«Иногда и один бой может повернуть войну, – подумала Люсиль. – Разбей мы зургов, они бы зареклись ходить в Рум».
Она захотела пострелять. Опробовала винтовку, пулемет, автомат. Более всего ей понравился пистолет. Может, оттого, что Антон, показывая, обнимал ее со спины, помогая правильно держать оружие и целиться.
– Хочу такой! – сказала Люсиль, когда урок закончился. – Продай! У тебя два, а я не поскуплюсь.
– Не могу, – покачал головой Энтон. – Оружие казенное. У нас оно на строгом учете, за разбазаривание спросят. Воинам выдают его во временное пользование.
«Он надеется вернуться в свой мир!» – догадалась Люсиль. Эта мысль уколола ее в сердце.
– Так дай мне во временное пользование, – предложила мгновение погодя. – Я сохраню.
– Хорошо! – согласился Энтон.
Люсиль обрадованно сунула АПС в футляр и перебросила ремешок через плечо. Оставив в овраге расстрелянные мишени, они воротились в замок. Перекусили, почистили оружие, после чего направились в баню. Вернее, сначала пошел Антон. Предполагалось, что Люсиль сменит его по возвращении. Но вышло иначе. Увидев знахарку, побежавшую к бане, Люсиль ощутила гнев. Сколько это может продолжаться? С кем у Энтона вышло Единение – с Люсиль или с простолюдинкой? Пора положить этому конец!
Накинув шубу, Люсиль решительно двинулась к бане. Знахарка нашлась в комнате со столом. Сидела, сжимая мочалку в руке.
– Дай! – Люсиль схватилась за мочалку.
Знахарка вцепилась в нее обеими руками.
– Это моя! – закричала отчаянно. – Я тру лофу спину.
– Больше нет! – рыкнула Люсиль. – Теперь буду я.
– Лоф назначил меня.
– Я его жена. – Люсиль выпустила мочалку и подбоченилась. – Мы с ним окропили кровью камень Силы. Иль-Тек принял жертву, даровав нам Единение. Я чувствую его, как себя. А ты можешь?
– Нет, – ответила знахарка и разрыдалась.
Люсиль почувствовала себя неловко. По уму следовало наглую простолюдинку прогнать, но не поворачивался язык. Слишком горько и искренне та плакала. Поколебавшись, Люсиль села рядом и обняла знахарку.
– Он очень хороший, – проговорила та, всхлипывая. – Я его сразу полюбила, как только увидела. Надеялась, что он захочет меня. Хотя бы в наложницы. А он…
Она залилась слезами. «Его многие хотят», – подумала Люсиль, но вслух говорить не стала. Только отерла ладошкой слезы со щек девушки. Та шмыгнула носом.
– Вы очень красивая, госпожа! – сказала, вздохнув. – Потому он и выбрал вас. А я…
– Ты тоже красивая! – возразила Люсиль. – Воины на тебя заглядываются. Любой возьмет в жены.
– Но это будет не лоф, – вздохнула знахарка. – Простите меня, госпожа! Я вела себя неподобающе.
Она встала и, сгорбившись, вышла. Люсиль подобрала выроненную Нулорк мочалку и направилась в предбанник. Там разделась и шагнула в парную.
– Кто там? – спросил лежавший на полке Антон. – Ты, Нулорк?
– Я, – сказала Люсиль. – Не захотела ждать.
– Вот и правильно, – одобрил он и встал с полки. – Проходи! Попарю…
Он отхлестал ее веником. Правда, бил бережно, щадя. Люсиль это чувствовала. Затем они посидели в бочке с водой и стали мыться. Люсиль потерла спину ему, он – ей. Было приятно. В мыльной лампы светили ярче, и Люсиль разглядела тело суженого. Оно оказалось лучше, чем ей думалось. Стройное, крепкое, с округлыми мускулами, которые мягко скользили под кожей. Энтон тоже воспользовался моментом.
– У тебя красивое тело, – сказал, натирая ей спину щелоком. Делал он это почему-то руками. – И сильное. Ни капли жира.
– Ваши девушки не такие? – спросила Люсиль.
– Не видел их в бане, – ответил Антон. – У нас не принято мыться вместе. Но на пляже смотрел. Они… более пухлые.
– Тебе понравились?
– Не знаю, – ответил он, – не задумывался. Внешность не главное. Мой отец худой, мать была полной, но это не мешало им жить дружно.
– Они заключили брак по любви?
– Конечно! – удивился он. – У нас все женятся так. Ну, или почти все. Как жить вместе, если нет любви?
«А у нас живут», – хотела сказать Люсиль, но не успела. Антон окатил ее из ведра. Люсиль взвизгнула от неожиданности. А он, поставив ведро, принялся вытираться полотенцем. Люсиль присоединилась. Не просить же его продолжить гладить ей спину. Хотя хотелось.
Ужинали они вдвоем. Куворк поел раньше и ушел спать. В этот день повар расстарался. Запеченная на углях курица, рассыпчатая каша, нежный творог, свежий, еще горячий хлеб – все это поглощалось молодыми людьми с удовольствием. Еду запивали вином. В замке его мало – стоит дорого, ну, так сегодня выходной день, можно позволить. Насытившись, Люсиль откинулась на спинку лавки, Антон сделал то же самое. Они встретились взглядами и рассмеялись.
– Жить, как говорится, хорошо! – сказал Энтон, и Люсиль с ним мысленно согласилась. Ей и в самом деле замечательно. Но хотелось лучше.
– Как у вас женятся? – спросила Люсиль.
– Идут в ЗАГС. Это место, где регистрируют брак. Затем садятся в автомобиль и едут по памятным местам.
Люсиль кивнула. Автомобиль Антон ей показывал и даже покатал немного. Удобная повозка, но конь лучше. Он живой в отличие от мертвого железа. И ест сено, а не какой-то бензин, которого здесь нет.
– Затем свадьба, – продолжил Энтон. – Собираются родственники, друзья молодых. Пьют, закусывают, танцуют. Молодоженам кричат «Горько!».
– Зачем?
– В ответ те целуются, дескать, им сладко. Обычай.
– У нас похоже, – сказала Люсиль. – Только идут в храм, где жрец прокалывает молодоженам пальцы, и те орошают кровью камень Силы. Затем накрывают его ладонями. В этот миг происходит Единение.
– Как у нас с тобой? В лесу?
От неожиданности Люсиль растерялась. Он знает?
– Я спросил Куворка после того случая, – пояснил Антон. – Он объяснил. Еще сказал, что Единение между супругами происходит очень редко.
– И ты молчал?!
– А что было делать? – вздохнул Антон. – Я не знал, как к этому отнестись. Все произошло случайно. И ты молчала.
– Я стеснялась.
– И я.
Они замолчали. Только поглядывали друг на друга.
– А ты… – решилась Люсиль. – Если б мы встретились в твоем мире… Позвал бы меня в ЗАГС?
– Да! – кивнул он.
– Я бы пошла, – сообщила Люсиль. – С радостью.
– В ромашках спряталась, сняла решительно. А он, дурак, не попросил, – пробормотал по-русски Антон. – Какой же я идиот!
– Что? – спросила не понявшая Люсиль.
– Мы с тобой глупо теряли время, – ответил Антон.
Люсиль расплакалась. Неожиданно и очень горько. Она не плакала, даже когда убили отца. Но там все было понятно. А здесь… То, что казалось таким сложным, оказалось простым. Следовало лишь спросить. А они теряли время…
Сильные руки подняли ее с лавки. Затем усадили на колени и прижали к себе. Из-за этого Люсиль разрыдалась еще пуще и уткнулась лицом в его грудь.
– Ну, что ты, маленькая, – бормотал Энтон, гладя ее по спинке. – Птичка моя робкая. Зачем же плакать? Все хорошо…
Люсиль никак нельзя было назвать маленькой и уж тем более – робкой. Не говоря про птичку. Но сейчас ей хотелось быть слабой и беззащитной. Лишь бы он продолжал гладить и обнимать ее, шепча ласковые слова.
Сильные ладони нежно охватили ее голову и оторвали от груди. Прямо перед собой она увидела его глаза.
– Горько! – сказал Энтон.
В следующий миг теплые губы коснулись ее губ. И это оказалось так сладко! Люсиль ощутила, как его Сила перелилась к ней, а она отправила ее обратно. Так продолжалось долго. Эти переливы несли неведомое ранее наслаждение, и Люсиль внезапно подумала, что соединись они еще в одном месте, Сила могла б не переливаться, а циркулировать в их телах. Тогда наслаждение стало бы долгим и еще более сладким. Наверное, Энтону тоже пришла в голову эта мысль. Он встал и, не спуская Люсиль с рук, понес в спальню. В ту, где стояла большая кровать.
13
Вилорк провел дощечкой по одеялу и отступил на шаг, оценивая. Отлично! Одеяла на топчанах лежат ровно, как будто их прибили. Подушки сверху – как по шнурку. Смотреть приятно.
Заправлять постели их научил лоф. По его повелению плотник сделал специальные дощечки, которыми и разглаживали одеяла. Поначалу новобранцы недоумевали: зачем? Лоф объяснил, что в войске должен быть порядок. В одежде, в помещении (лоф называет его «казармой), в поведении, в отношении к воинскому делу. Что стоит в чем-то отступить, как порядок рушится. Поэтому в казарму теперь приятно зайти. Воины ходят чистые и аккуратные. Одежду стирают сами. Когда кто-то заметил, что стирка – женское дело, лоф нахмурился.
– А где в походе взять женщин? Кто станет вам стирать? Будете ходить грязными? Так заболеете. А если, не дай бог, рана, грязь с одежды попадет в нее. Она воспалится. Можно умереть даже от пустяковой царапины. Воин должен уметь все.
В доказательство лоф велел принести ведро теплой воды, стащил с себя рубаху и постирал ее на глазах у всех. При этом показывал, как это делать правильно. Было видно, что ему не впервой. Тут даже самые недовольные умолкли. Если высокородный сам стирает одежду, что говорить селянину?
Лоф у них необычный. Лично будит воинов. Приходит в казарму еще засветло и кричит: «Взвод, сорок пять секунд – подъем!» – и глядит на маленький артефакт на запястье. Вилорк, улучив момент, тот рассмотрел. Под прозрачным стеклом – крошечные стрелочки, которые вращаются над кружком со значками. Лоф пояснил, что это устройство для измерения времени. Самая маленькая стрелка показывает часы, та, что больше, – минуты. А самая длинная – секунды. Рассказал, что представляют собой эти меры времени. С часами понятно, они и в Руме есть. Только исчисляют время с помощью Светила. Поэтому летом часы длиннее, зимой – короче. Минута – шестидесятая доля часа, секунда – минуты. Все просто и сложно одновременно. Лоф объяснил, что секунда равна удару человеческого сердца, когда тот лежит или сидит. Во время работы или при беге сердце бьется чаще. Ну, это и селяне знают.