нятые нормы общежития, я, со всей возможной для меня теплотой, пожал ему лапу.
— Ну, старина, — сказал я ему. — Поздравляю!
— Спасибо, — отвечает он уныло. После чего наступило тяжкое молчание, затянувшееся на добрых три минуты.
— Берти, — наконец произнес Биффи.
— Да?
— Это правда, что?..
— Что?
— Да так, ничего.
И беседа наша опять вроде как иссякла. Прошло еще минуты полторы. Биффи снова вынырнул из небытия.
— Берти.
— Я все еще здесь, старина. Ты чего?
— Послушай, Берти, это правда, что ты когда-то был помолвлен с Гонорией?
— Правда. Биффи откашлялся.
— И как же ты спасся… то есть я хочу сказать, какая трагедия помешала вашему браку?
— Это все Дживс. Он нашел выход из положения, все продумал и осуществил.
— Я, пожалуй, перед уходом загляну на кухню, переговорю с Дживсом, — задумчиво произнес Биффи.
Ну, чувствую, тут не до церемоний, надо говорить начистоту.
— Биффи, старичок, — обращаюсь я к нему, — признайся как мужчина мужчине: ты что, хочешь рвать когти?
— Берти, дружище, — отвечает он с мольбой в голосе, — как старый друг старому другу признаюсь: хочу.
— Зачем же ты, черт дери, в это дело ввязался?
— Не знаю. А ты зачем?
— Я… Само как-то получилось.
— Вот и со мной тоже как-то само получилось. Знаешь, когда у человека разбитое сердце… Живешь вроде как во сне, перестаешь соображать, теряешь бдительность. Ну и оглянуться не успел, а ты уже попался. Не могу тебе толком объяснить, как это вышло, но факт таков. И теперь я хочу от тебя услышать, что в таких случаях полагается делать?
— То есть каким образом дать задний ход?
— Ну да. Мне не хотелось бы ранить ничьи чувства, но я решительно больше не могу. Это невозможно. Дня полтора-два мне казалось, что ничего особенного, обойдется. Но теперь… Ты помнишь, как она смеется?
— О да.
— Этот ее смех, и потом, она еще ни на минуту не оставляет человека в покое, ей, видите ли, надо развивать твой интеллект, и так далее.
— Знаю, знаю.
— Ну так вот. Что ты порекомендуешь? Ты сказал, что Дживс нашел выход из положения. Как это понимать? Нельзя ли подробнее?
— Видишь ли, сэр Родерик, на самом деле психический врач, сколько ни величай его специалистом-психоневрологом, получил сведения, что в моем роду есть кое-какие психические отклонения. Так, ничего серьезного, просто один дядя у нас держал в спальне кроликов. И вот папаша Глоссоп приехал сюда пообедать со мной и заодно меня освидетельствовать, а Дживс так подстроил, что старик уехал в полном убеждении, что у меня не все дома.
— Понятно, — кивнул Биффи. — Беда только в том, что у нас в роду нет психических отклонений.
— Ни одного?
Просто не верилось, что можно вырасти таким законченным остолопом, как душка Биффи, и притом самопроизвольно, безо всякой посторонней помощи.
— Ни единого психа в родословной, — мрачно подтвердил Биффи. — Надо же, какая незадача. Завтра старикашка как раз приедет ко мне обедать и, конечно, захочет меня тоже проверить на сдвинутость. А я, как на грех, абсолютно в здравом уме.
Я задумался. От одной только мысли о новой встрече с сэром Родериком у меня по спине побежали холодные мурашки; однако, если представляется случай помочь ближнему, мы Вустеры, забываем о себе.
— Вот что, Биффи, — говорю я ему. — Послушай, что я придумал. Я подъеду к тебе, когда вы сядете обедать. И очень может быть, когда сэр Родерик увидит, кто твой друг, он без всяких разговоров немедленно запретит помолвку.
— В этом что-то есть, — сразу воодушевился Биффи. — Благородно с твоей стороны, Берти.
— Пустяки, — ответил я. — А перед тем я еще посоветуюсь с Дживсом. Изложу ему суть дела и послушаю, что он скажет. Дживс меня никогда не подводил.
Биффи отчалил приободренный. А я отправился на кухню.
— Дживс, — говорю, — мне опять понадобилась ваша помощь. У меня только что состоялся огорчительный разговор с мистером Биффеном.
— Неужели, сэр?
— Дело вот какого рода, — начал я и описал ему положение вещей.
Странно, но я вижу, он слушает будто каменный. Обычно, когда я призываю Дживса обсудить какую-нибудь загвоздку, он бывает само сочувствие и сама изобретательность. И вдруг такое.
— Боюсь, сэр, — произнес он, как только я договорил, — что мне вряд ли подобает вмешиваться в сугубо личное дело, где затрагиваются…
— Да ладно вам, Дживс!
— Нет, сэр. Это была бы с моей стороны недопустимая вольность.
— Дживс, — говорю я и беру этого упрямого быка прямо за рога. — Что вы имеете против старины Биффи?
— Я, сэр?
— Да, вы.
— Уверяю вас, сэр!
— Что ж, ладно. Если вы не хотите подставить плечо и спасти ближнего, я вас, конечно, неволить не буду. Но позвольте вам сказать, что я сейчас пойду в гостиную, сяду и начну думать. Какой же у вас будет вид, когда я возвращусь и объявлю, что нашел спасение для Биффи? Самый дурацкий вид, уверяю вас.
