— Просто, — усмехнулся Клочков. — Спать тот был здоров. Вот как-то на занятиях и случилось. Тот задремал, а этот давай ему на ухо шептать: «У-рр-а! У-рр-а!» Не знаю, уж чего каптерщику померещилось, только он вдруг вскочил, как дурной, и на весь класс: «Ура!»
— Да не так это все. Не я это! — взмолился Ремизов. — Вот вы говорите…
— Ну да, не ты! — не стал слушать его сержант. — Могу и еще кое-что вспомнить…
— Разрешите доложить? — обратился Ремизов к командиру. — Если хотите знать…
Барбашов махнул рукой.
— Ясно, мне все ясно… Ну что ж, товарищи, надо двигаться. Разбирайте свои вещи, и пошли. Теперь у нас дорога одна — на восток.
Ремизов вздохнул и сердито надвинул каску по самый нос. Все встали.
— Еще не воевали, а уже отступать собираемся, — ни на кого не глядя, проговорил Косматых.
Барбашов посмотрел на него долгим, испытующим взглядом. В голосе пулеметчика было столько тоски, что Барбашову сразу стало как-то не по себе. И хотя Косматых ни о чем его не спрашивал, он все же посчитал необходимым ему ответить.
— Мы не отступаем, дорогой казак. Мы несем Знамя, — начал было он. Но его перебил Ханыга:
— Одним словом, вперед на восток, где солнце всходит! — на полном серьезе проговорил он и, забросив на спину вещмешок, побрел навстречу разгорающемуся светилу.
ПЕРЕПРАВА
Отряд без остановок прошел около двадцати километров. Барбашов надеялся догнать фронт где-нибудь восточнее Смолевичей и двигался ускоренным маршем. Шли чащей, через болота, по мягким пахучим зарослям густо разросшегося багульника. Разговор между собой не вели. Только изредка перебрасывались короткими замечаниями, когда над лесом или в стороне неожиданно раздавался гул моторов. Тогда как по команде все останавливались и, чутко прислушиваясь, старались на слух определить, чей это гул и в каком направлении он движется. Сюда, в чащу, гул доходил уже ослабленным и, может быть, оттого казался особенно нудным. А может быть, и потому его неприятно было слышать, что почти во всех случаях он начинался где-то за спиной, быстро обгонял идущих и замирал далеко впереди.
Чтобы не сбиться с направления и раньше, чем наступят сумерки, не выйти на чистое место, Барбашов то и дело сверял маршрут с картой. Но в лесу было слишком мало заметных ориентиров. Просеки на карту не наносились, а триангуляционные точки попадались редко. Карта помогала слабо. И все-таки без нее, ему казалось, он был бы как без глаз.
Первый привал сделали в полдень, когда пропитанный запахами леса воздух от жары стал тяжелым и душным. Даже в тенистых зарослях не чувствовалось прохлады. Ветра не было, но с выгоревших от зноя полян нет-нет да и тянуло сухим ароматным теплом. И от этого размаривало еще больше.
Клочков по каким-то одному ему известным признакам отыскал в ольшанике ручей. Тут и решили остановиться. Бойцы сбились у прохладной жилки, сплошь устланной по дну палым листом, с наслаждением напились и поменяли во фляжках воду. Барбашов приказал всем вымыть ноги и только после этого, пока сохли портянки, разрешил перекусить. Костра не разжигали, так как варить и жарить на нем было нечего. Потом опять шли на восток — прямо. Однако казалось, что отряд все время движется по кругу, в обход солнца, так как оно давно уже было справа, а после привала даже светило откуда-то из-за спины.
Обошли стороной большое топкое болото. Неожиданно Ханыга привстал на цыпочки и вытянул шею.
— Вроде опять река впереди, — доложил он командиру.
— Где видишь? — спросил Барбашов и заглянул под деревья. — Точно, река. Это Березина. Однако двигаемся мы быстро. По моим предположениям, до нее еще идти бы да идти. И вышли мы к ней где-то между Чернявкой и Березином.
Отряд остановился. На разведку Барбашов, прихватив с собой Ханыгу, отправился сам. Легкий ветер донес до него приятный холодок. Дохнуло свежестью, и ему сразу вдруг захотелось выкупаться. Он даже представил себе, как, разбежавшись, бросится в воду, поплывет саженками до середины реки, перевернется там на спину и так, не двигаясь, пролежит в искрящейся воде до тех пор, пока не почувствует во всем теле приятный озноб. Воображение нарисовало эту картину так живо, что ему и впрямь на какой-то миг стало не так жарко и он почувствовал себя значительно бодрее. Ханыгу одолевали те же мысли. Подойдя к реке, он расстегнул ворот гимнастерки и, повертев головой, скорее себе, нежели командиру, сказал:
— Окунуться бы…
— Иди вверх, до поворота. Посмотри, что там делается, и подыщи место для переправы, — повернул его мысли на деловой лад Барбашов. — А я спущусь вниз. Встретимся здесь минут через сорок. Часы у тебя есть?
— Есть, — ответил Ханыга, застегнул гимнастерку и достал из кармана большие часы, подвешенные на сыромятном ремешке.
— Двигай, — приказал Барбашов.
Они разошлись.
Река в этом месте была широкой. Переправляться через нее с оружием, скатками и вещмешками вплавь Барбашов не рискнул. Он попытался найти брод, прошел вниз по течению с километр, но ничего не нашел. Тогда он повернул назад. Ханыга уже ждал его.
— Ну? — спросил Барбашов.
— Брода нема, — развел руками Ханыга.
