– Когда ближайший поезд?
– За године. Через час. Успеем позавтракать. – Юзеф поднял рюмку. – Ну… Рад, что узнал вас.
– Я тоже…
Да, за эти недели Антон хорошо узнал нового своего товарища. Проникся к нему глубоким уважением и принял его скорбь. Однажды, когда они вдвоем коротали вечер в этой неуютной квартирке, а за окнами стыла темень, Юзеф рассказал ему о своем горе, и за холодной, словно бы отстраненной от всего личного внешностью ему вдруг открылась тоскующая и горячая душа. Юзеф говорил о Зосе, о сыне. «Они – это я сам, нераздельная часть меня самого… Жена – мой самый надежный друг во всех делах и заботах… И вот теперь ее ждет Сибирь… Принадлежности к партии, работы в комитете и в издании газеты вполне хватило для вечной ссылки… А Ясик все болеет. Как родился, ани еднего дня не был здоровы… Могу представить, каково ему там – в сырой камере…» «И больного малыша – в сибирские морозы?» – ужаснулся Антон. «Сына могут отдать – зачем жандармам на этапах возиться с ним? Ищу, кто бы взял…» – «Может быть, наши, в Париже, смогут помочь?» – «Все это далеко, и очень сложно…» «Поверьте мне, будет хорошо!» – Антон попытался ободрить товарища. Тот принял: «Бардзо дзенкуе». Несмотря ни на что – надеюсь. И рад, что есть у меня жена и есть сын. – Не сдержался: – Не вем, до якего бога мам сен модлить, чтобы она и сын выдержали! – Оборвал сухим смешком: – Можете представить: в детстве я был очень религиозным и даже хотел стать ксендзем. Благо, мой дядя, сам ксендз, отговорил: «Ты с твоим характером не можешь быть ксендзем». «Да, святые отцы из нас не получатся! – сказал Антон. – Я слышал однажды: полю нужна не молитва, а соха…»
Сейчас, подняв рюмку, он сказал:
– Давайте, Юзеф, – за здоровье ваших!..
Юзеф молча выпил. После паузы сказал:
– Передайте товарищам: если кто из делегатов еще объявится, я направлю в Париж, по адресу авеню д’Орлеан, 110, в редакцию «Социал-Демократа». И еще передайте: за эти месяцы я дважды выбирался туда – повсюду оживление. – Поднялся: – Пора.
– Что ж… Спасибо за все… Хочу еще сказать: я не забыл о нашем первом разговоре. Всегда можете располагать мной. А я сразу же по приезде попытаюсь разобраться… До встречи, Юзеф!
– До настемпнего спотканя, Владимиров! До скорой встречи! Счастливый путь. Горячие приветы товарищам. Пшеде вшистким – Ильичу и Надежде Константиновне!..
Дорогая моя!
Сердечно благодарю тебя за письмо. Мне не приходило в голову и не могло прийти, так как знаю, в каких условиях ты живешь, – что ты сама могла бы взять к себе Ясика. Я писал тебе, предполагая, что, может быть, ты случайно знаешь кого-либо, кто мог бы взять Ясика и к кому можно было бы иметь полное доверие. Еще не знаю, куда отдам его и что сделаю, но во всяком случае, положение не так уж плохо, у меня столько друзей, которые готовы мне помочь и которые не дадут погибнуть Ясику, – а может быть, уже через несколько месяцев и мать сможет вернуться. Когда я вижу жизнь других людей, то мне стыдно становится, что нередко мои личные заботы отнимают у меня столько мыслей, чувств и сил. Но теперь пришло такое время, что нужно иметь много сил, чтобы выдержать, пройти через этот тяжелый период и дождаться лучших времен. Чувствую по твоему письму, что ты страшно устала. Я хотел бы обнять тебя крепко и сердечно поцеловать. Зло бросает свою тень на всех, и то, что ты пишешь о молодежи, – это, кажется, сейчас присуще многим. Теперь такое время. Солнце так низко, что зло бросает свою тень очень далеко и она заглушает все более светлые тона. Но пройдет это время, а тогда и те, которые знают теперь лишь муки эгоизма, познают более широкий мир и поймут, что существует более широкая жизнь и более глубокое счастье. Поцелуй сердечно от меня всю твою тройку.
25-го декабря. Рождество Христово
Были у обедни и молебне и по случаю изгнания волхвов и два-надесяти язык. В 2 часа с Ольгой и всеми детьми отправился в манеж на елку Конвоя и Сводного полка. По обыкновению были песни и балалаечники. Вернулся домой в 3¼ и пошел погулять. Стоял тихий день при 18° мороза. Пили чай из-за Ольги в 4 часа. Читал до 8 ч. Обедал Дмитрий, с которым поиграл в биллиард.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Продуваемый всеми ветрами, дребезжащий поезд катил из Кракова в Вену. Из Вены в Париж Антон взял билет на экспресс.
Только миновало рождество – в купе он оказался один. Можно было опустить подлокотники, растянуться на диване, закутавшись в толстый плед, предложенный проводником.
Париж встретил его сонмом моторов и колясок на Елисейских полях. Два года назад автомобили попадались еще редко. Теперь же они носились вереницами, оглашая воздух воплями клаксонов, над улицами стоял непривычный запах бензинового перегара.
