— Может, разведку выслать? — предложил Клочков.
Барбашов задумался. Разведка, бесспорно, была бы полезна. Но ему не хотелось терять светлое время. Он все еще сердился на сержанта за то, что тот так поспешно увел отряд с дороги на Воложин, и потому сказал:
— Разведку высылать не будем. Она займет много времени. А вот в дозор одного кого-нибудь послать можно.
Клочков сейчас же выслал вперед Ханыгу. Отряд снова двинулся в путь. Прошли еще с полкилометра. Гарью запахло сильнее, будто горело совсем неподалеку. Бойцы чувствовали это и заметно волновались. Они то и дело останавливались. Оглядывались по сторонам. Прислушивались к лесных шорохам. Лица их были насторожены.
Вдруг впереди затрещали кусты и кто-то во весь дух бросился бежать в глубь леса. Барбашов едва успел разглядеть мелькнувшие среди листьев светлые волосы беглеца. Следом за ним устремился выскочивший из-за кустов Ханыга.
«Кто это? Свой? Чужой?» — молнией пронеслась в голове Барбашова мысль. Он оглянулся по сторонам, но рядом никого, кроме Клочкова, уже не было. Напуганные неожиданной встречей под Воложином, бойцы, не ожидая команды, мгновенно рассеялись по кустам. Поначалу Барбашову это понравилось. Но уже в следующий момент ничего, кроме трусости, он в этом не увидел. И сразу же почувствовал, как в груди у него от негодования все напряглось. Его обдало жаром. Он смахнул рукавом выступивший от стыда на лбу пот и резко спросил Клочкова:
— Кто это?
Сержант недоуменно пожал плечами.
— Не разглядел. Мелькнул уж очень быстро, — оправдываясь, ответил он. — Может, из ребят кто видел?
— Ну как же! Они еще проворней его в другую сторону рванули! — вспылил Барбашов, подумав с досадой: «Какой позор! Ведь этак собственной тени будешь бояться!»
Клочков понял, чем вызван раздраженный тон командира, и, не говоря ни слова, рванулся вдруг за Ханыгой и светловолосым беглецом.
— Куда? Назад! — крикнул Барбашов, но в душе одобрил решительность сержанта. Ему всегда нравились смелые люди.
Клочков, не оглядываясь, скрылся за деревьями. Барбашов вернулся к отряду.
Бойцы лежали, изготовившись к бою. Некоторые из них уже успели замаскироваться. Чиночкин даже начал окапываться. Но, увидев возле себя Барбашова, бросил лопату и лег за куст. Барбашов быстро осмотрел позицию каждого и подошел к дуплистому суковатому дубу, у корней которого залег со своим ручным пулеметом худощавый загорелый боец с круглыми соколиными глазами. Барбашов не знал его и спросил:
— Как ваша фамилия?
— Косматых, — ответил пулеметчик.
— Откуда вы?
— С Дона.
— Точнее можете указать?
— Из Ростова.
— Сколько у вас дисков?
— Две коробки.
— Без моей команды огонь не открывать, — приказал Барбашов и уже громче добавил: — Это касается всех!
На некоторое время на поляне воцарилась тишина. Но скоро кусты в противоположной стороне зашевелились, и все увидели Клочкова и Ханыгу, несших щуплого мальчонку. Он все пытался вырваться.
— Кто это? — спросил Барбашов, когда бойцы опустили «пленника» на землю.
— Беглец, — отдуваясь, ответил Ханыга.
— Спятили вы оба! Это же пацан! — сразу повысил тон Барбашов.
Бойцы переглянулись.
— Больше в лесу не было ни души, — поклялся Клочков.
— Зачем же вы ему рот заткнули?
— Орал сильно. И кусался не хуже собаки, — объяснил Ханыга, показывая изодранные в кровь руки.
— Освободите его немедленно! — приказал Барбашов и сам принялся разматывать ремень на руках у «пленника». Ханыга помог командиру. На Барбашова в упор уставились два огромных синих глаза, застывших от ужаса.
— Ты чего так испугался? — попытался улыбнуться Барбашов и строго посмотрел на бойцов.
— Никто его не трогал, — тихо сказал Клочков.
— А почему же он весь дрожит?
Клочков пожал плечами.
— Додуматься надо! Ребенка так связали!
— Это черт, а не ребенок, — заворчал Ханыга. Но Барбашов оборвал его.
— Как тебя зовут? — спросил он, обращаясь к «пленнику».
Парнишка молчал.
— Да ты не бойся. Мы ведь свои, — ласково проговорил Барбашов и потрепал парнишку за вихры.
— А вы не с самолета? — спросил неожиданно мальчик.
— С какого самолета? — не понял Барбашов.
— Не знаю…
— А чего же спрашиваешь — усмехнулся Барбашов.
Пацан часто-часто заморгал.
— Когда он прилетал, этот самолет? — снова спросил Барбашов.
— Сегодня. Совсем недавно, — ответил парнишка и вдруг заплакал. — Я не знаю, дяденька, с какого самолета. Только прыгнуло на парашюте много наших красноармейцев и пришли к нам в село. Мы обрадовались. А они как начали палить из пулеметов! Всех побили. Кольку, брата мово, убили. Леньку убили прямо в живот. Деда Серегу тоже убили. Потом стали в окна гранаты кидать и крыши поджигать. К нам в дом две гранаты швырнули. А там батя с маманькой печку мазали. Я еле удрал в лес. Они стреляли по мне и гнались за мной. А я убег. Скажите, дяденька, зачем красноармейцы своих били?
У Барбашова лицо покрылось испариной.
