Как он когда-то забрал первое у Зигмар Швайцер. Они с Алисой постоянно были рядом, шли по одним и тем же тропам, совершали схожие поступки. Два вора, две заблудшие души. Два — плохое число. Два — это к трагедии…
Алиса тем временем коротко рассказала, что увидела в ту ночь, опустив тот факт, что примчалась она в эту квартиру по наводке Якоба, которого каким-то образом ненадолго выдернула с того света. Но Люк и не спрашивал. Как сетовал недавно Анри, его редко интересовали причины. Да и у него тоже в запасе имелись таинственный Сен-Симон и существование четвертого зеркала. Но пока следовало держать язык за зубами. Сначала ему надо было понять что-то для себя.
— Я пытался через них понять, куда они все уходят, — рассеянно пояснил он. — Но без толку.
— Тогда забирай и это, — кивнула она в сторону украденного зеркала. — Я и без них мертвецов вижу.
— Ну еще бы, ты же в морге работаешь, — не удержался Люк от плоской шуточки.
— Очень тонко подмечено.
— И что ты видела в нем?
Пока зеркало не показывало ничего сверхъестественного.
— Как умерла Галонске, — напряженно ответила Алиса. — Это произошло на моих глазах, и она почти сразу уставилась на меня из зеркала. Потом исчезла с жутким криком, и это был конец. Нет покорности своей участи и умиротворения, люди врут. Только жуткий, экзистенциальный страх перед тем… что придет после.
— Интересно, — пробормотал Люк. — Мои зеркала показывают будущих и бывших покойников. А твое, выходит, то, как уходят здесь и сейчас.
Там что-то отразилось, но в полумраке было непонятно, то ли это они, то ли кто-то еще… Они уже не смотрели, ища ответы в лицах друг друга.
Сейчас Люк с Алисой напоминали друг другу старых друзей. Вдруг возникло ощущение, что они уже не раз сидели так в полутьме, невероятной близко, а может, и всегда…
После короткой паузы он неловко поинтересовался:
— Значит, ты все так же… интересуешься?
Это прозвучало так, словно они были парочкой извращенных коллекционеров, которые встретились спустя много лет и теперь осторожно выясняли, сохранили ли они свои пристрастия.
— Мне кажется, мы должны узнать, что там. Но я не очень понимаю, если честно, что мне со всем этим делать… одной, — ее брови напряженно сошлись в тонкую линию. — Я просто вижу смерть. Везде. Она идет за мной по пятам, как навязчивая подружка. Будто меня куда-то упорно тыкают носом всю жизнь, а я все не понимаю.
И Алиса раскололась, как и в прошлый раз. В глубине души она только и ждала нового случая, когда сможет говорить с Люком и поверять ему тайну за тайной. Поэтому она здесь. Что зеркала? Очередная маска, как и письма.
…О которых, кстати, они ни словом не обмолвились.
Люк слушал ее, все так же глядя на их отражение. Предчувствие чужих смертей, кладбищенский шаффл, приветы и ответы из мира мертвых. Постоянное ощущение присутствия некой другой реальности, которое с каждым годом становится сложнее игнорировать. И, наконец, собственный страх и отчаяние, оттого что она не знает, как найти этому иррациональному потоку место в ее жизни. Его не получалось вписать в структуру строгой логики, по которой она творила свои границы познания.
Все схемы рушились. Тьма выползла из области вне поля зрения.
Алиса не выдержала и сжала изо всех сил переносицу. Ей хотелось слегка ее надломить, чтобы не распсиховаться окончательно. Это нарастает — капля за каплей, — и однажды наступает замыкание и чернота. Никто не сделан из камня, даже девушки из морга.
Тогда Люк приобнял ее невесомыми руками и уронил их меж прядями ее спутанных волос:
— Тихо, тихо, ш-ш-ш. Я понимаю тебя. Знаю, что они все рядом. Только ты видишь больше, чем мы все. Это не сумасшествие. Назовем это особой точкой зрения.
В этот момент ей очень хотелось врасти в его кожу. Потому что это было ее место — где-то под его сердцем, рядом с пошловатой татуировкой All I loved, I loved alone. Но вместо этого пришло только смущение от своей слабости.
— Покажешь мне другие зеркала? — спросила она, отстраняясь.
— Запросто.
Он встал, подхватил ее зеркало и повел Алису на третий этаж.
— Я не помешала?
— Да кто же мне может помешать… Я как Рапунцель. Сижу в башне и плету косички, — привычно отшутился он.
Миновав пролет второго этажа, они остановились у двери в мансарду. Люк отпер ее и посторонился. Это было огромное помещение с низким скошенным потолком и двумя круглыми окнами. Свет плохо проникал сквозь грязные стекла, но того, что попадало, было вполне достаточно.
Посередине стояли два зеркала. По сравнению с трофеем от Галонске они были довольно большие и массивные. Под мышкой их точно не утащишь. От них веяло другой эпохой: об этом говорили особая потертость и слегка вогнутая форма, отливающая синевой. Все три зеркала объединяли деревянные плашки вверху рамы с тем самым геометрическим узором и загадочными небесными светилами над ними.
Люк прислонил ее зеркало к стене и оглядел его уже при тусклом свете. С виду оно походило на остальные, только рама из чугуна или схожего металла. Запоздало Люк вспомнил намек Сен-Симона на его абсолютное право владения:
«На ножке выжжено мое имя. Правда, на греческом…».
Надо признаться, именно эту часть зеркал он никогда особо не рассматривал. Пока Алиса знакомилась с его главными сувенирами, он воспользовался паузой, чтобы проверить слова Сен-Симона.
Зеркало Галонске было самым маленьким, перевернуть его не составило труда. На левой ножке действительно виднелись нечеткие царапины: Θάνατος.
Может, это и был греческий, однако это могло означать что угодно.
Люк поковырял находку пальцем и вернул зеркало в первоначальное положение.
«…греческий купец Ставрос Онассис перепродал эти зеркала парижскому мебельному салону…» — гулким эхом прозвучал в его голове голос Йорга.
Что там написано? Онассис? Но при чем тут Сен-Симон? Родственник? Потомок?
— Нужно проверить эти буквы, — вслух сказал он.
Алиса обернулась, вопросительно уставившись на него.
— Помоги-ка мне положить другие на пол…
Они опустили зеркало Зигмар, а за ним и Генриетты. Люк склонился над ножкой каждого и увидел то же самое.
— Читаешь по-гречески? — спросил он у Алисы.
— Нет. Но поняла, что ты имеешь в виду. Это похоже на клеймо. Только из-за царапин не разберешь толком…
Она сдула с лица прядь и выпрямилась. Люк остался на полу, все еще пытая символы взглядом.
— Я хочу понять, по каким законам все это взаимодействует и куда они уходят в отражениях.
— Куда-то далеко, — рассеянно ответил Люк, продолжая тщательно осматривать зеркала. — Все это вообще очень и очень далеко. Хотя иногда ближе, чем кажется…
Он нес какую-то бессмыслицу.
И в этот момент созрело решение: нужно наведаться к Сен-Симону, раз тот не может нормально объяснить все по телефону.
Если Алису интересовали чуть ли не философские вопросы творения, то ему нужно было знать только где входы и выходы. В зеркалах все наоборот: жизнь — это смерть. Отразишь смыслы — обратишь вспять умирание.
«Не сейчас, не сейчас. Еще есть Алиса и музыка. Значит, еще рано», — с птицей взвившейся паникой в груди думал он.
Все сбилось из-за ее прихода. Смиренное ожидание смерти вдруг сменилось суетой и страхом оказаться там так рано…
— Я могу немного поизучать их? — спросила она, вглядываясь в каждое зеркало по очереди.
— Да ради бога… Вот тебе мои наблюдения за эти годы: они отображают мертвых и нас. Иногда там кто-то ходит. Я видел, как прогибаются половицы, — с этими словами Люк постучал по полу ногой. — Я смотрел в них, сидя вон у той стены. Пару раз в том мире кто-то… был.
Ее брови поползли вверх. Живущая в мракобесии Алиса одновременно страдала токсичным скепсисом, и это забавляло.
— А по ночам из них вылезает волосатая лапа и требует денег! — страшным голосом рявкнул Люк ей в ухо.
От неожиданности она подпрыгнула.
— Да ну?
— Ну, про волосатую лапу я наврал. Хотя это вполне мог бы быть Анри…
Шуточки Люка имели особенность веселить и раздражать одновременно.
— Да не знаю я, что тут творится в темноте, — пожал он плечами. — Не думаю, что что-то особенное. Это для нас день и ночь имеют смысл. Периодически одно из зеркал перестает меня отражать. Но это, пожалуй, и все.
Внезапно в зеркале Генриетты Лаубе что-то изменилось. Сначала они сами не поняли, что увидели — изменение было практически неуловимым.
Затем до них дошло, на что они смотрят. В отражении между ними упала чья-то большая тень. Кто-то высокий и крупный встал рядом с ними по ту сторону стекла. Они находились в комнате не одни.
«Нас трое».
Алиса перевела взор на то место, где предположительно должен был находиться этот третий. Люк настороженно повернул голову вслед за ней. Но никого не было.
Это все там.
— Кто это? — одними губами вопросила она.
— Не знаю…
Некто подобрался к ним очень близко и слушал все их разговоры…
Не сговариваясь, оба двинулись к двери. Алиса вышла первой, и колышущийся ужас жил своей жизнью где-то в солнечном сплетении. Краем глаза она следила за Люком: тот спешно запирал дверь, выглядя не менее напуганным. Они чувствовали себя как дети, обнаружившие под кроватью монстра, в которого не верили.
— И… ты не боишься жить один в этом чертовом доме, с этими жуткими зеркалами?
Люк перевел дух и буркнул:
— Это просто маленькие окна в другой мир, живущий по искаженным законам.
— Откуда ты знаешь? Где окна, там и двери, — сформулировала она странную мысль.
— Послушай, мертвым уже ничего не нужно. Это только мы тут дурью маемся, — сказал он с еле заметным разочарованием.
Алиса глядела в лестничный пролет, по-прежнему не в силах двинуться с места. Минуту назад она стояла у телескопа, направленного на пугающую загадку.
Но страх — это всего лишь недостаток информации.
Люк бездумно перебирал связку ключей. Если и ехать к этому Сен-Симону, то сейчас… Откладывать в его случае ничего нельзя.