— Я чую, — сказал Мартын, — что где-то здесь могут осуществиться мои думки о кружке пива… Юра, поддержи хоть раз в жизни! — и Благуша так умоляюще улыбнулся, что Юрию оставалось только заметить:
— А что скажут наши дамы? Не можем же мы их бросить на произвол маскарадной судьбы?!
— Дамы будут пить томатный сок! — сказала Надя. — В конце концов горячо любимый жених может подождать горячо любимую невесту лишних пять минут.
Надежда вдруг приняла небрежную позу, мизинцем поправила воображаемые усики и произнесла тягучим голосом:
— Верусик, пупсик, я жду тебя пять с половиной минут. Меня могли похитить. Ты же знаешь, что все девушки города и области влюблены в меня до потери подсознания. Мой бедный богатый папа не пережил бы такой пропажи… Поцелуй меня, пупсик.
— Свои пародии прибереги для самодеятельности, — обиделась Вера.
Мартын хмыкнул и восхищенно посмотрел на Надю.
— Мартын, не забывай о винницкой установке: не влюбляться с первого взгляда… — шопотом сказал Юрий, перехватив взгляд друга, и затем, уже громко, добавил: — А пародии у вас, Надя, получаются лучше, чем в некоторых сатирических изданиях.
— Я не хочу пить, — отказалась Вера, но Надя силой увлекла ее к киоску «Воды — соки», а операторы направились к соседнему ларьку.
Круглая будочка была оформлена под пивную кружку. Издали казалось, что на нее надета большая папаха, лихо сдвинутая набекрень: бумажное сооружение должно было означать бьющую через край пену.
Возле ларька было людно. Потребители отходили в сторону, бережно неся кружки обеими руками.
Мартын и Юрий взяли по кружке и тоже отошли в сторонку. Рядом с ними, у высокого столика, окруженные тарелками и стопками, пили двое мужчин. Один в маске поросенка, другой — чайника. Для того чтобы сделать глоток, они быстро приподнимали маски и, закусив, сразу же снова замаскировывались.
Мартын шарил глазами по сторонам, надеясь увидеть Альберта, а Юрий, услышав несколько занятных фраз, невольно прислушался к разговору Поросенка с Чайником.
— Живу ничего, — меланхолично говорил Чайник, — но никто не завидует.
— Трудишься, значит, — хихикнул сильно выпивший Поросенок. — Зарабатываешь, значит, деньги, а тратить их времени не имеешь. Надо так жить, чтоб твой рабочий день был пох-хож на сплошной об…беденный перерыв.
— Я тоже хочу, чтоб… обеденный перерыв.
— Держись за меня, братец. Ведь земля, братец, вертится не на оси, а на знакомстве и связях. Вот у нас в артели есть ребята — друг за друга. Деньги получаем не только по ведомости… И все шито-крыто. Но есть и у нас деж… журная зануда. Ей кое-что известно, и она все дело баламутит, до корней докапывается… Пуд крови мне испортила!
— Федя небось? Белорыбицын?
— Он, чтобы ему… И выгнать нельзя: стахановец, лучший производственник. Но все равно Феде до всего не додуматься…
— А вдруг?..
— Впервой, что ли? Не подкопаться. План прошлого месяца на сто десять процентов. Среди кожевников на первом месте. Ну, а если что… Возьму и разбегусь в разные стороны. Ищи ветра… Своя лысина, братец, дор…роже чужих кудрей.
— Сообразим еще грамм по сто? — вдохновенно произнес Чайник.
— Ишь-ты, какой сообразительный… А впрочем, давай… Ты всегда был своим в доску, артельным парнем… Я тебя устрою… Ну, за то, чтоб все шло, как идет! За тех, кто нам не мешает жить!
Поросенок с Чайником чокнулись и, приподняв маски, опорожнили стаканы.
Калинкины уже насладились помидорным напитком и, не дождавшись своих спутников, сами двинулись им навстречу.
— Что же вы задерживаетесь, мальчики? — кокетливо надула губки Вера. — Мы вас ждем!
Юрий сделал было несколько шагов вслед за Мартыном, но потом решительно остановился.
— У меня тут есть одно дело, — сказал он Благуше тихо. — Надо выяснить, о каких темных делах говорили наши соседи, где они работают…
— Ты становишься смешным, — ответил Мартын громким шопотом. — Де вже нашому теляти та вовка пиимати. Короче, не строй из себя сыщика, не лезь куда не надо.
— Это почему же куда не надо? На наших глазах беседуют преступники, — сказал Можаев, делая жест по направлению к столику, — а мы проходим мимо…
— Так где же те пройды? — спросил Мартын насмешливо.
Юрий поглядел на столик — за ним уже никого не было.
Только пустые кружки да стаканы сверкали, отражая карнавальные огни. Поросенок и Чайник исчезли, растворились, надев маски, среди честных людей.
— Впрочем, нет, я, кажется, их вижу, — быстро проговорил Юрий. — Я их не упущу. — И, уже удаляясь, крикнул: — Идите к пруду! Там встретимся!
…На пруду, возле берега, привязанный веревкой к сутулой иве-плаксе, плавал небольшой плотик. На нем валялись картонные гильзы. Доски были покрыты черными подпалинами. Во время открытия карнавала с этого плотика пускались ракеты.
Из-за кустов, спугивая целующихся влюбленных, выскочил Альберт Бомаршов. Он быстро, по-заячьи, перебежал освещенную луной дорожку и нырнул в тень ивы.
Двое студентов с полупогончиками горного вуза на плечах, выбежав из-за кустов, в недоумении остановились на берегу.
— Что ж он, под воду ушел, что ли? — спросил широкоплечий, удивленно озираясь.
— Я вообще не агрессор, — взволнованно сказал худощавый студент, — но считаю так: надо его набальзамировать…
— Телесно его наказывать будет папа, — спокойно произнес первый, — снимет штаны и выпорет. А ты помни: профком не уполномачивал…
— Ага! — вдруг радостно закричал студент и ринулся к иве.
Худосочный ствол не мог укрыть полностью всего Альберта, и острый глаз будущего горного инженера сразу заметил кусок яркоклетчатой штанины, выглядывавшей из-за дерева.
— Окружай его! — закричал студент. — Попался Альбертик!
Бомаршов заметался вокруг ивы, ища пути к спасению.
— Вася! — урезонивал приятеля широкоплечий. — Это не метод перевоспитания. Надо обсудить, сделать оргвыводы…
— Не надо оргвыводов. Я понял, что люблю только Лелю, — заверещал Альберт.
Но худощавый продолжал наступать на испуганного Бомаршова неумолимо, как рок.
Пытаясь хоть на мгновение отдалить неприятную встречу, Альберт стал отступать к воде. Земля кончилась, и нога Бомаршова ступила на колеблющиеся доски плота.
— Плыви, мой челн, — сказал Вася и, отвязав плотик, толкнул его ногой. «Челн» медленно отплыл от берега.
— Вы за это ответите! — кричал Альберт. — Я пожалуюсь папе!
— И тете! — кричал студент. — И бабушке! И всем родственникам! И мимо нашего института не ходи лучше — мумию из тебя сотворим!
Фельетон девятый. Соловьиный свист
Можаев нагнал своих друзей почти у самого пруда. Вид у него был сконфуженный.
— Наш Юрий Холмс, кажется, потерпел здоровисенькое поражение, — съязвил Мартын.
— Упустил… — вяло ответил Юрий. — Чорт бы побрал эти серийные поросячьи маски!
Со стороны пруда слышались залпы смеха. Плотное кольцо зрителей окаймляло водоем.
— Цирк на воде! — кричали мальчишки. — Ну и комик!
Зрелище, которое пользовалось таким успехом, было действительно смешным. В центре пруда, качаясь, как пресспапье, плавал небольшой плот. На нем, с трудом удерживая равновесие, балансировал долгогривый молодой человек в клетчатых штанах. В одной руке он держал штиблеты-босоножки, в другой — ракетную гильзу. Электрики, не разобравшись, в чем дело, направили на пруд прожекторы. Лицо молодого человека на плоту было бледно, как очищенная репа.
— Альберт! — воскликнула Вера. — Боже мой! Что случилось, Бертик?
— Вот сейчас начнется самый цирк, — сказал кто-то из зрителей. — С берега будут задавать вопросы, а тот водяной комик станет отвечать в куплетной форме!
Но потомок именитого литератора, услышав свое имя, вздрогнул и неосторожно переступил ногами. Плотик закачался еще активнее и одним краем ушел под воду.
— Папа! — пискнул Альберт, отчаянно взмахивая босоножками.
Зрители засмеялись: они принимали борьбу Бомаршова со стихией за хорошо отрепетированный номер.
— Эх, пропустили вы начало! — сказал сосед Благуши. — Он уже и на четвереньках ползал и сандалиями, как веслами, загребал.
— Это кошмарно… — сжимая Надину руку, всхлипывала Вера — Он тонет, а все хохочут… Его спасать надо!
— Пять шестых земного шара — вода, — философски изрек Юрий, — но человек вспоминает об этом только тогда, когда начинает тонуть.
— Спа…па-па…сите! — донесся с пруда жалобный вопль. — Папа!
— Милиция идет! — закричали мальчишки.
Среди Поросят и Чайников замелькали белые фуражки блюстителей порядка. Сержант расспрашивал с помощью рупора Альберта:
— Фамилия? Место жительства? Год рождения? Под судом и следствием не состояли? Отвечайте, гражданин!
— Бомаршов его фамилия! — сказал Юрий. — Литераторов сын. Спасать ребенка надо, а не разговаривать.
— Что ж я, прямо так, при всей форме, и полезу в воду? — удивился милиционер.
Другой блюститель порядка, услышав фамилию Бомаршова, крикнул уже почтительно:
— Продержитесь еще маленечко, товарищ, сейчас все будет в полном порядке.
— Но он же утонет! — простонала Вера, заламывая руки. — Он такой хрупкий, он такой неприспособленный! Неужели здесь нет настоящего мужчины? Что же все смотрят? Плывите к нему кто-нибудь! Юрий, мне говорили, что вы бывший моряк…
Но прежде чем Можаев смог ответить, Мартын сбросил свою двухцветную спортивную куртку, тренировочные брюки, сандалеты на гуттаперчевом ходу и сдал очки Юрию на хранение.
— Купаться здесь воспрещается! — закричал милиционер, бросаясь к Благуше. — Гражданин! Вы нарушаете постановление горсовета от двадцать восьмого апреля…
— Он командировочный, — сказал Юрий, — поэтому имеет правоте знать здешних указов!
Мартын, кинув на Надю взгляд героя, легко вскочил на цементную лягушку и бросился в воду.
Публика бурно зааплодировала и тут же разразилась хохотом. Благуша показался из воды, потирая ушибленную голову: пруд был ему лишь по пояс.