в их поедании (хотя он совсем не толстый), а я еще не привык.
И тут перед нами возникло облако из воздушных шаров. Из облака выглянуло самое прикольное лицо из всех девчоночьих лиц, которые я когда-либо видел.
– Юля, познакомься, – сказал Костя. – Это Владик, мой брат.
Мне вдруг показалось, что я вижу девушку в первый раз в своей жизни. Она для меня была как Ева. А я – не Адам, конечно. Может, какая-нибудь зверушка, типа лемура… Короче, пялился на нее, как дурак.
У нее глаза… Непонятные, сложные, такие не опишешь словом «голубые» или «карие». И вообще про таких девчонок, как Юля, не пишут в книжках. Писатели ведь любят всё необычное: чтобы коса в кулак толщиной, или глаза как звезды, или брови как птичьи крылья. А в Юле не было ничего особенного: ни косы, ни бровей. Да мне бы и не хотелось про нее в книжке читать. Я бы на нее просто смотрел и смотрел…
Сам себе не верю, что еще недавно моим девизом было «Без баб».
Костя увидел какого-то своего знакомого, крикнул, что скоро вернется, и оставил нас вдвоем.
Это, наверное, было невежливо, но я бы тоже сейчас с удовольствием встретил знакомого и бросился бы с ним здороваться. Как назло, все знакомые будто сквозь землю провалились. Их и так было не очень много. Разве что Татьяна – но она по горло занята, разносит всем еду на тарелочках. Петю Елена Геннадьевна не пустила тусоваться с нами – то ли она боится теперь его со мной отправлять, то ли действительно боится, что в больнице он подхватит какую-нибудь заразу. Покажу им потом фотографии, может, в следующий раз получится вытащить Петю.
Я протянул Юле свою тарелку с маленькими разноцветными кексиками, которыми здесь всех угощали. Пусть лучше жует, чем просто молчит. Всё равно я после бабушкиных пирогов ничего съесть никогда не смогу.
– Спасибо. Вы так похожи с Костей, – сказала она.
– Мы же близнецы, – кивнул я.
– Да, точно. Просто я не знала, что у Кости есть брат.
– Я сам не знал.
– Как это? Разве так бывает?
– Вот так. Бывает.
– И вы только сейчас познакомились? Как в кино?
– Я не знаю, как в кино, – мрачно ответил я.
Я – гений общения! Никто бы не смог всё испортить так быстро, как я!
Но тут из ниоткуда появился монпэр. И началось:
– Юленька!
(С ума он, что ли, сошел? Откуда все эти уменьшительно-ласкательные суффиксы? Совсем он у меня одичал.)
– Юленька! Приходите к нам в гости! Влад отлично готовит. Он у нас мастер по завтракам. Блинчики, сырники, омлеты – это всё к нему! Он даже шакшуку освоил! Слышали о таком блюде?
– Костя тоже классно готовит, – сказала Юля. – Он меня угощал… Капкейком…
И почему-то жутко покраснела.
Я не специалист по праздникам, но то, что затеял мой брат, – это было здорово. Я же видел, какими невеселыми они шли сюда – и дети, и их родители, и разные там медсестры. Но прошел час, другой, и они буквально светятся от счастья. И такими их сделали не таблетки, не уколы – дрессированные собачки, клоуны, акробаты на ходулях, небольшой оркестрик, воздушные шары и вкусные пирожные. Наверное, в их жизни совсем не бывает таких дней.
Мне захотелось тоже сделать что-то для своего брата – необычное, грандиозное, как фейерверк, как молния в грозу, как волна на стадионе после забитого мяча. И я обязательно что-нибудь такое сделаю. Может, кино сниму, на этот раз правильное. Но пока что я был пуст – у меня ничего не было, что бы я мог ему отдать.
Тогда я подошел к Косте и сказал:
– Идем со мной.
– Куда? – немного удивился он.
– Там увидишь.
Я повел его в лечебный корпус. Сам я в нем уже был сегодня, когда искал туалет. Здание корпуса построили, наверное, сто лет назад, а потому тут сохранились всякие финтифлюшки – на потолке, на дверях. Но в первую очередь бросалась в глаза лестница – широкая, с массивными деревянными перилами, покрытыми лаком.
– Стой здесь, – сказал я брату, а сам помчался на самый верх лестничного пролета.
И уже оттуда крикнул:
– Смотри!
Я вскочил на перила и заскользил вниз на экстремальной скорости. Ни затормозить, ни как-то повлиять на свой полет я не мог. Это была жуткая жуть. Но и крутейшая круть одновременно. Я балда, конечно. Даже не подумал о том, как буду приземляться. Главное – не рухнуть на Костю. Хотелось показаться сейчас брату таким, как ему мечталось, в полете. Ведь мы ужасно похожи, и со стороны можно подумать, что я – это он.
А-а-а! Точно разобьюсь!
Я эффектно приземлился на обе ноги, как те птицы, которые отлично летают, но по твердой земле ходят еле-еле. Стоять! Держаться!
Но я, конечно, не удержался, по инерции пробежал вперед и неплохо припечатался к стене.
Но это было совсем неважно.
Монпэр часто говорит про закон компенсации. Если с тобой происходит что-то мегахорошее, – до того классное, что ты сам удивляешься: это всё мне? – то потом обязательно произойдет что-то плохое. Чтобы ты не задавался и чтобы не нарушать равновесия в мире. Но зато и наоборот, если тебе на плечи упало что-то реально отстойное, то оно будет компенсировано чем-то топовым. Потому что таков закон: одно тянет за собой другое.
Ну и ладно. Пусть произошло то, что произошло. Я этого никогда не смогу забыть. Но, наверное, в жизни вообще не нужно ничего забывать. Иначе не сработает закон компенсации. И вот это – по-настоящему справедливо.
– А помнишь, – вдруг сказал Костя, – ты, когда маленький был, мечтал о розовом синем попугае?
К чему это он?
Мы как раз выкатились на крыльцо корпуса.
– Смотри!
В центре лужайки стоял дрессировщик. На плече у него сидела огромная мощная птица. Точнее, огромный мощный птиц – попугай необычной окраски, то ли ярко-синей, то ли розовой. Его перья переливались, меняли цвет, а он смотрел на всех нас умными глазами, наклонив голову, и мы, наверное, сами казались ему каким-то забавным и разношерстным цирком – такие разные и немного комичные со своими дурацкими мыслями.
По закону компенсации выходит, те тошнотворные видео притянули меня к Пете. А потом к Косте. К бабушке. Да. Получается так.
Дрессировщик свистнул, попугай расправил крылья и стремительно сорвался с места. Он нарезал быстрые круги в воздухе, едва не касаясь крылом наших голов, и это выглядело здорово и очень красиво. Синий и розовый, он был моей детской мечтой, в разлуке с которой я жил так долго и которая вернулась неожиданно, чтобы мелькнуть – и стать лучшим файлом в моих воспоминаниях.
Попугай летал и летал, а я смотрел на него и точно знал, что теперь я всё буду делать по-другому: изучу созвездия, сниму кино, избавлюсь от любых страхов. Ведь мой брат – он ничего не боится.
Свяжи мои нити узелком, время поездов ушло по рельсам пешком, время кораблей легло на дно, и только ветер, только ветер над нами, только ветер и тростник, всё, что я хотел узнать, я вызнал из книг, всё, что я хотел сказать, – не передать словами…