— Мне иногда бывает жалко людей, — вздохнул Виктор. — Время от времени хотел бы спасать их от ошибок. Недавно был в большом магазине. Целая центурия охранников с триумфом поймала воришку. Мужчинка в усах и малость сельского вида спер яблоко. Зеленое такое. Наверное, очень вкусное, если не устоял. Он спрятал его в карман, этим самым почти «разорив» бедный гипермаркет, который вряд ли оправится от такой потери.
Мужчинка, уже представлявший, как вонзит зубы в покражу, был пойман на выходе. Два гипермаркетных преторианца с елейными улыбками приперли его с двух боков и поинтересовались содержимым карманов. Численный перевес обеспечил им уверенность в победе. Мужчинка покраснел и удивился. Он на самом деле думал, что его с яблоком никто не заметит. Он с ним подружился прямо в кармане. А тут такая неприятность. Покража была извлечена на месте.
Оба гиперохранника немедленно вызвали подкрепление. Яблоко придало им сил. Оно было символом того, что жизнь в супермаркете с биркой «Охрана» на груди проходит все же не зря. Это вообще оправдывает унизительный в другое время интерес к чужим карманам и сумкам. Как-то примиряет с действительностью. Тренирует охотничьи мужские инстинкты, прессуемые городом и семейными проблемами. Охранники любовно смотрели на мужчинку, придерживая его за локотки. Отнятое яблоко было триумфально представлено старшему смены с рацией и жившими в ней голосами.
Старший рассмотрел яблоко со всех сторон. Наверное, искал на нем следы надругательства. После вся толпа двинулась в сторону служебного входа. Там у охранников было логово. Они там питались и что-то делали. Мужчинка не сопротивлялся. Он осознавал, что кругом виноват. А мне было его жаль… Правда.
— Что тебе от меня надо? Зачем все это, поганец ты этакий?
— А вы догадайтесь, драгоценный Олег Иванович, — снова заулыбался Виктор. — Думаю, мне понравится быть рантье. Есть в жизни бездельника с капиталом особая прелесть. Человек с большими запросами, конечно, не удовлетворится такой, прямо скажем, незначительной суммой. Однако для скромного и не очень обязательного человека, вроде меня, любящего путешествия и независимость, она вполне подходит. И вы мне ее принесете. На тарелочке. С голубой каемочкой. Да, да, знаю! Это очень подло и негуманно — оставлять стариков без средств. Я подарю вам семьдесят тысяч, так и быть.
— Это невозможно, — глухо и мрачно сказал Олег Иванович, растирая левую сторону груди.
— Это вам так кажется, дядя. Умейте проигрывать. К слову, зачем вам столько денег? В вашем возрасте не рябчиков и икру надо кушать, а пить кефир и жевать зефир.
Олег Иванович впервые пристально взглянул на своего племянника.
— Кто же ты такой? Из какой дыры ты выполз?
— Это теперь не суть важно. Да и сожалеть о чем-то уже поздно, — пожал плечами весьма довольный собой Виктор.
— И что дальше?
— А дальше мы с вами отправимся в городок Вадуц. Вылет завтра в 8.35 утра аэробусом компании SWISS. Рейс 1339 с двумя пересадками до Парижу, — он помахал билетами. — Все расходы, как вы понимаете, я взял на себя, не беспокойтесь. Виза, как я посмотрел, у вас годовая, а наличие обратных билетов и выписка из банковского счета херит любые вопросы при прохождении таможенного контроля.
— Я всегда говорил Виктории, что ты — плесень на нашей семье. Даже, помнится, просил ее отказать тебе от дома. Я думал…
— Вы мне, дядя, тоже никогда особо симпатичны не были, — парировал Виктор. — Оставим лирику и душевные терзания на потом. А сейчас опишу вам план наших действий на ближайшее будущее. Сегодня я ночую у вашей опочивальни. Вытаскиваю из вашего мобильника сим-карту и отключаю городской телефон. Чтобы у вас не возникло соблазна, дорогой Олег Иванович, предпринять какую-нибудь глупость. С супругой своей можете обсуждать все, что вам захочется. Дело это вряд ли изменит или поправит. Вам решать. Далее мы рано утром едем в аэропорт и улетаем в Париж. Оттуда в Лихтенштейн. В городке Вадуц мы вместе с вами зайдем в банк LGT Bank in Liechtenstein. Вы сообщите клерку, что желали бы перевести триста тысяч евро на новый сберегательный счет, который откроет ваш любимый племянник, то есть я. В сухом остатке у вас будет 75 тысяч.
— Минимальный остаток на этом виде депозита должен быть больше, — пробормотал старик, перестав глядеть на племянника.
— Мне это безразлично, — отмахнулся Виктор. — Можете забрать эти деньги с собой в Москву. Правда, придется заполнять таможенную декларацию… но, повторяю, мне все равно, что вы с ними сделаете. Это же ваши деньги, в конце концов! Я хочу получить эти триста тысяч, и я их получу. Спешу предупредить вас, дорогой дядя, о том, чтобы вы воздерживались от разных… м-м-м… непотребных мыслей в отношении меня. Потому что последствия будут весьма печальные. Я вернусь сюда, к вашим драгоценным родичам — жене, сыну, внукам. И сделаю так, что у них в жизни наступит очень черная полоса. Этакий один большой черный квадрат Малевича.
Старик промолчал.
— Как я и надеялся, — продолжил Виктор, — у нас с вами прошел чрезвычайно интеллигентный разговор. Не без некоторой нервности, разумеется, но я говорил с вами на вполне правильном русском языке и рассчитываю на то, что каждое мое слово вы услышали.