Нескончаема была толпа на тротуарах. Антон увидел новый магазин «Для счастья дам». В витринах – подарки, новинка – юбка-брюки… Улочки, отходящие от Больших бульваров, хранили еще следы недавних карнавалов: смятые маски, обрывки серпантина, зернышки конфетти меж плит тротуаров.
Комната в «Отель Популяр» была на мсье Анатолия Чащина заказана, а у портье ждала записка: «В восемь вечера. Кафе „О Манийёр“, авеню д’Орлеан, 11. С-о». Едва успев принять душ и переодеться с дороги, Антон помчался на встречу, будто спешил на любовное свидание.
В кафе от столика у окна ему приветливо махал рукой Серго:
– С приездом! Чего желаете: вина, пива?
Антон опустился в удобное кресло.
– Ай-ю-ю и «большую дурочку»! – счастливо улыбнулся он.
Время будто повернуло вспять. Он вспомнил свой первый парижский день четыре года назад. Неужели он согласен повторить все сначала?.. Нет, только не это!.. «Нельзя войти в одну и ту же реку дважды: и вода не та, и мы не те…»? И правда – и ложь. В своей памяти, в себе мы несем все прошлое, все пережитое…
– Что произошло за это время? Как наши дела? – оторвался он от своих мыслей. – В берлоге с «верблюдами» я даже газет не видел.
– Есть о чем рассказать, – с довольным видом кивнул Серго.
– Перво-наперво: как с ЗОК? Договорились наконец?
– «Мир праху твоему…» Хоть и не могу помянуть покойницу добрым словом. Распалась ЗОК. Самораспустилась, когда примиренцы поняли, что вся сила – в наших руках! – Серго для выразительности сжал кулак. Потом раскрыл лежавшую на столике газету. – Не видели еще? Все проштудировать успеете потом, а сейчас обратите внимание на эту статью.
Это был «Социал-Демократ», 25-й номер. Статья, на которую указал Серго, называлась «Развязка партийного кризиса».
Несколько абзацев были обведены красным карандашом:
«…Теперь, с образованием Российской организационной комиссии (РОК), наступает, явным образом, если не конец кризиса, то, во всяком случае, новый и решительный перелом к лучшему в развитии партии…
Конечно, было бы непростительной наивностью предаваться легковерному оптимизму; трудности предстоят еще гигантские; полицейская травля удесятерилась после опубликования первого русского листка от с.-д. центра; возможно предвидеть долгие и трудные месяцы, новые провалы, новые перерывы в работе. Но главное сделано. Знамя поднято; рабочие кружки по всей России потянулись к нему, и не свалить его теперь никакой контрреволюционной атакой!..»
Серго взял газету и вслух, торжественно прочел заключительные строчки:
– «За работу же, товарищи с.-д. партийцы! Отряхивайте от себя последние остатки связей с несоциал-демократическими течениями и с питающими их, вопреки решениям партии, группками. Сплачивайтесь вокруг РОК, помогайте ей созвать конференцию и укрепить работу на местах. РСДРП пережила тяжкую болезнь: кризис кончается». – И еще выразительней, выделяя каждое слово: – «Да здравствует единая, нелегальная, революционная Российская социал-демократическая рабочая партия!» – Положил газету. – Да здравствует – и победит! По-грузински это одно слово – «гамарджоба»: «здравствуй» и «будь победителем»… Статью Ильич написал, я знаю. Вот как оценил он нашу работу. Можем гордиться. И Захар и Семен. И я. И вы тоже имеете полное право. Теперь понимаете, какую мы махину сдвинули?
Он нагнулся к Антону через столик, понизил голос:
– Сейчас идет очень важное совещание. На него собрались представители всех заграничных большевистских групп. Не только те, кто находится во Франции, – из Бельгии приехали, из Австрии, Германии, Швейцарии. На совещании тоже шел разговор о РОК. – И как бы между прочим: – Кстати, от женевской группы в этом совещании участвует товарищ Ольга.
– Да? – Антон почувствовал, что под веселым взглядом товарища заливается краской, как мальчишка. – Она здесь?..
– Я сказал, что вы должны объявиться с часу на час. Она сказала, что будет очень рада вас видеть.
Он порылся в кармане, достал листок. На белом квадрате круглым почерком было выведено: «Авеню дОрлеан, отель „Бельфорский лев“, комната 17».
– Совсем недалеко от дома, где я жил… – пробормотал Антон.
Он вспомнил: «третий эмигрантский разряд», обеды в студенческой популярке за шестьдесят сантимов и никаких завтраков и ужинов. Вспомнил узкую комнатку с покатым потолком под самой крышей ветхого дома на углу улиц Мадам и Цветов. В тот первый его парижский день хозяйка, когда узнала, что новый постоялец – русский, тут же предупредила: не потерпит песен после полуночи, гостей, когда дом уже спит, бурных споров и бросания окурков из окна. Он клятвенно пообещал, что ничего подобного не случится, и конечно же не сдержал обещания, а хозяйка смирилась… Оттуда до авеню д’Орлеан рукой подать…
– Завтра совещание должно закончиться, – сказал Серго. – Так что вечером сможете к ней заглянуть. – И, не дав собеседнику снова предаться воспоминаниям, перешел к делу: – А как только мы все подготовим, двинете в путь-дорогу.
– Куда, если не секрет?