…От деревни через поле Щука вместе со своими людьми пробирался ползком. Бой позади него разгорался все сильнее. Но Щука уже знал, что судьба дивизии решается не на этом направлении, а там, куда послал его Галицкий, и где уже сегодня его бойцам придется добывать данные о расположении и силах врага.
На опушке разведчики вышли на позицию нашей батареи. Лейтенант, командир батареи, узнал майора Щуку.
— Ну как там? Танков много? — спросил он.
— Бой по-настоящему только начинается, — ответил майор.
— А у нас боеприпасов — на двадцать минут работы, — невесело улыбнулся лейтенант и оглянулся в сторону опорожненных снарядных ящиков.
Щука знал, что с боеприпасами в дивизии дело обстоит совсем плохо, и попытался подбодрить лейтенанта добрым словом.
— За двадцать минут тоже можно много сделать, если каждый снаряд попадет точно в цель.
Лейтенант поправил на груди бинокль и сказал:
— Мы, конечно, постараемся. Ну а если уж вы случайно на склад с боеприпасами нападете, не упускайте из рук.
Щука кивнул и поспешил в батальон. Сделать ему сегодня предстояло немало. И через полчаса он уже собрал всех командиров разведбата. Совещание было коротким, решался один вопрос: какие и куда направить разведгруппы, чтобы к установленному генералом сроку получить все необходимые сведения. Стремясь собрать достоверные данные, Щука решил послать три группы. Одна из них на конях должна была пройти в тыл противника километров на десять и прощупать места расположения его войск за рекой. Две другие группы пешим порядком направились в сторону Глусска и севернее его.
Бой за деревнями шел с прежним напряжением. То и дело слышались автоматные и пулеметные очереди, гулко ухали орудия и минометы. Судя по всему, гитлеровцы не смогли вернуть деревни, хотя и ввели уже в бой свои танки.
Щука понимал, что сведения, которых требовал генерал, очень важны, и торопил своих людей. Но он не знал и даже предполагать не мог, что ни его приказанию, ни приказанию генерала, ни тем более плану, который выработал комдив, не суждено будет осуществиться…
Неожиданно в штаб Железной поступило донесение от разведывательных групп, направленных комдивом еще накануне на мотоциклах за сто и более километров на Туров, на Копцевичи, на Мозырь. Командир одной из групп лейтенант Слепнев докладывал, что в районе озера Червоного, Копцевичей нет ни противника, ни наших частей. Здесь линия фронта была разорвана. И эта брешь могла послужить Железной лучшим местом выхода в расположение войск действующей Красной Армии. А вскоре командир другой группы лейтенант Олешов доложил, что встретился с разведкой 232-й стрелковой дивизии 66-го стрелкового корпуса. Весть об этом с быстротой ветра облетела части Железной, вызвав огромную радость у бойцов и командиров.
Узнав об этих донесениях, генерал Галицкий отменил все утром отданные приказания и с наступлением темноты 10 июля ускоренным маршем двинул Железную на Копцевичи, а затем на Карпиловку.
ПОДВИГ ДМИТРИЯ ТЯПИНА
Деревня Анютин Чериковского района Могилевской области казалась вымершей. Напуганная зверствами фашистов, часть жителей разбежалась по окрестным лесам, другая, прихватив с собой скот, ушла за реку вместе с отходившими частями Красной Армии. Только в нескольких избах еще теплилась жизнь. Хозяева их, в основном старики, не захотели бросать насиженные места. Не ушел в лес и участник русско-японской войны 1904—1905 годов, бывший солдат 301-го Бобруйского пехотного полка, кавалер трех Георгиевских крестов Дмитрий Николаевич Тяпин. Остался в деревне приглядывать за порядком, а заодно и за тем, что будут тут делать оккупанты.
— Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Прижмет — отсижусь в подполье, — рассудил он.
После отхода наших оставшиеся в деревне жители в течение суток не вылезали из изб. На следующий день, вечером, на улице появились гитлеровцы. Они обошли все избы, обшарили сараи, перебили во дворах птицу, забрали кое-что из пожитков и ушли. Ночевать в деревне не пожелали. Жечь деревню, однако, тоже не стали.
С чердака своей избы старик хорошо видел, как фашисты готовятся к форсированию реки, какие и где сосредоточивают силы, какое подготавливают саперное имущество.
Спать теперь он ложился затемно: прислушивался и присматривался к тому, что делается вокруг. Но вот однажды под вечер за лесом что-то загудело. Старик насторожился. «Должно, танки подогнали», — решил он и вышел на задворки посмотреть.
Гул нарастал. Тяпин подошел к плетню, взглянул на дорогу. Прямо на деревню из леса двигался танк. Старик невольно огляделся по сторонам, словно выбирая место, куда при надобности можно будет спрятаться, и тут увидел на опушке людей. Их было трое. Они шли цепочкой, маскируясь на ходу.
«Чудно, — подумал дед. — Ежели это немцы, так чего им прятаться? А ежели наши?» Он не успел ответить себе на этот вопрос. Из танка ударил пулемет. Длинная очередь разорвала тишину. И прежде чем старик успел нырнуть в канаву, те трое на опушке упали. Тяпин не видел, что было дальше. Он только слышал, как танк, не останавливаясь, пронесся мимо. А когда дед, поднявшись, снова припал к плетню и огляделся по сторонам, вокруг никого уже не было.
Дома, рассказав старухе о том, что он видел, старик засуетился.
