– Да, не профессионалы. – Яковлев мял в руках сигарету. – А вот когда был убит Курт Вольке… Кажется, вы сказали, незадолго до вашего прихода?
– Да. Я, как мне кажется, убийцу видел. Но нечетко. Словно бы…
– Галлюцинация?
– Нет. То есть может быть. В здании странно пахло. Я поначалу подумал, что пороховым дымом, но потом мне показалось, что запах совсем не такой.
– Я вас не понимаю.
Антон пожал плечами.
– Я не могу выразить точнее. Человек будто шел… ну, знаете, как в дурацком кино. Спецэффекты.
– И вы встретились?
– Нет, он очень ловко проскочил мимо. Я тогда не знал, что Вольке убит. Зайдя к нему в комнату, я сопоставил факты и понял, что видел убийцу.
– Как все странно выглядит, не находите?
Антон улыбнулся.
– Странностей столько, что не знаю, на что смотреть…
– Смотрите. Вольке убит за минуту до вашего прихода. Леонора гибнет, как только вы берете ее в оборот. Гонсалесы получают кровавую бойню, когда берут вас в заложники. Как все странно.
– Э-э-э… Я не совсем вас понимаю.
– Я склонен рассматривать вариант, что кто-то ведет очень тонкую игру. И желает или скомпрометировать вас, или убить… Вокруг вас крутится странная карусель. Мне кажется, вам надо подождать немного. Притормозить и не делать решительных шагов. Может быть, этот кто-то сам сделает неверный шаг.
– Но я бы хотел добраться до верхушки Марксистского актива.
– Самая крупная группировка, если не ошибаюсь.
– Так точно.
Яковлев задумался.
– Может быть… Давайте сделаем таким образом. Если вы не выйдете на Актив в течение двух дней, то сворачивайте активную работу и ждите. Я сам кое-что попробую провернуть за это время.
42
– Сегодня у нас интересный гость, Генрих. – Фон Лоос несся по коридору. Генрих едва поспевал за ним. – Очень интересный. Мы работали с ним долго и тщательно.
– С этими? С выкормышами?
– В том-то и дело, что без них! – Фон Лоос радостно засмеялся. – Мне очень интересно, что вы можете о нем сказать.
– Теряюсь в догадках…
– Этот персонаж должен сыграть свою партию. Сыграть ее так, чтобы ни одна ищейка не унюхала, кто на самом деле поработал. Ни ЦРУ, ни КГБ, ни чертов МОССАД, которого так боится наш доктор. Кстати, вполне обоснованно боится. Вы по ночам спокойно спите?
– Если вы имеете в виду наших израильских друзей, то мысли о них меня не тревожат.
– Отчего же? – Фон Лоос удивился.
– У вас свои секреты, у меня свои. – Генрих почувствовал, что задыхается. – Черт побери, да не бегите вы так, иначе к финишу я просто не приду!
– Простите. Я все время забываю, что вы никак не соберетесь к Зеботтендорфу. Пора бы, пора! – Лоос окинул фигуру Генриха оценивающим взглядом. – Чего вы тянете? Омоложение – это не такой уж и быстрый процесс. Можете не успеть…
Генрих улыбнулся, с облегчением переводя дух.
– Мой возраст – это то, чем я горжусь, друг мой. Стоит ли торопиться и отказываться от заслуженных седин? Иногда мне кажется, что я могу рассказать вам целую историю про каждый седой волосок, каждую морщину. А вы хотите, чтобы я так просто распрощался с частичкой своего прошлого.
– Бог мой, Генрих, – фон Лоос всплеснул руками, – да вы, ко всему прочему, еще и чертовски сентиментальны! Как вы вообще дожили до этого времени?
– Иногда это качество мне даже помогало. Расскажите лучше, что это за человек у нас в гостях?
– Один генерал. – Фон Лоос улыбнулся и открыл дверь. – Прошу.
В кабинете их ждал высокий худой мужчина. Строгий классический костюм был пошит безукоризненно, как бывает только у высоких армейских чинов, для которых одежда – это разновидность доспеха, которому положено сидеть идеально.
Мужчина встал. Коротко кивнул вошедшим.
Генрих отметил шрам через всю щеку и лихие, закрученные кверху усы. Это лицо он неоднократно видел на страницах газет. Генерал Видела.
Фон Лоос раскрыл объятья, но, подойдя ближе, просто сжал обеими ладонями руку генерала.
– Хорхе, я рад, что вы снова нашли время и посетили меня.
– Это было несложно. – Генерал улыбнулся, но шрам превратил его улыбку в оскал. – Пост главнокомандующего, к сожалению, всего лишь синекура, которой кормит меня госпожа президент. Из личной симпатии, видимо. Конечно, если на нас кто-нибудь нападет, то про меня вспомнят. Но на такую удачу я не рассчитываю.
– У вас замечательное чувство юмора. – Фон Лоос повернулся к Генриху. – Прошу знакомиться. Мой ближайший советник и друг. Генрих…
– Я думал, вы погибли, – перебил его Видела.
Генрих пожал плечами.
– Надеюсь, то, что я избежал гибели, вас не сильно огорчает?
– Совсем наоборот.
– Благодарю. – Генрих пожал генералу руку. Ладонь у того была сухая, твердая, состоящая, казалось, из одних только углов.
Фон Лоос усадил их в глубокие кожаные кресла.
– Итак, мой генерал, каковы ваши воинские будни? Я вас давно не видел, потому мне всё интересно.
– Будто не знаете. – Видела снова оскалился.
– Чего-то наверняка не знаю.
