«Большинство пограничных советских соединений сумело выйти из окружения крепкими, сколоченными, победоносными, боевыми коллективами. Именно так действовало соединение, которым командует генерал-майор Галицкий. Оно одно из первых приняло на себя удар германских танковых колонн и отразило его, уничтожив огнем артиллерии 265 танков. А когда немецкие танковые и моторизованные дивизии, прорвавшись на соседних участках, окружили наше соединение, генерал Галицкий разделил его на отряды и приказал им самостоятельно пробиваться на восток… Две трети личного состава своего соединения вывел генерал-майор Галицкий из окружения, нанеся врагу значительно большие потери, чем понес сам».
Командование высоко оценило боевые качества Кузьмы Никитовича Галицкого. Вскоре он был назначен командиром корпуса и уехал из дивизии.
А что же стало с Железной?
В жестоких боях с врагом полки дивизии потеряли не только много людей, но и почти всю свою технику и тяжелое вооружение. Никто в ту пору ничего еще не знал о том, что случилось с группой, возглавляемой старшим политруком Барбашовым и с Почетным революционным Знаменем дивизии. Учитывая все это, Железная дивизия по приказу Наркома обороны была отведена в тыл на территорию военного лагеря.
До середины мая 1942 года 24-я дивизия занималась в районе Бологого строительством оборонительных сооружений, а затем, совершив по бездорожью 40-километровый марш, снова вступила в бой.
Ее части мужественно сражались с врагом, потеснили его и 30 мая заняли оборону на рубеже Пасина, Поречье, Сорито, Псоло, перешейки озер Псоло-Хребтовское и Однаро-Янтарное.
12 августа 1942 года в соответствии с приказом командующего Калининским фронтом дивизия сдала участок обороны другому соединению и сосредоточилась на станции Назимово, а во второй половине августа, погрузившись в эшелоны, двинулась на восток. Ни бойцы, ни многие из командиров еще не знали тогда, где придется вновь встретиться с врагом. Но по мере того как эшелоны миновали Калинин, Москву, Тамбов, пункт назначения вырисовывался все очевиднее. Гитлеровцы, еще надеясь сокрушить нашу армию, рвались к берегам Волги. И вот сюда, в район Сталинграда, где решалась судьба Родины, и двигалась 24-я дивизия. 23 августа она разгрузилась на станциях Воропаново и Качалинская и, совершив в течение ночи марш-бросок, заняла оборону в районе Фастов, Араканцево.
Предшествующие упорные, кровопролитные бои закалили дух бойцов дивизии. Ее командный состав приобрел боевой опыт. Это дало себя знать уже в первых боях и на сталинградской земле. А с наступлением зимы 1942/43 года весть о подвигах, совершенных воинами 24-й, распространилась по всему фронту.
…Первый батальон под командованием старшего лейтенанта Ивана Тимошенко занимал оборону у хутора Вертячего. Позиции противника пролегали недалеко, в каких-нибудь 100—150 метрах, опоясав высоту 123,6. Противник надежно прикрывал подступы к своим оборонительным позициям пулеметным и минометным огнем. Но бойцы батальона не давали ему покоя ни днем ни ночью.
Зима была снежная, склоны высоты занесло глубокими сугробами. Бойцы умело использовали эти заносы. Облюбовав какую-нибудь огневую точку противника и заранее на глаз вымерив до нее расстояние, воины начинали к ней подкоп. Рыли в снегу проход день, два, потом подбирались по нему к самым амбразурам вражеских дзотов и, неожиданно выскочив из-под снега, забрасывали их гранатами. Таким путем батальон захватывал у врага траншею за траншеей, поднимаясь по склонам высоты все выше и выше.
Перед решающим штурмом высоты Иван Тимошенко с замполитом Сергеем Тарасовым, возглавив по группе бойцов, определили наиболее трудные участки и по сигналу ринулись в атаку. Над высотой заалел красный флаг.
Так 24-я сражалась на каждом своем участке.
19 ноября на командный пункт дивизии прибыли командующий фронтом Рокоссовский и командующий 65-й армией генерал-лейтенант Батов. Командир дивизии полковник Прохоров доложил командующему фронтом обстановку. Рокоссовский, подняв к глазам бинокль, долго смотрел на заснеженные дали, над которыми то тут, то там поднимались темные фонтаны взрывов. Впереди, вдоль левого берега Дона, располагались немецко-румынские части. 24-я дивизия, подготовленная и нацеленная на прорыв их обороны, ожидала сигнала к наступлению. Командующий фронтом взглянул на часы. Он тоже ждал. И когда подошло время, по всему переднему краю наших войск и в нашем тылу заговорила артиллерия. Началась артиллерийская подготовка.
Восемьдесят минут над Доном ревело и грохотало так, что ломило в ушах. Даже скованная морозом земля, казалось, размякла от непрерывной дрожи и толчков. Над изломанной линией вражеских окопов стояла сплошная стена огненных столбов. А как только эта стена качнулась и отступила в глубину обороны противника, на его передний край ворвалась наша пехота. Вся 65-я армия устремилась на прорыв обороны противника. Не выдержав натиска, гитлеровцы попятились к Сталинграду. Бойцы 24-й дивизии еще не знали тогда, что этим ударом, как, впрочем, и ударами на других участках фронта, враг был не просто выбит с занимаемых позиций, но и загнан в смертельное кольцо окружения, которое сужалось с каждым днем.
25 января 1943 года 24-я дивизия вплотную подошла к Сталинграду и освободила населенные пункты Александровка, Большая Вишневая и Баррикады. 31 января в упорном бою она овладела поселком Красный Октябрь.
В грандиозной битве на Волге отличились десятки наших стрелковых, танковых, артиллерийских, авиационных соединений. Среди них достойное место заняла и 24-я дивизия. В приветствии Центрального Комитета Коммунистической партии бойцам и командирам говорилось, в частности, следующее:
«В памяти народной никогда не изгладится величие и благородство наших легендарных подвигов. Наши потомки будут с гордостью и благодарностью вспоминать вас, будут слагать песни и былины о стальных полках и дивизиях славных армий».
А война продолжалась. Хребет фашистского зверя надломился. Но зверь был еще силен, и каждую пядь советской земли приходилось освобождать от него ценой неимоверных усилий.
Освобождение советской земли началось. Фронт перемещался на запад.
В апреле 1943 года, преодолев огромное расстояние, 24-я дивизия, форсировав Северный Донец, завязала кровопролитные бои за расширение плацдарма в районе Старого Салтова. Как и в боях под Сталинградом, ее полки все время находились в первом эшелоне наступавших войск. В сентябре дивизия освободила Спасское, Николаевское и вышла к Днепру севернее Днепропетровска. В составе 2-го Украинского фронта дивизия переправилась через Днепр и, сосредоточившись в районе Пятихаток, готовилась к новому удару по врагу. Командующий 37-й армией поставил перед дивизией задачу: прорвать оборону противника в районе Антоновки, выйти ему в тыл, ударить по нему с запада и совместно с частями, наступавшими на город с востока освободить Кривой Рог.
В ТО ЖЕ ВРЕМЯ…
Советские воины продолжали очищать от фашистских захватчиков родную землю. В глубоком тылу наступавших войск Брянского фронта уже остались Навля, Бежица, Брянск. 1 октября 1943 года 50-я армия вышла на берег Сожа, стремительным маневром форсировала реку и захватила плацдарм на ее правом берегу. У противника были отбиты десятки населенных пунктов, в том числе Кричев, Чериков, Анютин.
Едва штаб 38-го стрелкового корпуса расположился в деревне Анютин, как к начальнику политотдела корпуса полковнику Петрову явился суховатый, чернобородый старик. Одернув по старой солдатской привычке рубаху, он доложил:
— Бывший солдат восьмой роты триста первого Бобруйского полка русской армии Дмитрий Тяпин.
Полковник Петров пожал ветерану руку.
— Чем могу служить, отец?
— Двадцать восемь месяцев ждал я вас, товарищ полковник. А дело срочное, не терпит.
Полковник и все присутствовавшие в его кабинете работники политотдела внимательно слушали.
— Знамя я тут схоронил боевое. Надо его передать вам.
И Тяпин рассказал Петрову трагическую историю, которая произошла на окраине деревни Анютин 6 августа 1941 года.
Полковник сейчас же вызвал взвод бойцов.
— А не забыл, отец, где ты схоронил это знамя? — взволнованно спросил кто-то из командиров.
— Как можно? Разве такое забудешь, — нахмурился старик. — Я чуть ли не каждый день ходил на ту могилу.
За околицу пошли все вместе. Тяпин привел бойцов к опушке небольшой рощи и, указав на валун, сказал:
— Вот здесь все трое воинов. А Знамя под камнем.
Бойцы сдвинули камень, взялись за лопаты. Вскоре откопали узел. По пуговицам да по знакам различия на петлицах определили, что это была командирская гимнастерка. Бойцы осторожно развернули сверток и увидели аккуратно сложенное алое Знамя. Полковник Петров, опасаясь повредить реликвию, не стал даже разворачивать ее.
Знамя уложили в холщовый мешок и принесли в политотдел. Только здесь, на столе, соблюдая все меры предосторожности, его развернули и прочитали вышитые на нем шелком слова.
Люди долго рассматривали полуистлевшее полотнище.
— Так вот кто ходил под ним в бой — Железная! Двадцать четвертая Железная — старейшая дивизия Красной Армии! — вырвалось у Петрова.
Вспомнили, что в самом начале войны этой дивизией командовал генерал Галицкий.
— О ней же писали в сорок первом году. Писали, что она вышла из окружения!
— Вышла, да видать не вся, — заметил начальник политотдела. — А, кстати, кто знает, что стало с ней потом?
Кто-то вспомнил, что 24-я дивизия сражалась под Сталинградом.
— Значит, Железная жива?
— Да, воюет!
— Представляю, какой для людей будет праздник! — задумчиво проговорил начальник политотдела и обернулся к Тяпину:
— Спасибо тебе, русский солдат. От всей Красной Армии спасибо!
— И еще есть одна реликвия, товарищ полковник. — Смущенный Тяпин достал из нагрудного кармана что-то завернутое в тряпку.
Полковник быстро развернул сверток, и все увидели орден Красного Знамени.