ники запоминали пропущенные строки на память.
Муса жил в соседнем бараке, рядом с рабочей командой, в которую определили Гимранова. В тесной комнатке с трехъярусными нарами вместе с Джалилем жили еще несколько человек. Среди них — казанский актер, художник, учитель…
Здесь помещалась так называемая рота пропаганды. Через некоторое время стало известно, что именно здесь находится центр подпольной организации.
Муса каждый день встречался с Талгатом. Гимранов чувствовал, что какая-то тайная тревога все больше охватывает Джалиля. Раза два Талгат видел Джалиля в обществе незнакомого человека, они шепотом что-то горячо обсуждали и умолкали с приближением посторонних.
Все это совпало с тем временем, когда фон Зиккендорф, начальник лагеря, объявил, что предстоит отправка на фронт сформированного батальона легионеров. В канун отправки легионеров радомский лагерь взбудоражили листовки, обнаруженные в бараках… Они появились на дверях и стенах. Несколько коротких строк, написанных карандашом на лоскутках оберточной бумаги, призывали людей не запятнать честь Родины.
Взбешенные охранники выгнали пленных на улицу, перерыли все нары, но не обнаружили никаких следов. Утром батальон вышел на станцию. Среди людей, покидавших лагерь, шел и тот незнакомец, что тайком встречался с Джалилем.
Прошло две-три недели. По лагерю распространилась новость — ее передавали друг другу на ухо, — батальон восстал по дороге на фронт. Из нескольких сот легионеров в лагерь вернулось не больше четырех десятков. Остальные ушли к партизанам или погибли в борьбе.
Никогда еще не видели Мусу таким взволнованным. Он не мог скрыть своего торжества. Попытка нацистов сделать военнопленных участниками своих преступлений закончилась крахом.
Окрыленные успехом, подпольщики продолжали борьбу; они стали более дерзкими и, может быть, менее осторожными, хотя малейшая ошибка грозила катастрофой. Подпольщики в кандалах, за колючей проволокой использовали в борьбе с врагом все возможные в их положении средства.
Нацисты заигрывали с легионерами, позволяли им иногда устраивать нечто вроде вечеров самодеятельности. На таких вечерах заключенные читали стихи, пели национальные песни, ставили короткие пьески. Со своими стихами выступал и Муса Джалиль. Он читал, порой заменяя слова, но все понимали, что хотел сказать, о чем думал поэт. Стихи вселяли надежду, укрепляли силы. Одну из пьес написал Джалиль. Сюжет ее был прост.
Партизаны расположились на отдых в деревне. Среди них — предатель. Он пытается выдать отряд. В последний момент его убивают. Вопреки официальному тексту, симпатии зрителей были явно на стороне партизан, а смерть гитлеровского прихвостня встречалась аплодисментами. Майор фон Зиккен-дорф присутствовал на представлении. Он недовольно поморщился и запретил ставить эту пьесу…
Вспомнил Талгат Гимранов, какое впечатление произвела на него картина художника, написанная в лагере. Художник тоже входил в подпольную организацию легионеров. Картина называлась «Она ждет тебя». На фоне вечернего неба у колодца стоит татарская девушка, устремив взор на запад. Перед ней — аул, родной пейзаж. Свет вечерней зари освещает ее лицо, полное тоски, грусти. Сколько мыслей будила картина в сердцах узников! Начальник лагеря приказал убрать картину.
Однажды Муса спросил, не сможет ли Талгат смастерить самодельный компас. Гимранов согласился, он долго возился с порученным делом. Сделал футляр, намагнитил стрелку. Работой своей он остался недоволен, получилось коряво, но Муса забрал компас — пригодится.
Затем понадобилась карта. Ее раздобыли на соседнем хуторе у знакомого поляка, который хорошо говорил по-русски. Сын этого польского крестьянина перед войной учился в школе, и у него где-то на чердаке остался учебник географии. Там были школьные карты, которые выпросили у подростка. Талгат с Мусой часто бывали на этом хуторе, подружились с хозяином и как-то раз Муса спросил крестьянина, не смог бы он связать его с партизанами. Поляк отказался — партизаны действуют в районе Кельце, а туда не меньше двух дней ходу. С обратной дорогой это займет дней пять. На такой срок покидать хутор нельзя. Узнают немцы — и дело кончится плохо.
Гимранов предполагал, что у Джалиля были и другие возможности связаться с партизанами. Он даже знал фамилию командира одного из отрядов и, вероятно, поддерживал с ним связь. Такой вывод Талгат Гимранов сделал после того, как Муса попросил его сходить в Радом, чтобы встретиться с партизанским связным. Муса дал Гимранову адрес, предупредил об осторожности и просил передать связному, что хочет встретиться с командиром отряда.
Талгат был в Радоме, но связного не застал и вернулся ни с чем.
Весной сорок третьего года, примерно в мае, из радомского лагеря бежала группа легионеров. Бежала с картой, переведенной на кусок материи, самодельным компасом, запасом продуктов и кое-каким оружием. Всем этим беглецов снабдила подпольная группа. Возглавил бежавших, как припоминал Гим-ранов, чуваш-учитель Михайлов Григорий.
Обнаружив побег, гитлеровцы подняли среди ночи всех легионеров, перетрясли весь лагерь, учинили повальный обыск, но так ничего и не добились.
Все это было только репетицией, проверкой нового дерзкого замысла: подпольщики готовили восстание в лагере и большой побег. Не об этом ли писал Джалиль в одном из своих стихотворений:
Только одна у меня надежда:
Будет август. Во мгле ночной
Гнев мой к врагу и любовь к Отчизне
Выйдут из плена вместе со мной.
Теперь стало известно, что именно в августе Муса Джалиль рассчитывал организовать побег из лагеря и вырваться на волю. Но осуществить этот план подпольщикам не пришлось…
В середине лета произошел провал подпольной организации. Среди ночи Джалиль и его товарищи были схвачены гестаповцами. Арестованных увезли в Берлин, в Моабит. Гитлеровцы были вынуждены отказаться от формирования отрядов из военнопленных. После ареста группы Джалиля пленных из радомского лагеря рассовали по другим лагерям.
Талгата Гимранова отправили сначала в Кельце, затем в Прибалтику. Начались скитания по лагерям. Неудачный побег — и снова скитания. Когда Талгата уводили из камеры на допрос в гестапо, он оставлял товарищам заветный блокнот. Так удалось сохранить стихи поэта. Но многие адреса пришлось уничтожить, затерялся и адрес семьи Джалиля. Возвратившись на Родину, Талгат Гимранов работал столяром в Стерлитамаке, затем уехал на Тянь-Шань с поисковой геологической партией. Он на память, как акын, читал друзьям стихи поэта, не зная о судьбе Джалиля.
И эти стихи вызывали восхищение слушателей. Только вернувшись из экспедиции, Талгат прочитал Указ о посмертном награждении Мусы Джалиля званием Героя Советского Союза. И тогда он принес в редакцию городской газеты блокнот с неизвестными до сих пор стихами поэта.
Вскоре откликнулся на призыв принять участие в поиске неизвестных страниц биографии Джалиля еще один недавний узник фашистского лагеря. Он прочитал статью о пропавшем без вести поэте и прислал мне письмо, в котором рассказал о своих встречах с Джалилем. Это был Николай Викторович Толкачев, колхозный фельдшер с Тамбовщины. Из письма стало известно, что Муса Джалиль сразу после пленения был отправлен в сборный лагерь под Холмом, оттуда куда-то в Прибалтику, а потом в крепость Демблин. Это было в конце 1942 года. В демб-линском лагере Муса связался с подпольной группой, действовавшей в крепости, и начал там нелегальную работу.
Николай Толкачев описал, при каких обстоятельствах он встретился с Мусой Джалилем. В демблинском лагере Николай работал фельдшером. Однажды в лазарет поступила большая группа пленных из лагеря Холм. Всех прибывших направили в карантин. Среди них находился военнопленный Гумеров, который страдал конъюктивитом и фурункулезом. Первую помощь оказывал ему фельдшер Толкачев. Больной ему понравился. Он шутил и как будто бы не обращал никакого внимания на то, что происходит вокруг. Фельдшер сделал ему переливание крови и вышел покурить в коридор. Здесь его встретил какой-то тип и спросил:
— А ты знаешь, фельдшер, кого сейчас лечил и надо ли было с ним возиться?
Николай Толкачев ответил, что лечил человека, который нуждается в медицинской помощи. Его собеседник зло усмехнулся и возразил:
— Ты лечил кого не надо… Это — политрук, татарский поэт Муса Джалиль. Я его знаю… Где шеф лазарета?
Толкачев понял, что перед ним стоял предатель. Нужно немедленно принять какие-то меры. Фельдшер сказал, что немецкого врача сейчас в лазарете нет, он в комендатуре, а проходить туда разрешают только медицинским работникам. Отвлекая внимание доносчика, Толкачев пообещал ему, что обо всем сам расскажет начальнику лазарета.
После этого Николай старался выяснить: кто же такой Гумеров? Он еще сомневался в словах доносчика. Один из пленных подтвердил, что Гумеров действительно татарский поэт Джалиль. Что было делать? Доносчик в любую минуту мог его выдать. Прежде всего фельдшер решил обезвредить предателя и немедленно перевел его в другую палату, предупредив дежурного, чтобы тот никуда не выпускал этого человека. Потом Толкачев позвал Джалиля и рассказал ему о том, что произошло.
— Ну я так и знал, что попал к своим! — улыбнувшись, воскликнул Джалиль.
Когда Муса начал выздоравливать, он попросил Толкачева пройти с ним по крепости. Фельдшера это встревожило, он понял, что это неспроста. Но Муса настаивал, и фельдшер не мог ему отказать. Он дал Мусе санитарную сумку, повязал ему на руку санитарную повязку, и они под видом медицинских работников, проверяющих санитарное состояние помещений, пошли из одного блока в другой. Бродя по казармам, Джалиль все время кого-то искал. И он нашел своих фронтовых друзей, с которыми вместе служил в армии.
В лазарет Муса вернулся в приподнятом настроении и тут же попросил Толкачева выписать его. Фельдшер стал отговаривать: он еще нездоров, ему нужно поправиться, в казармах его скорее могут узнать, но Джалиль возразил: