— Она же меня терпеть не может.
— Это верно, сэр.
— Я ей как кость в горле, это общеизвестный факт. Ума не приложу, в чем тут дело, но всякий раз, как наши с тетушкой Агатой дорожки сходятся, я рано или поздно попадаю, мягко говоря, впросак, и она заносит над моей головой карающий топор. Кто я в ее глазах, как не жалкий червь и отброс общества! Дживс, я прав или нет, как вы полагаете?
— Совершенно правы, сэр.
— И тем не менее тетушка требует, чтобы я отменил все ранее назначенные встречи и летел на всех парах в Вуллем Черси. У нее наверняка какие-то гнусные расчеты, о которых нам с вами ничего не известно. У меня на сердце камень, но ответьте, Дживс, поднимется ли у вас рука осуждать за это своего господина?
— Никогда, сэр. Прошу прощения, сэр, но, кажется, звонят в дверь.
Дживс растворился в воздухе, а я еще раз вяло ткнул вилкой в яичницу с беконом.
— Телеграмма, сэр, — сказал Дживс, возникая в пространстве.
— Вскройте ее, Дживс, и прочтите. От кого она?
— Она без подписи, сэр.
— Вы хотите сказать, в конце нет имени?
— Как раз это я и стремился выразить, сэр.
— Дайте взглянуть.
Я внимательно вчитался в текст. Телеграмма была странная. Очень странная. Другого слова не подберешь. Вот что там значилось:
Запомни когда здесь появишься жизненно необходимо прикинуться незнакомыми.
Мы, Вустеры, не отличаемся быстрой сообразительностью, особенно поутру, и я ощутил тупую боль между бровями.
— Дживс, что это значит?
— Понятия не имею, сэр.
— Тут написано «когда здесь появишься». Где это «здесь»?
— Обратите внимание, сэр, телеграмма отправлена из Вуллем Черси, сэр.
— Совершенно верно. Из Вуллем, как вы тонко подметили, Черси. Это нам о чем-то говорит, Дживс.
— О чем именно, сэр?
— Не знаю. Может быть, телеграмма от тетушки Агаты, как вы думаете?
— Вряд ли, сэр.
— Верно, вы опять правы. В таком случае с полным основанием можно утверждать только то, что некто неизвестный, проживающий в Вуллем Черси, считает жизненно необходимым, чтобы я прикинулся незнакомым с ним. Дживс, но почему я должен прикинуться, что мы незнакомы?
— Понятия не имею, сэр.
— Однако, если посмотреть с другой стороны, то почему бы и не прикинуться?
— Совершенно справедливо, сэр.
— В таком случае из этого следует, что имеет место некая тайна, и только время поможет ее раскрыть. А нам, Дживс, остается лишь ждать.
— Именно это я и хотел сказать, сэр.
Я прибыл в Вуллем Черси около четырех и застал тетю Агату в ее кабинете за сочинением писем. Насколько я свою тетушку знаю, она всегда писала людям гадости, с ядовитыми постскриптумами. Взгляд, которым она меня наградила, не сиял от радости.
— А, это ты, Берти.
— Да, я.
— У тебя нос в саже.
Я усердно поработал носовым платком.
— Хорошо, что ты приехал пораньше. Хочу перемолвиться с тобой словом до того, как ты встретишься с мистером Филмером.
— С кем?
— С мистером Филмером, это член Кабинета министров. Он у нас сейчас гостит. Неужели ты не слышал о мистере Филмере? Быть такого не может!
— Конечно, слышал! — сказал я, хотя понятия не имею, что это за тип. Я плохо разбираюсь в наших политических деятелях.
— Желательно, чтобы ты произвел на мистера Филмера хорошее впечатление.
— Нет проблем.
— Оставь этот развязный тон. И не думай, будто тебе ничего не стоит произвести на мистера Филмера хорошее впечатление. Он известный политический деятель, выдающаяся личность, и его ждет великое будущее. А ты легкомысленный, никчемный и пустой оболтус. Скорее всего мистер Филмер отнесется к тебе настороженно.
Неприятно слышать такое поношение из уст кровной родственницы, впрочем, мне не привыкать.
— Поэтому здесь ты должен постараться не выглядеть легкомысленным, никчемным и пустым оболтусом. Прежде всего, ты бросишь курить.
— Ну, знаете!
— Мистер Филмер — президент Лиги противников курения. Второе: ты откажешься от употребления алкогольных напитков.
— Пропади все пропадом!
— И сделай одолжение, не вздумай заводить речь о барах, бильярдных и актрисах. Мистер Филмер будет составлять о тебе мнение главным образом из бесед с тобой.
Тут я затронул принципиальный вопрос.
— Хорошо, но зачем я должен производить впечатление на этого… на мистера Филмера?
— Затем, что таково мое желание, — отрезала тетка, бросив на меня суровый взгляд.
Не самый находчивый ответ, можно бы придумать и получше, но другого объяснения мне не дождаться, и потому я поспешно ретировался с ощущением сердечной тоски.
Я побрел в парк, и первый, на кого я наткнулся, был Бинго Литтл, провалиться мне на месте.
Мы с ним дружим, можно сказать, с пеленок. Родились в одном городке, чуть не в один день, вместе пошли в детский сад, потом в Итон и в Оксфорд, а достигнув зрелых лет, на славу покутили в добром старом Лондоне. Если кто и может облегчить крестные муки моего пребывания в этом вредоносном месте, так это Бинго Литтл.
