— Так, слушай…
— Я пойду тогда.
— Я не об этом. Можешь остаться у меня, — предложил Люк, глядя на нее исподлобья. — Заодно поизучаешь свои зеркала, если не боишься. Пардон, мои зеркала.
Если по-хорошему, то надо бы вытурить ее, чтобы ничего не произошло…
«Ив права, тряпка. Но что-то уже началось…».
— Ну так как?
Его вопрос прозвучал совершенно естественно.
— Спасибо за приглашение.
— А мне нужно в студию. Вернусь завтра после обеда. Наверное… Пользуйся моей спальней и ванной, больше в этом доме нигде мебели нет. Извини.
С этими словами он махнул ей и вихрем слетел по лестнице. Раздались несколько громких хлопков дверей и звук выезжающей со двора машины. Алиса осталась стоять на лестничной площадке со связкой ключей, которую он сунул ей мимоходом. Вот так запросто ее занесло к Люку Янсену во второй раз.
Пока Люк не чувствовал себя смертельно больным, несмотря на кашель и боль в ребрах. Временами он вообще забывал о том, что у него последняя стадия рака.
«Когда выходит время? Как его почувствовать? Что это, в принципе, такое и почему люди так за него цепляются?» — отстраненно размышлял он с тех пор, как уехал от Ингрид.
Он только понимал, что у него времени нет. Это как внезапное банкротство. У тебя был миллион, но в какой-то момент списали всю сумму. Ты все еще живешь, дышишь, но за тобой ноль. Тогда вдруг понимаешь, что, оказывается, кто-то вел за тебя непонятный счет. Этот же некто сделал тебя в один момент нищим.
«А что такое рак? — продолжал он болтать с самим с собой. — Почему какая-то дрянь жрет тебя понемногу всю жизнь, но потом внезапно решает сгрызть в один миг? Лучше бы меня и дальше обгладывали. Я, может, и не заметил бы разницы…».
И Люк делал самую бесполезную вещь в этой ситуации — напрягал свою память. Как получилось, что он был болен уже долгое время, но заметил это только сейчас? Проблемы с дыханием у него имелись всегда, в детстве он переболел практически всеми легочными заболеваниями. В последние годы это сказывалось и на пении. Вживую, без автотюна и акустических примочек, его голос рано или поздно начинал скатываться в немузыкальный сип, который он компенсировал криком. Можно сказать, что большинство песен он орал, потому что выводить соловьиные рулады в туре уже не получалось. В груди давно что-то неприятно сжимало и давило, но пока руки-ноги гнутся, то к черту врачей. Кашель он списывал на вечный бронхит.
«Рак — это вор. Он украл мое время и подсунул вместо него метастазы».
Ингрид выписала ему кучу убойных обезболивающих, но иногда и они не помогали. Все чаще Люк вскакивал посреди ночи и несся в туалет, чтобы сплюнуть в раковину пенящуюся кровь. Было странно наблюдать, как она стекает к сливу, оставляя на белой поверхности умывальника яркий след. В такие моменты ему казалось, что он не до конца проснулся.
Еще Ингрид предлагала ему лечь в больницу и провести курс химио- и лучевой терапии, которые могли помочь облегчить симптоматику, но он сознательно отказался. Судя по анализам, рак уже задел поджелудочную железу и желудок, да и шансов на выздоровление на четвертой стадии практически нет. Это будет трата времени, которое и без того стремилось к той самой пугающей отметке.
Ноль.
Это даже не цифра.
Это философский символ пустоты.
Это ничто, которое попытались увидеть, заключив его в кольцо.
В больнице он не смог бы дописать альбом, а это сейчас было важнее всего на свете. Поэтому Люк выбрал другой рецепт оздоровления — мало сна и много кофе. Так удавалось хотя бы чуть-чуть обогнать утекающее время. Он станет нулем через месяц-другой, а может, ему повезет и выйдет даже полгода, но этот альбом должен быть закончен раньше.
Большинство песен написано за две с половиной недели как под диктовку. Недавно он снова начал репетировать вместе с группой, сживаясь с новыми мелодиями. Ребята замечали, что Люк выглядит как засохшее дерево, но воспринимали это иронично.
«Может, тяпнешь витаминку? И покачался бы в зале…».
Но новый материал всем понравился. Они будто снова стали Inferno № 6 начала двухтысячных — просто парнями, желающими делать классную музыку, и та вдруг стала выходить лучше, чем когда-либо. Задумка Люка начинала обретать душу, которую ткали они все по струнам, граням разномастных медиаторов и черно-белым клавишам. А когда подключались ударные, песни начинали жить своей жизнью. Все в мире имеет свой темп — от стука сердца до капель падающего на землю дождя.
В эти моменты Люк забывал, что болен, музыка заменяла ему легкие.
Работа напоминала пьяный экстаз.
Парни улыбались друг другу, чувствуя, что Inferno словно перерождается.
— Это похоже на те давние времена, когда наша студия звукозаписи была в помещении бывшего склада, обклеенном для звукоизоляции картонными упаковками от яиц, — хохотнул басист. — Ни хрена у нас не было, но все шло само…
Только один раз в жизни Люк написал костяк альбома за две с лишним недели — после смерти Сабрины. Тогда это нужно было отдать с болью и больше к этому не возвращаться.
Эта музыка получалась другой.
«Я как будто сам себя перерос…»
После того, что было сказано Анри, Люк побежал в их офис на Потсдамер-платц и перевернул весь шкаф с контрактами. Узнав о финансовой поддержке Сен-Симона во времена, когда группа была фактически при смерти, Люк почувствовал, что где-то крупно облажался. Его извинением могло быть, что он в принципе никогда не заботился о предпринимательской стороне их деятельности. Да и никто из них. Без Анри Inferno № 6 обращались с деньгами как попало — наспех делили гонорары и тут же пропивали их в каком-нибудь адском притоне…
Анри сделал больше чем раскрутку: он превратил их музыкальные скитания в отлаженный бизнес и взял под контроль все расходы и доходы. Но что самое интересное — никто так и не поинтересовался, откуда взялись деньги пять лет назад и что вообще происходит. Люк всегда доверял Анри. Все-таки это была дружба или ему хотелось думать, что в их отношениях кроме зубоскальства осталось какое-то ее подобие.
Ну, в этом имелся и здравый смысл.
«Потому что вы — творческие и невменяемые придурки. А кому нужно ваше искусство, если вы не умеете его продавать?» — отчитывал их Анри, а они в ответ мычали и шмыгали носами.
Все слушались страшного менеджера. Без него ничего не было бы, а остальным в глубине души всегда хотелось успеха, признания и денег.
Анри слегка удивился, обнаружив, что Люк устроил бардак в документах, но помог ему найти то, что он просил, — несколько потрепанных контрактов от фонда Этьена Сен-Симона, где обговаривались условия спонсирования.
Никаких зацепок в тексте не обнаружилось, все выглядело как благотворительность, поддержка талантливых алкоголиков. Сен-Симон даже оплатил лечение ударника и несколько курсов реабилитации для Люка в самом начале.
— Он помог и с контактами. Чувак знает почти всех в сфере искусства и бомонде. Именно так мне удалось реанимировать тебя через заказные интервью и рекламные кампании, а дальше само пошло. Видишь ли, дружок, у меня чуйка на то, что люди схавают. Лично мне показалось странным в благотворительности твоего фаната то, что он не потребовал никаких процентов с продаж альбома, который проспонсировал. Он вообще ничего не попросил. Я не верю в бескорыстие, но списываю его на экстравагантность Сен-Симона.
Однако поход в офис все-таки кое-что дал. Люк заполучил контакты странного коллекционера и повод для визита.
«Сен-Симон был рядом столько лет. Он знал меня, да и нас всех. И если концы двух разных историй вдруг так хорошо сошлись, это не может быть совпадением. Он связан и с зеркалами, и со мной. Вопрос: зачем ему это надо?..».
Алиса, вероятно, впуталась во все это случайно. Если у нее тоже какой-то интерес, получится очень смешно. Но выкинуть ее вместе с зеркалом из своего дома он не смог. Так что… если она еще там, то пусть немного поживет в черноте его стен…
Люк записывал в студии вокальные партии, между делом размышляя, как преподнести свой визит. Согласно контактным данным, Сен-Симон жил в Париже, но в их базе данных также был зарегистрирован отдельный адрес под Потсдамом. И Йорг об этом упоминал.
Последнее, что сделал Люк перед поездкой, — проверил его в Сети. Как приговаривал Анри? «Ничто не характеризует человека в наши дни лучше, чем интернет».
Этьен Сен-Симон был достаточно загадочной личностью. Почти нигде не светился, но периодически давал о себе знать, спонсируя различные выставки, а также финансируя молодых писателей. С его именем была связана широкая сеть европейских фондов, которые раздавали гранты и проводили различные творческие мероприятия. Он был «отцом» современного искусства. В этом контексте его денежная подпитка Inferno № 6 выглядела чуть более понятной.
Вокруг его персоны ходило множество слухов и домыслов. Одни утверждали, будто он купил всю планету; другие говорили, что он выходит по ночам пить кровь пьяных шлюх. Наиболее конкретная фраза о нем звучала так: «Он до неприличия богат».
Очередная ночь в студии пролетела незаметно. Люк выпил бочку кофе, сел в машину и выехал чуть свет на шоссе, ведущее в пригород. Перед рассветом опять прошел дождь. В воздухе витал легкий запах озона, и в шелестящих на ветру листьях звучало лето. Перед ним расстилался путь, обещающий раскрыть секреты жизни и смерти.
If you are the dealer, I’m out of the game.
If you are the healer, it means I’m broken and lame.
If thine is the glory then mine must be the shame.
You want it darker — we kill the flame.
Если ты сдаешь карты, то я — вне игры.
Если ты лекарь, то я увечен и покалечен.
Если твоя участь — слава, тогда моя — позор.
Ты хочешь больше тьмы — мы затушим пламя.