— А что ма?
— Остров там, за поворотом.
— Остров? — обрадовался Барбашов. — И большой?
— Ничего, высокий такой и заросший весь. Как раз посередине реки. А зачем нам этот остров? — не понял Ханыга.
— Так переправляться ж легче будет. Поначалу до острова, потом дальше, — объяснил Барбашов.
— Тю! А я-то! — усмехнулся Ханыга.
— Иди за людьми. Веди их прямо к острову. Я тоже туда пойду, — приказал Барбашов.
Неподалеку от места предполагаемой переправы он нашел бревна, выброшенные на берег в половодье. Они оказались очень кстати. На них с успехом можно было разместить оружие и обмундирование. Скоро Ханыга привел на берег весь отряд. Бойцы, связав бревна ремнями, быстро соорудили плот. Потом все разулись, уложили оружие и вещи на плот и спустили его на воду.
— Плавать все умеете? — спросил Барбашов.
— Все, — послышались ответы.
Барбашов ступил в воду первым и быстро поплыл к острову, радуясь, что ему хоть и в обмундировании, а все-таки удалось искупаться в этот томительно жаркий день. Несколько раз он переворачивался на спину, следил за плотом и за людьми, пересчитывал их и плыл дальше. Над водой стояла тишина.
Берега острова оказались топкими. Барбашов снял с плота свои сапоги, пулемет, накинул на плечи чьи-то скатки и побрел в кусты. Следом за ним выбрались Косматых, Рощин, Чиночкин и Ханыга. Барбашов передал им вещи и махнул рукой Клочкову.
— Гони плот вокруг острова, — приказал он. Сержант послушно кивнул головой.
Вдруг что-то тонко, певуче просвистело над головой Барбашова, и в тот же миг над рекой рассыпалась дробь пулеметной очереди. В такт пулемету коротким лаем забрехали винтовки. По кустам и деревьям острова зацокали пули.
— Ложись! — закричал Барбашов. — Всем на берег! Ложись!
Бойцы залегли. Барбашов отыскал впереди себя высокую кочку и, не поднимая головы, ужом протиснулся к ней через осоку. Только теперь он мог оглядеться по сторонам и разобраться в обстановке. Били из леса, с мыска, острым носом вдававшегося в реку. Первые очереди прошли верхом. Но теперь пулеметчик уже пристрелялся, и по воде вокруг осиротевшего плота прыгали нервные бурунчики. Людей возле плота не было. Барбашов, оглядываясь назад, до боли вывернул шею. Позади него, вжимаясь в ил, лежал Клочков. Чуть в стороне из-за кочки виднелась смуглая щека Кунанбаева. Рядом с ним сквозь осоку проглядывали стекла очков Чиночкина. Остальных бойцов Барбашов не видел.
— Переползайте в глубь острова, за деревья! — снова крикнул он и первым двинулся со своего места. «Вот она, тишина-то!» — мелькнуло в голове.
На корнях большой сосны уже лежали Косматых и Ханыга. Барбашов уткнулся им в ноги.
— Что там? — переводя дух, спросил он.
— Пока только огонь ведут, — доложил Косматых.
— Откуда?
— С мыса.
— Наши все целы?
— Не видно отсюда — камыш! — ответил Ханыга.
— А ты отползи назад, узнай! — приказал Барбашов и, улегшись на спину, кое-как натянул сапоги. Потом, прижимаясь к сосне, он приподнялся на колено и жадно впился глазами в мысок. Оттуда не переставая гремели выстрелы. Сначала впереди ничего не было видно. Потом на воде появилась лодка и быстро поплыла к противоположному берегу.
— Да ведь они же переправляются! Вот гады! — снова выругался Барбашов. Вслед за первой лодкой на воде показалась вторая, за ней третья, четвертая. Лодки были надувные, в каждой сидело человек по пять. Отсюда, от острова, они плыли метрах в трехстах.
— Все целы! — услыхал вдруг Барбашов за спиной хриплый голос Ханыги.
— Передай Клочкову, чтобы немедленно выдвинул всех сюда. Мы им сейчас покажем переправу! — приказал Барбашов и нагнулся к плечу Косматых: — Без команды огонь не открывать! Пусть доплывут до середины. А там залпом. По головной! Живьем нас взять захотели!
Через минуту люди, щелкая затворами, уже лежали в цепи.
— Прицел три! По головной лодке — огонь! — скомандовал Барбашов.
Над островом грянул дружный залп.
В головной лодке сразу зашевелились. Кто-то вскочил во весь рост и, раскинув руки, мешком плюхнулся в воду. Кто-то выронил винтовку.
— Огонь! — снова скомандовал Барбашов.
Из лодки вывалилось еще двое, а вскоре и сама она съежилась, будто растаяла.
— Это им за Иволгина!.. По второй лодке — огонь! — приказал Барбашов.
— Это вам за Волощенко! — гаркнул Рощин.
Немцы также заметно усилили стрельбу.
Потерь в отряде пока не было. Но Барбашов знал: долго на острове не продержаться. Ползком добравшись до Клочкова, он крикнул ему на ухо:
— Начинай по одному переправлять людей дальше!
В воздухе раздался воющий, знакомый Барбашову еще по финской войне свист, и три мины одна за другой подняли фонтаны черной грязи в том месте, где недавно высадились бойцы. Над островом тонко запел металл. Вторая и третья серии разрывов легли на противоположном берегу реки. Четвертая очередь хлестнула по острову, словно плеть. Одна мина взорвалась совсем рядом с сосной, за которой лежали Ханыга и Косматых.