Но как он здесь оказался, было выше моего разумения. Не так давно он женился на известной писательнице Рози М. Бэнкс, и когда я видел его в последний раз, он готовился ехать с женой в Америку, куда ее пригласили читать лекции. Отлично помню, как он проклинал все на свете, потому что из-за этого путешествия придется пропустить скачки в Аскоте.
И как ни странно, он сейчас находился здесь. Мне не терпелось увидеть лицо друга, и я завопил, как на охоте:
— Бинго!
Он обернулся, и, поверьте, то, что я увидел, не было лицом друга. Лицо было все перекошено. Он замахал руками, будто сигнальщик на вахте.
— Шш, — зашипел он. — Хочешь меня погубить?
— А?
— Не получил мою телеграмму?
— Значит, это была твоя телеграмма?
— Разумеется, моя.
— Тогда почему ты не подписался?
— Я подписался.
— В том-то и дело, что нет. Я ничего не понял.
— Но ты ведь получил мое письмо.
— Какое письмо?
— Мое письмо.
— Не получал я никакого письма.
— Значит, я забыл его отправить. Я тебе сообщал, что нахожусь здесь как репетитор твоего двоюродного брата Томаса и что когда мы встретимся, ты должен сделать вид, будто мы незнакомы. Это для меня очень важно.
— Но почему?
— Если твоя тетка догадается, что я твой друг, она тут же откажет мне от места.
— Почему?
Бинго поднял брови.
— Почему? Берти, ну ты сам подумай. Если бы ты был твоей теткой и знал, что ты за тип, допустил бы ты, чтобы твой ближайший друг был наставником твоего сына?
Моя бедная голова пошла кругом, но скоро я все-таки сообразил, что в его словах кроется много суровой правды и здравого смысла. Однако Бинго не объяснил мне, в чем суть, или, если хотите, смысл этой таинственной истории.
— Я думал, ты в Америке, — сказал я.
— Нет, я не в Америке.
— Почему?
— Неважно. Не в Америке, и все.
— Зачем ты нанялся в репетиторы?
— Неважно. Есть причины. Берти, я хочу, чтобы ты хорошенько вбил себе в голову, намертво вбил: никто не должен заподозрить, что мы с тобой друзья. Позавчера этого мерзкого мальчишку, твоего кузена, застукали с сигаретой, он курил, забравшись в кусты, и из-за этого мое положение здесь сильно пошатнулось. Твоя тетка сказала, что если бы я надлежащим образом следил за ребенком, ничего подобного бы не произошло. И теперь, стоит ей обнаружить, что мы с тобой друзья, она тут же вышвырнет меня вон, спасения нет. А я должен остаться здесь, это вопрос жизни и смерти.
— Почему?
— Неважно, почему.
В этот миг Бинго, видимо, послышались чьи-то шаги, и он проворно нырнул за лавровый куст. А я поплелся к Дживсу, дабы обсудить с ним эти странные события.
— Дживс, — сказал я, входя в спальню, где он распаковывал мои чемоданы, — вы помните ту телеграмму?
— Да, сэр.
— Ее отправил мистер Литтл. Он живет здесь в качестве воспитателя моего кузена Томаса.
— В самом деле, сэр?
— Ничего не понимаю. Ведь он вольная птица. Может ли вольная птица без всякой на то причины поселиться в доме, где живет моя тетя Агата?
— Весьма эксцентричный поступок, сэр.
— Более того, станет ли кто-нибудь по доброй воле, просто ради удовольствия, заниматься обучением моего кузена Томаса, известного тупицы и изверга рода человеческого?
— Крайне проблематично, сэр.
— Тайна за семью печатями, Дживс.
— Совершенно верно, сэр.
— И что самое ужасное в этой истории: чтобы сохранить за собой место, мистер Литтл шарахается от меня, как от прокаженного. И, значит, умирает моя единственная надежда сколь-нибудь пристойно провести время среди этой мерзости запустения. Дживс, известно ли вам, что тетка запретила мне курить, пока я здесь нахожусь?
— Возможно ли это, сэр?
— И пить тоже.
— Но почему, сэр?
— Потому что она желает из каких-то неведомых мне побуждений, которых не хочет раскрывать, — чтобы я произвел хорошее впечатление на некоего Филмера.
— Весьма неприятно, сэр. Однако многие врачи, как мне известно, приветствуют подобное воздержание как путь к оздоровлению организма. Они утверждают, что при этом улучшается кровообращение и обеспечивается защита кровеносных сосудов от преждевременного затвердения.
— В самом деле? В следующий раз передайте этим вашим врачам, что они ослы.
— Слушаюсь, сэр.
Окидывая взором свое богатое событиями прошлое, могу с уверенностью сказать, что с этой минуты потянулась череда самых тоскливых дней, какие мне выпали на долю. Ни тебе выпить животворящий коктейль перед обедом, ни выкурить с наслаждением сигарету, ибо каждый раз приходилось распластываться в спальне на полу и выпускать сигаретный дым в камин. А каково постоянно натыкаться на тетю Агату в самых неожиданных местах? А нравственные мучения из-за необходимости якшаться с достопочтенным А.Б. Филмером? Так недолго и умом тронуться.
Каждый день я играл с достопочтенным Ф. в гольф. Чего только не вынес Бертрам, влача это непосильное бремя: в кровь кусал губы, до боли сжимал кулаки. Играл достопочтенный Ф. из рук вон плохо, при этом болтал, не закрывая рта, так что у меня в глазах темнело. Словом, я стал отчаянно жалеть себя. И вот однажды вечером, когда я одевался к обеду, ко мне в комнату проскользнул Бинго и отвлек от моих собственных забот.