— Да, сэр. Принести вам виски с содовой?
— Нет. Кофе. Черный и крепкий. И если кто-нибудь пожелает меня видеть, скажите, что я занят и просил не беспокоить.
Через час я позвонил в звонок.
— Дживс, — говорю я свысока.
— Да, сэр?
— Будьте добры, позвоните по телефону мистеру Биффену и передайте, что мистер Вустер кланяется и что выход найден!
На следующее утро я пешком отправился к Биффи, чрезвычайно, надо признаться, довольный собой. Как правило, осенившая тебя накануне блестящая мысль ухитряется утратить почти весь свой блеск, когда разглядываешь ее в лучах наступившего утра. Но эта моя умственная находка выглядела после завтрака не менее привлекательно, чем вчера перед ужином. С какого бока ни рассматривай, это был совершенный верняк.
За несколько дней до того моя тетя Эмили праздновала шестилетний юбилей своего сына Хэролда, и я, оказавшись перед необходимостью приобрести подарок, присмотрел в магазине на Стрэнде одну забавную игрушку, как раз подходящую, на мой взгляд, для развлечения малого дитяти и умиления друзей и домочадцев. Она представляла собой как бы бутоньерку, к которой снизу прикреплена такая резиновая штуковина наподобие клизмы, нажмешь — и полторы пинты холодной родниковой воды мощной струей ударяют в лицо тому, кто вздумал понюхать цветочки. Самое подходящее изобретение для развития детского интеллекта, решил я, сделал покупку и отправился по месту назначения.
Но там я застал Хэролда посреди целой кучи дорогих и великолепных игрушек, так что просто рука не поднялась прибавить к ним мое подношение, которое обошлось мне всего в одиннадцать с половиной пенсов. Я тут же, на диво быстро, нашелся, — бывает, что и мы, Вустеры, умеем, когда надо, соображать молниеносно, — оторвал от игрушечного аэропланчика карточку дяди Джеймса, вставил вместо нее свою, а брызгалку спрятал в карман и впоследствии унес домой. Так она все эти дни и лежала у меня всуе, но теперь наконец настал срок пустить ее в дело.
— Ну? — нетерпеливо спросил Биффи, когда я на полном скаку влетел в его гостиную.
Бедный петушок едва шевелил жабрами со страху. Мне это состояние было знакомо. И я, помнится, испытывал нечто подобное, поджидая к обеду сэра Родерика. Как, интересно, люди с больными нервами могут вести беседу с этим человеком? А ведь у него самая обширная практика во всем Лондоне, и не проходит дня, чтобы он не садился на голову хотя бы одному бедняге и не кричал санитарам, чтобы скорее тащили смирительную рубашку. И на мир он глядит как бы сквозь солому, торчащую в волосах его несчастных пациентов. Словом, я был совершенно уверен: стоит только Биффи надавить на клизму, а уж об остальном позаботится природа.
Поэтому я потрепал Биффи по плечу и сказа.
— Все в порядке, старик!
— Что предлагает Дживс?
— Дживс? Ничего.
— Но ты же сказал, все в порядке.
— В доме Вустера Дживс не единственный, кто способен думать, друг мой. Я занялся твоим делом сам, и могу тебя заверить, что держу его под контролем.
— Ты? — переспросил Биффи не слишком-то лестным тоном. В нем слышался недостаток веры в мои таланты, а я всегда считаю, лучше показать, чем сто раз объяснять. Я сунул ему бутоньерку.
— Как ты относишься к цветам, Биффи? — спрашиваю.
— Что?
— Понюхай цветочки.
Биффи понуро сунулся хоботом в букетик, и тут я надавил на клизму в строгом соответствии с инструкцией на обороте ярлыка.
Люблю получать по полной стоимости за свои деньги. В одиннадцать с половиной пенсов эта штука мне обошлась, но сработала она так, что и двойную цену было бы не жалко отдать. В рекламе на коробке сообщалось, что эффект получается «неописуемо комичный». И могу вас заверить, что это еще мягко сказано. Бедолага Биффи отскочил на три фута и опрокинул инкрустированный столик.
— Ну вот, — скромно сказал я.
Биффи сначала утратил дар речи, но сравнительно быстро опомнился и смог высказаться довольно пылко.
— Успокойся, приятель, — сказал я, когда он смолк, чтобы перевести дух. — Это была не праздная забава, а наглядная демонстрация. Прими подарок и благословение от старого друга, снова наполни этот баллончик, сунь букетик сэру Родерику в физиономию, надави — и в остальном положись на него самого. Ручаюсь, не пройдет и трех секунд, как желание породниться с тобой покинет его раз и навсегда. Биффи захлопал глазами.
— Ты что, хочешь, чтобы я обрызгал сэра Родерика?
— Именно. Обрызгай его хорошенько, от всей души.
— Но…
Он еще что-то взволнованно лепетал, когда раздался звонок у входной двери.
— Боже милосердный! — воскликнул Биффи, весь трясясь, как желе. — Это он. Займи его разговором, пока я сбегаю сменю рубашку.
Я едва успел набрать воды в клизму и положить бутоньерку рядом с прибором Биффи, как дверь отворилась, и вошел сэр Родерик. Я в этот миг, нагнувшись, поднимал опрокинутый столик, и он приветственно обратился ко мне со спины:
— Добрый день! Надеюсь, я не опо… Мистер Вустер! Должен признаться, что мне было немного не по себе.