Вдруг Олег Иванович снова пристально взглянул на Виктора и даже подался вперед.
— Так это ты?
— Что — я?
— Ты с Ирой моего Леньки что-то сделал?
Виктор поморщился, словно услышал досадный детский лепет.
— Разговор о ней — не комильфо! Она — пример всего того, что вы с Викторией Павловной ненавидите в людях…
— Какая бы она ни была, Ленька ее любит. И если это действительно ты, сукин сын…
— Я же сказал вам, что не хочу обсуждать эту похотливую стерву! — процедил Виктор.
— Где она? — жестко, как мог, спросил старик.
— Не имею ни малейшего понятия. И не интересно. Если она сдохла в муках, то буду только рад этому.
— Щенок ты, щенок… Что же ты наделал? — сокрушенно покачал головой Олег Иванович.
— Уж чья бы корова мычала. Следите за своими скелетами в шкафу. Они у вас и без того воняют. Что ж, теперь пора укладываться спать. Ваши билеты, ваш паспорт и ваша жизнь у меня в кармане. Я буду спать в Ленькиной комнате. Сплю я чутко и трепетно. Поэтому старайтесь не шуметь, плиз. Нам завтра рано вставать.
Виктор вышел в коридор, ощущая приятную усталость, как после тяжелой работы. Только легкое раздражение играло в нем. Старик успел задеть его. Не сильно, но все же чувствительно. Теперь он знал.
Во время манипуляций с телефоном Иры ему удалось поставить внутрь корпуса одну маленькую хитрую электронную штучку, которая передавала все разговоры на телефон самого Виктора. Он слышал, как Ира говорила со своей подругой о даче, и успел основательно подготовиться. Он следил за женой кузена очень осторожно. Старался не показываться ей на глаза в вагоне. А когда представился случай, пошел следом и сделал то, о чем так давно мечтал. У него, конечно, имелся запасной вариант с использованием эфира, но эта дрянь не была достойна спокойного, светлого сна. Первый удар свалил ее с ног. Даже не пришлось добавлять. Всего полминуты ему хватило на то, чтобы очистить ее карманы, взять сумку и телефон. Спустя пару часов он отправил с ее сотового унизительную эсэмэску для Ленчика. Эта шутка очень повеселила Виктора, и он с особым удовольствием наблюдал за тем, как братец мечется по городу, словно спятивший заяц.
Утро выдалось тягостным. Виктория Павловна впервые не вышла провожать любимого племянника. Ее голос в спальне звучал зло и глухо, когда Олег Иванович входил и выходил, о чем-то с ней советуясь.
Виктор терпеливо ждал. Неторопливо напился чаю и с аппетитом съел пару бутербродов.
Наконец сборы были завершены, и они вдвоем спустились к машине.
— Папа?
К подъезду шел Леня с каким-то громилой в черной вязаной шапочке и бушлате цвета хаки.
Олег Иванович затравленно оглянулся на Виктора, уже открывавшего дверь своей припаркованной машины.
— Папа, ты куда? — удивился Леня, все еще не замечая Виктора. — Так рано… Мы ничего пока не узнали. Ее нет. Нигде. Хотел к вам заехать, узнать новости. У вас телефоны все молчат. Сейчас вот Гоша подвезет меня в полицейский участок…
Он вдруг застыл на месте, уставившись на Виктора.
— А! Дядя Витя! — обрадовался он с какой-то хищной улыбкой и обошел машину. — Как кстати! Могу я спросить, о каком любовнике ты говорил с моей малолетней дочерью?
Виктор осклабился:
— Это ты у своей благоверной спроси, а не у меня.
В следующий момент Леня вцепился в лацкан его модненькой кожаной куртки и начал неловко, часто промахиваясь, лупить его куда придется, но стараясь попасть в лицо.
— Сукин ублюдок! ЧТО? ТЫ! ГОВОРИЛ! МОЕЙ ДОЧЕРИ?! — орал Леня, не спавший уже вторую ночь и совершенно потерявший голову.
— Боже мой, боже мой, — суетливо бормоча, Олег Иванович пытался помешать драке.
Виктор, оправившийся от неожиданности, начал оказывать сопротивление. Но вмешался громила по имени Гоша, мгновенно разняв дерущихся.
— Стоп, стоп! Этого нам не надо, — решительно и сурово произнес он.
Виктор, ухватив пригоршню снега, приложил его к правому глазу. Леня сплюнул красную слюну на грязный снег и утерся рукавом, тяжело и надсадно дыша. По всему было видно, что в любой момент он может снова броситься в атаку. Таким Виктор его ни разу не видел. За неполные двое суток он совершенно изменился…
— Отец, что здесь происходит? — спросил Леня. — Куда ты с ним едешь?
— Ленечка, я тебе сейчас не могу сказать. Может быть, после, — пролепетал Олег Иванович, забираясь в машину. — Я приеду через пару дней.
— Лечись, Ленечка, — все еще прикрывая глаз комком снега, с презрением проговорил Виктор, усаживаясь за руль. — Нервишки у тебя ни к черту.
Как же он ненавидел эту глупую семейку! Он никого из них не хотел видеть. И даже не подозревал, как скоро его желание сбудется…
Ира
Самочувствие ее улучшалось, но голова все еще болела, а неожиданные головокружения иногда заставляли Иру либо останавливаться у стены, либо присаживаться на что-нибудь, когда чувствовала, что вот-вот упадет.