— Это не красноармейцы…
— А кто же? — заморгал мальчишка. — И пилотки, и звездочки, и значки на гимнастерках — все, как у вас…
— А говорили-то они по-русски?
— Я не слышал. Они стреляли…
— Сволочи! Что вытворяют! — вспыхнул Барбашов.
— Дяденька, а наши скоро придут? — снова всхлипнул парнишка. — Может, мне их тут, в лесу, обождать?
Барбашов положил руку парнишке на плечо и притянул его к себе. Ему до слез вдруг стало жаль этого синеглазого человека, жизнь которого дала такой неожиданный и крутой поворот. Парнишка уже перестал бояться и теперь смотрел на Барбашова с нескрываемой надеждой, отчего на душе у старшего политрука становилось еще тяжелей.
— Не плачь, дорогой. Придумаем, что тебе делать, — сказал в конце концов Барбашов и сам задал вопрос парнишке:
— Это ваше село горит, дымом пахнет?
— Наше, — размазывая кулаком слезы, ответил пацан. — Только от него ничего уже не осталось. Я на дерево влез, посмотрел, а там одни трубы торчат.
— А как оно называлось?
— Петряково.
— Не плачь, — снова погладил по голове мальчика Барбашов. — Сам жив остался — это уже хорошо. А село, время придет, еще не такое построим. — Он достал карту и очертил на ней синим карандашом круг.
— Не говорил ли я вам, что под Воложином мы напоролись на десант? — обратился Барбашов к бойцам. — Ведь это ясно, как дважды два — четыре: здесь действует лишь несколько групп. И нам, конечно, не бежать надо было, а вступить с ними в бой и перебить всю эту сволочь.
— Так ведь кто знал, сколько их там, — обиженно проговорил Клочков, понимая, что упрек командира в первую очередь относится к нему. — И опять же, не о себе была забота…
— О себе не о себе, а они вон что творят, — не стал слушать его Барбашов и снова углубился в изучение карты.
Обстановка по-прежнему оставалась неясной. Но в одном Барбашов уже не сомневался. Захватив Петряково, немцы наверняка возьмут под контроль весь район в излучине реки. Иначе им не было никакого смысла выбрасывать десант на этой узкой полосе, зажатой между болотом и лесом. И хотя Барбашов никак не предполагал, что через день по этой полосе, как по коридору, с грохотом ринутся на восток сотни немецких танков, чутье подсказывало ему, что продолжать движение в выбранном направлении отряду дальше нельзя. Но и сворачивать ему не хотелось. И он невольно задумался, стараясь найти наиболее удобный вариант решения. Бойцы молчали. Только Клочков вполголоса успокаивал мальчишку:
— Не реви, парень, всякое в жизни бывает, — с мягкостью, какой раньше Барбашов никогда у него не замечал, говорил Клочков. — Я вот тоже без родителей вырос. Твоих немцы, а моих белые побили. Слыхал небось, был такой Колчак? Засек он, зверь, стариков моих насмерть.
Парнишка судорожно всхлипывал.
— Не реви, — снова проговорил Клочков. — Еще, может, твои и живы остались. Граната, она, знаешь, штука глупая. Шуму от нее много, а толку другой раз и на волос нет. Только ты в село все одно не ходи. Там наверняка засада. А что, Мыкино далеко от вас будет? — спросил неожиданно Клочков.
— Вниз по реке. Десять километров, — безучастно ответил мальчишка.
— Вот оно что… А я-то думаю… Так бывал я в этих местах на учениях, — вспомнил Клочков. — Бывал, бывал в прошлом году. Стало быть, если Вишнево тоже у немцев, значит, они нас обложили.
— Как раз ничего не значит, — решительно возразил Барбашов. — Какое может быть кольцо, когда перед нами всего лишь отдельные группы врага? Да и далеко ли они продвинулись? До Воложина? А мы обойдем их за Першай, за Раков, выйдем к Лиде через Ивье и все равно пробьемся к дивизии.
— Вот именно — пробьемся, — повторил Клочков и замолчал.
Барбашов подошел к мальчишке, положил руку ему на плечо и сказал:
— В село, точно, ты сейчас не ходи. Но и в лесу тебе тоже делать нечего. Я не знаю, когда придут сюда наши. Может, завтра. А может, через неделю. Но в лесу их ждать не стоит. Есть у тебя какие-нибудь родственники в этом краю?
— Есть. Тетка. В Сосенке.
— Это за Молодечно?
Парнишка утвердительно кивнул головой.
— А ты бывал у нее?
— В прошлом лете.
— А теперь найдешь туда дорогу?
— Найду, — уверенно ответил парнишка.
— Вот и шагай в эту самую Сосенку. Я бы взял тебя с собой, но мы пойдем в другую сторону. Харчей на пару дней тебе сержант даст, а дальше добывай сам.
Клочков с готовностью исполнил приказание командира. Барбашов на прощание еще раз потрепал парнишку за вихры, и они разошлись. Парнишка — в Сосенку, бойцы — на поиски дивизии.
КОЛЬЦО СУЖАЕТСЯ
Солнце поднялось над деревьями нежаркое, тусклое, словно еще не успело накалиться, и сейчас же лес наполнился десятками далеких и близких, больших и малых голосов. Прошелестев листьями, мягко упала в осоку срезанная бобрами осина, прокатился басовитый раскат орудийного выстрела, и тотчас все это утонуло в нарастающем, напористом гуле, несущемся с неба. Бойцы останавливались и, заглядывая в просветы между деревьями, с любопытством смотрели в синеющую высоту. Гул несся с востока.