Сразу после боев за Одессу командарм Петров взял в штарм майора А. И. Ковтун-Станкевича, сказав мне тогда: "Тут он очень пригодится!"
Майор Ковтун был в штабе едва ли не самым старшим по возрасту. Он участвовал в гражданской войне, в двадцатые годы служил начальником штаба кавалерийского полка, а затем лет пятнадцать работал в сельском хозяйстве: был директором совхоза, директором МТС. Но перерыва в службе у него как-то не чувствовалось: очевидно, помогал старый военный опыт в сочетании с богатым житейским. Инициативный и решительный, быстро схватывающий и трезво оценивающий обстановку, он стал исполнять обязанности офицера для особых поручений.
Когда положение на севере Крыма стало очень напряженным, Ковтун, имея в своем распоряжении отдельный разведбат Чапаевской дивизии, отвечал за прикрытие армейского КП. С этим батальоном он первым из штаба армии прибыл в Севастополь и, выполняя задание командарма, немедленно приступил к развертыванию передового командного пункта на Мекензиевых горах, в районе кордона Мекензи № 1.
На картах значились еще два кордона Мекензи, а также хутор Мекензия. Как объяснили моряки, все эти названия произошли от фамилии адмирала, который в давние времена, при зарождении Севастополя, имел касательство к строительству всяких флотских служб на берегу Северной бухты. Должно быть, кордоны Мекензи играли тогда роль каких-то застав, а теперь оставшиеся от них старые дома были просто ориентирами на местности.
Считая район Мекензиевых гор ключевой позицией на ближних подступах к Севастополю, генерал Петров поехал прежде всего туда. Майор Ковтун, успев разобраться в обстановке и установить связь с оборонявшимися на этом направлении батальонами и отрядами, уже подготовил рекомендации о первоначальных мерах по упорядочению управления ими. И первые боевые распоряжения в качестве командующего СОР генерал Петров отдал именно там, причем писал их, как не раз делал это и под Одессой, прямо на картах комбатов.
Оборона была пока весьма неплотной, на передовой о нетерпением ждали свежих сил. Но с Мекензиевых гор Иван Ефимович вернулся повеселевшим, воодушевленным. Он с удовлетворением говорил о боевом настроении людей, с которыми там встретился. Потом я слышал от морских пехотинцев, как их, в свою очередь, обрадовало появление на переднем крае армейского генерала.
По моим наблюдениям, моряки, вставшие на защиту Севастополя, вообще очень хорошо встречали сухопутных командиров и подчинение им принимали с радостью, очевидно сознавая, сколь это важно для успеха боев. Подтверждение этому я нашел и в авторитетном флотском документе, познакомиться с которым имел случай впоследствии. Начальник Главного политуправления Военно-Морского Флота армейский комиссар 2 ранга И. В. Рогов, прибывший в те дни в Севастополь, телеграфировал наркому ВМФ: "Характерно отметить, что краснофлотцы, отобранные в морскую пехоту, просят назначить командиров, знающих сухопутные операции".
На Мекензиевы горы И. Е. Петров наметил поставить Чапаевскую дивизию, в стойкость которой очень верил. Дивизия была еще в горах, но капитаны Безгинов и Харлашкин — они вслед за Ковтуном осваивали этот сектор — заранее получили задание быть готовыми встретить чапаевцев и провести на предназначаемые им участки.
На этом же направлении занял огневые позиции уже прибывший 265-й, богдановский, артполк. Временно, пока отсутствовали начарты дивизий, майор Н. В. Богданов был облечен правами старшего артиллерийского начальника на всей северной половине Севастопольского обвода.
Познакомившись мало-мальски с обстановкой, мы сели вместе с Иваном Филипповичем Кабалюком за подготовку боевого приказа по Севастопольскому оборонительному району. Он был подписан командующим СОР И. Е. Петровым, членом Военного совета М. Г. Кузнецовым и мною как начальником штаба в ночь на 6 ноября. Приказ требовал объединить действия всех частей и отрядов и определял порядок боевого управления ими.
Силы были все те же — прежний Севастопольский гарнизон плюс прибывшие к тому времени артполки. Резерв оборонительного района составляли отряд береговой обороны и разведбат Чапаевской дивизии. Об остальных наших силах, хотя штаб, конечно, имел уже примерный план расстановки их на рубежах, говорилось в приказе единственно то, что только и можно было тогда сказать: "Части Приморской армии с тяжелыми боями продвигаются на Севастополь".
Приказ подтверждал существовавшее деление территории СОР на секторы, подчеркивал важную роль секторного звена в управлении силами обороны. Однако поставить во главе каждого сектора опытного общевойскового командира мы еще не могли — приходилось ждать наших комдивов. Только в первом секторе прежнего коменданта, по званию капитана, сменил два дня спустя полковник П. Г. Новиков, освободившийся от своих временных обязанностей в Ялте.
* * *
Шестого и седьмого ноября положение было напряженнейшим. Враг расширял фронт атак, явно рассчитывая не тут, так там прорвать нашу оборону, пока она еще не окрепла, пока не соединились Севастопольский гарнизон и Приморская армия.
Отбиться любой ценой и выиграть время — к этому сводилась ближайшая задача.
В такой обстановке настудила 24-я годовщина Великого Октября. Несмотря ни на что, праздник чувствовался. Из Москвы, под стенами которой также шли бои, транслировалось торжественное заседание… А наутро, как обычно, только в более ранний час, состоялся военный парад на Красной площади. Его не ждали, о нем не было и мысли: ведь Москва сделалась прифронтовым городом. Но парад состоялся, на Красной площади выступил перед войсками И. В. Сталин… Что значил в тот момент самый этот факт, трудно передать. Октябрьские дни сорок первого года незабываемы. Они прибавили людям сил для борьбы с ненавистным врагом, укрепили уверенность в нашей победе,
Под Севастополем день 7 ноября ознаменовался активными действиями морской бригады полковника Вильшанского. Ей приходилось держать оборону почти на десятикилометровом фронте. На значительной части этого участка было пока относительно спокойно, но командование бригады имело смутное представление о том, какие неприятельские силы ей противостоят. А когда собственные боевые порядки жидковаты и огневых средств мало, особенно опасно плохо знать конкретного противника. Чтобы познакомиться с ним поближе, была предпринята разведка боем пятью усиленными ротами. Причем им, помимо основательного прощупывания противника, ставилась задача улучшить позиции бригады захватом трех высот между Бельбеком и Качей. Так как у Вильшанского своей артиллерии не было, короткую артподготовку произвели одна береговая батарея и одна из богдановского полка.
Враг такой активности от нас явно не ожидал. Атакующая группа, действуя решительно и напористо, заняла все три высоты (одной немцы через несколько часов овладели вновь), истребила свыше 200 гитлеровцев, захватила пленных и трофеи, в том числе 3 орудия, 10 минометов, 20 пулеметов. Нелишне сказать, что сама морская бригада имела на тот день 29 пулеметов, считая и ручные.
Было установлено: на этом участке находятся части 132-й немецкой пехотной дивизии и 5-й мотополк румын; добыты и другие полезные сведения о противнике. "Большая разведка" показала, как можем мы бить врага при всем его численном и техническом перевесе.
А на центральном участке передового оборонительного рубежа, в районе Черкез-Керменского опорного пункта, 2-й и 3-й морские полки весь день отбивали ожесточенные атаки гитлеровцев. Становилось все очевиднее, что враг стремится расчленить наш фронт, пробиться к Северной бухте.
Несмотря на поддержку морской пехоты береговыми батареями, несмотря на то, что расчеты дотов и дзотов — правда, тут их было немного — держались до последнего, 6 ноября немцы заняли Шули (Терновка), Черкез-Кермен (Крепкое) и соседнюю высоту Ташлык. Высоту батальон 3-го морского полка отбил контратакой, но вернуть остальные позиции не хватило сил. Передового опорного пункта на восточном направлении фактически больше не существовало.
К вечеру 6 ноября у нас появилась возможность усилить, оборону долины Кара-Коба только что вышедшим к Севастополю — впереди остальных частей Чапаевской дивизии — 31-м Пугачевским стрелковым полком подполковника К. М. Мухомедьярова. Полк был невелик, нуждался в доукомплектовавши и приведении в порядок после тяжелого марша. Но ввести его в. бой понадобилось уже на следующее утро. Полк помог морским пехотинцам остановить здесь противника.
Однако левее по фронту немцы вновь продвинулись. Во второй половине дня 7-го в их руках оказался хутор Мекензия, расположенный в восьми километрах от Северной бухты.
Обеспокоенный ухудшением положения на Мекензиевых горах, И. Е. Петров выехал на передовой КП, где по-прежнему находился Ковтун. Иван Ефимович хотел на месте удостовериться, что следует направить именно туда 7-ю бригаду морской пехоты, которая в эти часы сосредоточивалась на Корабельной стороне.
Бригада была "коренной" севастопольской. Около месяца назад ее сформировали из моряков-добровольцев с кораблей и из береговых подразделений главной базы и считали основным войсковым прикрытием города. Но когда гитлеровцы прорвали Ишуньские позиции, командование войск Крыма потребовало отправить бригаду туда вслед за нашими дивизиями. Там она поступила в подчинение командарму Приморской и потом вместе с армией начала обратный марш к Севастополю, хотя из-за перебоев в связи иногда выбирала путь самостоятельно. В ночь на 7 ноября основную часть бригады приняли на борт в Ялте высланные из Севастополя эсминцы, а небольшой "отряд с командиром во главе выходил в это время горными тропами в Байдарскую долину.
Так 7-я бригада морской пехоты, поредевшая, но все же насчитывавшая без малого две тысячи бойцов, вернулась в Севастополь. Командовал ею полковник Евгений Иванович Жидилов, черноморский ветеран под стать Моргунову и Кабалюку: он тоже пришел в эти края двадцатилетним командиром взвода, когда освобождали Крым от врангелевцев.
Еще не познакомившись с командиром бригады, я узнал ее комиссара — Николая Евдокимовича Ехлакова. Прибыв с теми батальонами, что шли из Ялты морем, он, не дожидаясь комбрига, явился к нам на КП — коренастый, широкоплечий, в кубанке и армейской шинели, из-под которой виднелся стоячий синий воротник морского кителя, а черные флотские брюки были заправлены в пехотные кирзовые сапоги.