок – человекокактуса Василия Андреевича.
Я даже хотел сначала всё это на телефон заснять и потом ему показать, но в итоге просто ходил за ним по пятам и на лету ловил все, что падает. Зря. Он возвращался и натыкался на эти предметы снова и снова, с маниакальным упорством.
– Я в порядке, – сообщал он, почему-то обращаясь к двери в туалет.
Дверь молчала.
Я тоже молчал – что тут скажешь?
В общем, монпэр метался, пылесос болтался, коньяк витал, стулья падали. И тут мне позвонил Вэл.
4
Одно я знаю точно: главное – чтобы без баб. Это мой девиз с самого детства и навсегда. У нас дома это самое нерушимое правило. Как два удара по мячу, слева-справа: без-баб-без-баб.
Они как инопланетяне. Инопланетянки. Такие извилистые чудовища. Даже в лифте не могут ехать спокойно, обязательно начнут в глаза тебе заглядывать. Некоторые пытаются что-то говорить. Таких всегда игнорю. Хотя я всех их игнорю, тут особо стараться не надо.
За всю мою жизнь ни одна из них не переступила порога нашего дома.
Я думал, Вэл из того же теста. На него ведь многие вешались. А он не сильно кого-то из них выделял.
И тут прихожу на детскую площадку, куда он меня вытащил своим звонком, а там кроме него и Шурка еще Маринка из «В»-класса крутится. В прямом смысле. На карусели. Может, ее Шурок притащил? С другой стороны, меня это должно волновать? Меня это никак не касается. По делу позвали, а не свидетелем на свадьбу. Не обязательно вообще на нее смотреть.
Но она вдруг спрыгнула с карусели и со словами: «О, Владюнчик пришел», – подбежала ко мне и как-то очень метко меня поцеловала прямо в центр щеки. Я, наверное, страшно покраснел, потому что мне стало вдруг тесно в моей коже, захотелось выпрыгнуть из нее и бегать по периметру детской площадки. Всеми мышцами наружу.
Я мысленно утаптывал периметр, а Маринка уже уселась на коленку к Вэлу. Хотя он ее оттуда тут же скинул. Я ему прямо зааплодировал в душе.