– Кстати, я бы хотел знать, чего же вы действительно не знаете. – Генерал ткнул в сторону фон Лооса длинным пальцем и засмеялся.
– Многого, дорогой мой, многого.
Генерал закинул ногу на ногу, небрежно оправил задравшуюся штанину.
– Дела, как и прежде, отвратительны. У меня под носом, буквально под носом действуют всякие подонки из числа леваков. А уж что делается в казармах, мне страшно и вообразить. Представьте, вчера обнаружил листовку, приклеенную к дверям штаба.
– И что же в ней говорится?
– Какой-то очередной бред на тему страдающего народа… – Видела отмахнулся. – Такое ощущение, что это я виноват в том, что Аргентина находится в таком положении. Чертовы леваки сами загнали страну в тупик и теперь пытаются найти виноватого.
– Это уж как водится. – Фон Лоос развел руками. – Мне иногда кажется, что этими «борцами с диктатурой» руководят совсем уж нелюди. Эдакие, знаете, существа без души и сердца. Я никогда не признавал террор методом борьбы. Взрывать бомбы нужно на войне.
– Они так и делают, – тихо сказал Генрих. – По крайней мере, им так кажется.
– Но с кем они воюют? – удивился Видела.
– С вами.
– Со мной? – Генерал приложил руку к сердцу и наклонился вперед. – Со мной?!
– Да-да! – Генрих пожал плечами. – Вы – это диктатура, вы – это кровавый режим.
– Я?!
Генрих заметил, что шрам у генерала покраснел.
– Конечно. Вы и еще шеф тайной полиции. А также шеф простой полиции. И генеральный прокурор. И мадам президент. Хотя она в последнюю очередь. Но только потому, что является, как ни крути, женой Перона. Это пропаганда, генерал. Обычная пропаганда. Которая прикрывает борьбу за власть. Всего лишь борьбу за власть. Вы же сами понимаете, нельзя заставить солдат атаковать неизвестно кого или там… Врага с большой буквы. Солдату нужен конкретный враг, как Иван или какой-нибудь Франсуа-лягушатник. Тогда солдат поднимется из окопа, потому что ему есть в кого воткнуть штык. Сейчас в качестве врага выступаете вы. Лично. Я вас уверяю, когда-нибудь вы еще увидите этот плакат: «Видела – палач!», хотя не думаю, что вы лично замучили хотя бы одного марксиста.
Хорхе Видела погладил усы.
– Да, конечно, вы правы. Я, признаться, едва не вспылил. Меня очень раздражает невозможность действовать.
– Как и всякого военного, – ввернул фон Лоос.
– Да, вероятно. Собственно, я пришел к вам как раз с этим…
Фон Лоос изобразил живейшую заинтересованность.
– …я знаю, что у вас есть определенное влияние… В парламенте.
– Ну, это, конечно, сильно сказано… – Лоос покачал головой. – Кто же может влиять на этих крикунов.
Генрих отметил, что тот ведет себя как невеста на выданье. Он уже начал приблизительно догадываться, что за сватовство проходит сейчас на его глазах.
– Не преуменьшайте своих возможностей. – Генерал опять оскалился. – Тем более что многого и не нужно.
– Что же?
– Всего лишь чтобы меня позвали.
43
Многие ошибочно предполагают, что парламент – это обыкновенное сборище трепачей.
Такая точка зрения, безусловно, имеет право на существование. Однако часто ее придерживаются люди, недостаточно знакомые с историей вопроса.
Что же такое парламент?
Помимо названия сигарет производства компании «Филипп Морис», это еще и один из высших органов государства, который считается представительным. То есть теоретически люди, ежедневно заседающие в большом и светлом дворце, пользующиеся государственными льготами и получающие немаленькую зарплату, представляют интересы народа при управлении государством.
Откуда это известно?
Ответ прост. Выборы.
С определенной регулярностью, раз в три-четыре года, каждая страна, где имеется такое замечательное политическое изобретение, как парламент, сходит с ума. На улицах появляются плакаты с изображением «лучших представителей». Письменные ящики забиваются листовками, где будущие власти предержащие сыплют обещаниями, главное из которых просто и незатейливо было выражено в одном антисоветском анекдоте: «Жить будет лучше!» На каждом заборе объявления о пропаже, купле, продаже, обмене, просто неприличные надписи и рисунки заклеиваются важными чинными лицами. И за одну ночь эти радетели о благе народа сменяются другими, из конкурирующей партии. В глазах пестрит. От лозунгов хочется взвыть. И все те же рак, лебедь и щука пытаются подобраться к веревкам, которыми намертво приделана к берегу телега государства. Не дай бог, кто-нибудь отвяжет да потянет в свою сторону. Так продолжается долго, абсурд городится на нелепость, комедия превращается в фарс. И наконец! В кульминационный момент, когда, кажется, страна сошла с ума бесповоротно и окончательно, все замирает.
Выборы.
И оболваненные граждане несут свои паспорта в избирательные пункты, чтобы там черкнуть пару крестиков в бумажке и бросить ее в картонный или деревянный ящик, называющийся странно – урна. В сознании обывателя прочно закрепилась связь слова «урна» и слова «мусор». Таким образом, приравнивая свои голоса к мусору, избиратели ни на что не надеются в этот день. Для них, простых граждан, жизнь успокаивается. Волшебным образом с заборов и стен за одну ночь исчезнут напыщенные рыла, в ящики перестанет сыпаться предвыборная брехня, а газеты и телевидение вновь превратятся в то, чем были некоторое время назад, – в развлечение.