Я крепче прижала к груди бабушкино одеяло и погрузила в него лицо. Я почувствовала запах своего мангового шампуня, корицы и моющего средства и глубоко вдохнула его. При выдохе я почувствовала, как теплый воздух коснулся моей кожи. Я зажмурилась и попыталась представить, что сделала бы в этой ситуации бабушка.
Она растила мою маму в одиночку, с минимальной заработной платой и двумя работами, и несмотря на это всегда улыбалась. Она приветствовала жизнь со всеми ее трудностями и никогда не сдавалась. Да, возможно, она тоже плакала в иные ночи, но после времени печали и разочарования она всегда находила путь, чтобы сделать жизнь лучше.
Я хочу быть такой, как она.
Я стану такой, как она.
Я не знала, как долго я уже сидела в машине, чья хаотичная внутренность отражала мою собственную внутреннюю жизнь, когда услышала шаги. Они приближались. Тяжело дыша, я провела тыльной стороной кисти по векам, благодарная за темноту, которая скрывала мой жалкий вид.
– Сага? – услышала я знакомый голос Луки.
Я не смотрела вверх, но почувствовала, что он остановился передо мной.
– Сага, что случилось? Мы ждали тебя.
На самом деле он хотел спросить, почему я плачу. Вероятно, мои рыдания в ночной тишине были слышны на всю улицу. Я подняла голову и заставила себя посмотреть на него. Он подошел ко мне так близко, что мне пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть его лицо. Он уже снял джинсы и ту футболку. Вместо них он надел шорты и мятую майку.
– Кто-то взломал мою машину, – сказала я.
– Что?
Лука нагнулся вперед. Опершись рукой о кабину, он всматривался в салон фургона, но едва ли мог что-то увидеть в темноте, тем более что никогда прежде не видел мою машину изнутри.
До сих пор Апрель была единственной, кто входил в мой фургон.
– На потолке есть фонарик, – объяснила я. Голос звучал хрипло и глухо из-за слез, которые все еще стояли в глазах. Лука наклонился еще. Его бедро коснулось моего плеча, однако я была слишком оглушенной, чтобы реагировать на это. За мной вспыхнул свет.
– Черт возьми! – пробормотал он.
Я повернулась, и у меня снова замерло дыхание. Лука включил фонарик в центре – два других тоже были украдены. Только в этот момент я действительно осознала масштаб бедствия. От отчаяния у меня вырвался судорожный всхлип. Ничего не осталось.
Лука повернулся ко мне. Он вышел из машины и сел рядом со мной.
– Не беспокойся. Мы приведем все в порядок. Машина не пропала и не сломана, во всяком случае, не настолько, чтобы ее нельзя было починить, в этом я уверен. – Он обнял меня и притянул к себе.
Я не знала, из-за его слов или от моего отчаяния, но я не сопротивлялась и даже опустила голову ему на плечо. Я позволила себе это утешение. Лука не имел представления о том, как незаменимы эти вещи, когда нет денег. Он не знал моих проблем. Его мама подарила ему на восемнадцатилетие чертову квартиру.
– Давай пойдем, – сказал Лука через некоторое время.
Я кивнула, и он помог мне подняться. Он вел меня домой, не отпуская ни на секунду. Давление его руки на мое плечо было определенным, но не жестким, как будто он боялся, что я одна не доберусь до квартиры. У меня не возникло страха. Я была словно оглушена.
В виде исключения мы поднялись на лифте. Дверь квартиры была приотворена, и музыка, которая во время вечеринки звучала громко, сейчас играла приглушенно. Я удивленно отметила, что слышу песню «Оцепеневший» группы «Linkin Park». Ирония овладела бы мною, будь положение не таким серьезным.
Лука помог мне сесть на диван, словно я была пожилой женщиной. Потом он стал передо мной подбоченясь и посмотрел на меня сверху вниз. Моя подавленность отразилась в его глазах.
– Что случилось? – Апрель вошла в комнату и пристально посмотрела на нас. Она уже переоделась в розовые пижамные брюки и белый топ. От ее макияжа остались лишь темные тени под глазами. – Кто-то умер?
Лука покачал головой и кратко рассказал ей, что случилось. Мне не хватило на это сил. Охотнее всего я бы свернулась в клубок на диване и лежала бы, натянув одеяло на голову, пока все не прошло бы. Чем бы ни было это все. Я не прислушивалась к разговору Апрель и Луки, пока одно слово не привлекло мое внимание.
– Нам надо вызвать полицию, – сказала Апрель. – Возможно, они смогут…
– Никакой полиции, – прервала я ее сдавленным голосом. Комок в горле, казалось, надулся. Мне стало холодно, и я задрожала.
– Ты уверена? – спросила Апрель. Она села рядом со мной на диван и погладила меня по спине. – Возможно, они найдут взломщиков и смогут возвратить твои вещи. Шансы не очень велики, но ты ничего не теряешь.
Это за пределами моего рассудка.
– Никакой полиции, – повторила я и беспокойно скользнула взглядом по комнате, чтобы удостовериться, что я лишь вообразила тесноту и стены на самом деле не приблизились.
– Тебе не обязательно с ними говорить. Я могу…
– Апрель, хватит! – прервал ее Лука.
Я бы с радостью обняла его за это. Не важно, должна я говорить с полицией или нет. Одной мысли о том, чтобы быть в помещении с одним из этих мужчин в темно-синей форме, было достаточно для появления в моей голове шепота, который звучал как шум изображения поломанного телевизора. Только вместо потрескивания я слышала его голос.
Сага, не веди себя так.
Сага, это лишь прикосновение.
Тебя не любил твой папа?
Я должен заставить тебя?
Почему ты плачешь?
Мы никому не расскажем об этом, верно?
Нет. Нет. Нет! Я наклонилась вперед. Прижав руки к глазам, я сконцентрировалась на тексте песни, которая тем временем поменялась. Слова песни отвлекали меня от его вопросов, а тяжесть руки Апрель на моей спине говорила мне, что я не одна. Его здесь не было, и даже если бы и был, у меня теперь есть поддержка. Эта мысль помогла мне, и слабое покалывание в конечностях постепенно утихло. Видимо, я еще раз избежала панической атаки. Я глубоко вздохнула и выпрямилась.
Лука и Апрель озабоченно смотрели на меня.
Я заставила себя улыбнуться, так как в противном случае заплакала бы.
– Спасибо, – сказала я, обращаясь к обоим. – Мне уже лучше.
– В самом деле? – скептически спросила Апрель.
Я кивнула.
– Слишком много сразу.
– Я знаю. – Апрель произнесла эти слова почти беззвучно. Она заключила меня в объятия и крепко прижала к себе.
Я ответила тем же, счастливая оттого, что нашла в Мелвью такую подругу. Возможно, моя жизнь все же не ненавидела меня, а просто хотела рассердить.
Апрель отпустила меня и еще раз ободряюще погладила по спине, прежде чем встать с дивана. Мне не надо было произносить слова, чтобы она поняла: мне нужно немного времени для себя. В любом случае мы ничего не могли сделать в этот момент. Оба пожелали мне спокойной ночи и потушили весь свет, включая лампу для чтения рядом с диваном.
Я включила ее, так как не хотела быть одна в темноте, и свернулась под лоскутным одеялом. Я сопела и пыталась вспомнить, что читала во второй половине дня о неврозе навязчивого мытья. Мысленно представила картину течения болезни и беззвучно перечислила возможные варианты терапии, которые смогла запомнить, в надежде, что скучная теория поможет мне заснуть. Потом перешла к навязчивому контролированию, затем к арифмомании и навязчивому собирательству и в конце концов остановилась на подробном списке социальных организаций, который выдала профессор Карсон. В примечании было сказано, что для нашего резюме было бы хорошо, если бы мы добровольно помогли одной из этих организаций.
Однако мои мысли снова и снова возвращались к опустошенному фургону и неопределенному будущему. Уволит ли меня мистер Штрассе? Сколько денег у меня на счету? Есть ли в Мелвью благотворительные столовые?
Я не могла этому помешать. Все эти вопросы и даже еще больше беспрерывно бродили у меня в голове. Я уговаривала себя думать о чем-нибудь другом и ждала сна.
Он не приходил.
Я ворочалась с боку на бок. Мой взгляд упал на дисплей DVD-плеера, который, казалось, насмехался надо мной своими светящимися цифрами. 4: 43.Уже почти три часа я лежу здесь, не в силах заснуть.
Довольно.
Я откинула одеяло, встала и пошла в прибранную кухню. Могла бы я помешать краже, если бы не помогала Апрель и Луке убирать пластиковые стаканы и подарочную бумагу? Возможно. Возможно, и нет. Это было уже не важно. Что произошло, то произошло. Я не могла отменить это, и с завтрашнего дня я должна жить с последствиями, какими бы они ни были.
Я вытащила из шкафа кастрюлю, включила плиту и достала из холодильника молоко. Оно еще не имело кислого запаха, и я налила немного молока в кастрюлю. Я не знала, есть ли у Луки мед, но всей душой надеялась на это, садясь на корточки перед выдвижным ящиком, в котором Апрель и он хранили всевозможные продукты. Как и вся квартира – за исключением комнаты Апрель, – шкаф был прекрасно организован. Банки, коробочки и упаковки стояли аккуратно и были рассортированы по группам. Следует ли мне обратить внимание Луки на то, что он имеет симптомы обсессивно-компульсивного расстройства?
– Что ты ищешь?
Мое сердце подпрыгнуло, и я замерла. Из-за потрескивания, шуршания и скрипа во время поиска я не услышала, как пришел Лука. Все еще сидя на корточках, я медленно повернулась к нему.
Он прислонился к дверному косяку и наблюдал за мной. Его майка была помята, а кудри растрепанно торчали во всех направлениях, как будто он ворочался так же много, как я.
– Мед.
– Он стоит выше. – Лука оттолкнулся от косяка и подошел к холодильнику, чтобы открыть шкаф над ним, до которого я никогда не смогла бы дотянуться без стула. Он вытащил банку меда и поставил ее рядом с плитой.
Я задвинула ящик и встала.
– Спасибо.
Он улыбнулся:
– Не можешь заснуть?
Я кивнула и помешала молоко.
– Я не могу прекратить думать.
– Я тоже, – сказал Лука и сел на стойку. Кисти рук он положил под бедра. Он сделал это для меня или просто чтобы согреть пальцы? – Я чувствую себя виноватым.