— Пойду к ним, может, помощь какую окажу.
— Кликнул бы кого, — посоветовала старуха. — С народом всегда сподручней.
— Пока никого не надо, — рассудил дед. — А надо будет — сама приготовься помогать.
Когда стемнело, Тяпин задворками пробрался к опушке, прислушался. В кустах было тихо. Только где-то неугомонно стрекотал кузнечик да гулко ухали за лесом выстрелы.
— Эй, люди, есть кто живой, ай нет? — вполголоса проговорил старик.
Кусты безмолвствовали.
— Отзовитесь, люди! — громче позвал старик.
По-прежнему тишина.
Тяпин огляделся и полез вперед. У самого края опушки он наткнулся на тело убитого. Старик не испугался — слишком много приходилось ему видеть их за свою жизнь. По форме сразу опознал командира Красной Армии. Припал ухом к груди — сердце молчало. Дед полез дальше и нашел еще двоих, тоже мертвых.
— Эк саданул, проклятый. Всех троих наповал, — прошептал старик, беспомощно озираясь по сторонам. Потом он подумал, что, может быть, бойцов было не трое, а больше. Он снова окликнул тишину и даже обошел рощу вдоль опушки. Но ничего не услышал, никого не увидел. Тогда вернулся к убитым снова проверить, не дышит ли кто из них. Что делать дальше, он не знал и долго сидел, размышляя о случившемся. Захоронить бойцов было бы самым простым делом. Но Тяпин все надеялся на какое-то чудо. Все думал, что кто-то отзовется, поэтому не спешил домой за лопатой.
Неожиданно над лесом взвилась зеленая ракета. От деревьев и кустов по траве побежали длинные тени. Послышались выстрелы. Старик поднялся и побрел домой.
— Ну, нашел своих? — открывая дверь, вопросом встретила его старуха.
— Што «ну», побили, ироды, всех, вот и «ну».
— Как же так — всех?.. Может, ранен кто? Нешто могут всех сразу?
— А вот так, — развел руками дед. — Лежат целехонькие. Вроде как спят. А, выходит, сон-то долгий… Я и ухом к сердцу прикладывался. И лезвие ножа к носу подставлял. Все напрасно.
— Что же теперь делать?
— Пойду захороню.
— Куда же на ночь глядя! — перепугалась старуха. — Утром, что ль, не успеешь? Слышь, как палят?
— До утра дай бог самим дожить, — снова вздохнул старик и привычным движением взял в углу лопату.
Из дома Дмитрий Николаевич направился прямо к соседу Алексею Воробьеву, рассказал ему обо всем, что видел, попросил помочь захоронить воинов. Воробьев проворно собрался, и оба пошли к опушке.
Яму выкопали возле большого выщербленного дождями валуна. Могила получилась просторная. Первыми перенесли в нее бойцов. Потом подняли на руки командира. Тяпин обхватил его вокруг туловища и неожиданно почувствовал под руками какой-то жгут. Он насторожился, расстегнул на груди у командира гимнастерку и нащупал под ней гладкую материю с бахромой. Непонятный предмет заинтересовал старика еще больше. Тогда он снял с убитого гимнастерку… Взлетела ракета. Тяпин поближе глянул на странный предмет и обомлел: вокруг тела погибшего было обмотано Знамя.
— Не донес, стало быть! — растерянно прошептал Дмитрий Николаевич.
Увидеть такое он никак не ожидал и даже не сразу сообразил, что делать. Кому-кому, а ему, старому солдату русской армии, очень хорошо было известно, что такое воинское Знамя.
— Делать-то с ним что будем? — оборвал его мысль Воробьев.
— Прятать надо, — ответил Дмитрий.
— Где? Дома?
— А если дом сгорит? Фронт рядом. Мало ли кому вздумается пощупать деревню огоньком… В лесу где-нибудь схоронить надо.
Так и сделали.
Они завернули Знамя в гимнастерку Барбашова. Но сначала отнесли тело командира в могилу.
Труднее всего оказалось взвалить на могилу щербатый, поросший серым лишаем камень. Под него и положили бесценный клад.
Домой Тяпин вернулся уже перед рассветом. Старуха с тревогой ожидала его. На этот раз она ни о чем не спрашивала. Молча помогла ему ополоснуть руки и так же молча налила полстакана водки.
Старик выпил и назидательно сказал:
— Вот что. Когда наши вернутся, скажи им, что там, за полем, под камнем захоронены трое наших — двое бойцов и командир со Знаменем. Понятно?
— А ты? — удивилась старуха.
— Что я? — не понял дед.
— Ты сам почему не скажешь?
— Знамо дело, если жив буду, ты тут не потребуешься. А пока — молчок! — буркнул старик и полез под пол. За околицей сердито боднул землю тяжелый снаряд.
ДИВИЗИЯ ПОВЕРНУЛА ШТЫКИ НА ЗАПАД
12 июля Железная достигла Поречья. 13-го — переправилась через Птичь. 14-го — после ночного марша полки дивизии вышли в район населенных пунктов Озаричи, Карпиловка. Это был замечательный день в боевой истории Железной. Позади остался почти 500-километровый путь, встречные бои, два кольца окружения, жестокие, кровопролитные ночные схватки с врагом на дорогах, освобожденные от гитлеровцев населенные пункты. Отдавая должное мастерству и стойкости бойцов и командиров Железной дивизии, газета «Правда» в передовой статье «Военное искусство, помноженное на храбрость» писала 10 августа 1941 года: