Интересно, каким Ира его видит? Виктор заметил, что она постарела — да, совсем немного, и она всё ещё выглядела великолепно, даже лучше, чем тогда, когда он видел её в последний раз. Но время не повернёшь вспять. Наверное, он тоже постарел, хоть и не замечал этого совершенно. В зеркале не замечал. Спина стала сильнее болеть, от некоторой еды теперь случалась изжога, и уставал Виктор быстрее. Но в целом… Наверное, он ещё ничего. По крайней мере, женщины на него до сих пор реагировали. Но там не поймёшь точно, на что конкретно — может, не на него самого, а на деньги.
Господи, о чём он думает? Понятно же, что на Иру бесполезно пытаться воздействовать своей мужской харизмой. За весь вечер Виктор не заметил ни одного её мимолётного взгляда, который бы сказал о физическом интересе к нему. Хотя сам Горбовский Иру рассматривал… не стеснялся.
Ей всегда шёл красный цвет. А сейчас как-то… особенно.
Кстати! Она ведь собиралась идти в театр, не хотела заходить домой. Но ничего не сказала, не напомнила, когда Виктор отправился провожать…
Удивившись этому факту, Горбовский всё же вышел из ванной. Огляделся и, заметив свет в гостиной, отправился туда.
Ира сидела на диване, скрестив ноги, и на коленях у неё лежала какая-то толстая папка, похожая на фотоальбом. Увидев Виктора, бывшая жена встала и пошла ему навстречу, протягивая свою ношу.
— Это тебе. Ради неё заходила. Бери и пойдём. У меня спектакль через час, надо успеть.
Горбовский, ничего не понимая, принял протянутое, заглянул внутрь — и сглотнул, даже покачнувшись от неожиданности.
Это действительно был фотоальбом.
— Здесь последние двенадцать лет жизни Ришки и Макса, — пояснила Ира, пока он пытался собрать себя по кускам. — Они просили ничего тебе не показывать, и первое время я и не собиралась нарушать своё обещание. Злилась на тебя. Но потом подумала, что это несправедливо, и стала собирать фотографии. Надо было отдать их тебе раньше, но… — Она поморщилась. — Мне не хотелось тебя видеть. Извини.
— Ира… — прохрипел Виктор, не зная, что сказать. Но она только махнула рукой.
— Не надо ничего говорить. Я хочу, чтобы Макс и Марина нормально общались с тобой, и приложу для этого все усилия. А пока… бери фотоальбом. И пошли, пора мне.
Горбовский, прижимая к себе драгоценную ношу, пошёл за Ирой в коридор. С трудом выпустил фотоальбом из рук, помогая бывшей жене одеться, и всё это время никак не мог осознать происходящее.
Действительно — словно сон. Чудо какое-то…
А Ира на его состояние не обращала внимания. Просто оделась и выскочила из квартиры, на ходу вытягивая из сумки мобильный телефон.
— Я сейчас закажу себе такси, — бросила она, не оборачиваясь. — Ты закажи другое, а то мне некогда тебя домой подбрасывать, опоздаю.
— Хорошо, — пробормотал Виктор, сильнее стискивая фотоальбом в ладонях. Они чесались от желания поскорее раскрыть его и начать рассматривать каждую фотографию. Изучать счастье, которое он потерял.
Они вышли на улицу, встали возле подъезда. Виктор, осторожно положив на лавочку фотоальбом, достал телефон и заказал такси на свой домашний адрес. И как только он это сделал, подъехала машина для Иры.
Бывшая жена, на прощание кивнув ему, направилась к проезжей части, и тут Виктор всё-таки не выдержал.
— Ира! — крикнул он, и она моментально обернулась, посмотрела вопросительно. Но спокойно — так, как смотрят на чужих людей, от которых ничего не нужно и к которым нет никаких чувств. — Я не буду говорить то, что ты просила не говорить… Скажу другое. Можешь не воспринимать это всерьёз, забыть через пять минут… Но я всё-таки скажу. Я люблю тебя. Всегда любил и буду любить только тебя. Ты сама сказала — ничего не изменилось… И это тоже осталось прежним.
Ира не ответила. Просто отвернулась — быстро, словно пыталась спрятать лицо, — и нырнула в такси.
12
Виктор
Дома он долго не мог уснуть, всё сидел за кухонным столом, хлестал чай и рассматривал фотографии. Поначалу тянуло на коньяк, но завтра на работу, и Виктор заменил его чаем, налив не в чашку, а в стакан для выпивки. Даже лимончик порезал. Хотя от горечи во рту и ощущения потери ничего не спасало.
Марина и Максим на этих фотографиях росли. И выглядели счастливыми. Дни рождения и другие праздники, поездки на природу и море, просто что-то забавное — фотографий было много, очень много. И на каждой оказывалось то, о чём Виктор не имел понятия. Начиная от мелочей вроде одежды, заканчивая чёрным спаниелем. Когда Горбовский чуть ранее увидел его на фотографии рядом с новорождённой Ульяной, то как-то не придал значения… а теперь выяснилось, что эту собаку завели, когда Марине и Максиму было лет по пятнадцать. И Виктор даже не знал, мальчик она или девочка.
Часа через два, в самый разгар рассматривания фотографий, Горбовский не выдержал и написал Ире краткое «спасибо». Она не ответила, да и не увидела сообщение — видимо, всё ещё смотрела спектакль. Но Виктор не сомневался, что, даже если бы увидела, вряд ли написала бы что-то в ответ.
Он всегда знал, что Ира не настраивала против него детей, но Горбовский и сам с этим справился в тот день, когда они увидели его и Дашу в ювелирном магазине. В то время Виктор находился для них — особенно для Марины — на пьедестале, он был любимым и обожаемым, самым лучшим… и падение оказалось болезненным. Слишком болезненным. Виктор в одночасье потерял для своих детей всякую ценность, превратившись из родного человека в чужого и подлого предателя.
А Даша… Горбовский понятия не имел, где она сейчас, но малодушно надеялся, что у неё всё плохо. Не должно у таких «людей», как она, быть всё хорошо.
Не зря же существует закон бумеранга…
.
Рождение близнецов принесло Виктору и Ире много счастья, но и проблем тоже. Поначалу всё казалось нескончаемым кошмаром — бесконечные подгузники-пелёнки-стирки-кормления-крики-колики, бессонные ночи, громоздкая двойная коляска, которая не влезала в лифт — приходилось поднимать вручную, благо жили они в то время на третьем этаже. Теперь Виктор понимал, что на самом деле им с Ирой несказанно повезло — Марина и Максим не были капризными детьми, болели редко и по ночам просыпались не очень часто. Но самое главное — когда один из них орал, второй (или вторая) молчал, а не поддерживал совместным криком. Вопили близнецы действительно чаще всего по очереди, а не вместе, и это спасало Иру, когда она оставалась с ними одна.
Помогали все — и родители Виктора, и мама Иры, и её брат (Наталья Никитична продала квартиру в Калуге и вместе с Толей переехала в Москву, как только сын закончил школу). И няню нанимали. Но дома всё равно царил перманентный хаос, и из спокойной девочки жена быстро превратилась во взбудораженное существо, вечно торопящееся и дёргающееся по любому поводу и без него. Это порой угнетало, поэтому Виктор, как только близнецы немного подросли, сказал:
— Иди доучивайся. Тебе ещё целый курс.
Ира ужасно обрадовалась. Она ведь ушла в академ и возвращаться не планировала, понимая, что с двумя детьми ей будет не до этого. Да и зачем? На работу устраиваться можно только, когда близнецы пойдут в школу, и то не факт: к этому времени её гипотетический диплом филолога протухнет. Кто её возьмёт с двумя детьми и без опыта?
Всё это она вывалила на Виктора, но он был непреклонен.
— Тебе нужно отвлечься, а то совсем быт поглотил.
— Я плохо выгляжу? — забеспокоилась Ира, и Горбовский честно соврал:
— Нет. Ты просто устала и погрязла в дне сурка. Нужно разнообразие, иначе у тебя начнётся депрессия.
На самом деле, Ира действительно тогда выглядела не очень, но это была не её вина, Виктор понимал и не желал обижать жену. Близнецы отнимали много сил, а ещё ведь нужно было следить за домом, готовить и убираться. Родственники и няня могли помочь с детьми, Виктор ходил за покупками, но всё равно львиная доля забот была на Ире. И накопившаяся усталость давала о себе знать — и серым цветом лица, и синяками под глазами, и нервным состоянием.
Учёба пошла Ире на пользу. Она расцвела, стала лучше выглядеть, и настроение тоже выправилось. Виктор был доволен. Хотя больше никакой пользы в том, что Ира всё-таки закончила институт, не было. На полноценную работу она так и не вышла, только иногда пыталась подрабатывать по мелочи — то рецензии какие-то писала, то была модератором группы в социальной сети, то ещё что-то. Горбовский никогда не воспринимал это как работу, скорее как необходимость переключиться от быта на что-то другое, и не возражал, наоборот — поддерживал Иру в любой инициативе.
Между тем близнецы росли. Пошли в детский сад, затем в школу, в один класс. И если раньше они в основном дружили друг с другом, то со школы у обоих появились свои компании. У Максима, естественно, из мальчишек, а у Марины — из девчонок. Между собой дети тоже общались, и хорошо, но уже не были абсолютно неразделёнными, как до школы. Виктор немного огорчался из-за этого, а Ира смеялась.
— Ты что, это нормально, — утешала она его, — они ведь разного пола. Само собой, что Максу интереснее с мальчиками, а Ришке с девочками. Главное, что они при этом и друг друга любят и ценят.
Да, это было правдой, и Виктор, оглядываясь назад, понимал, что причиной подобной дружбы были не только характеры близнецов, но и Ира с её воспитанием. Она делала всё, чтобы Марина и Максим дружили, поддерживали друг друга и осознавали: остальные друзья могут прийти и уйти, а вот они навсегда останутся братом и сестрой. И Виктор знал, что у Иры получилось. Вот у него — нет, а у неё — да.
Хреновый из него отец и муж, как выяснилось. А ведь он когда-то гордился своей семьёй…
13
Виктор
Горбовскому было что вспомнить о тех временах, когда они были счастливы вместе с Ирой и детьми. Счастье не было радужным, бывало всякое — и проблемы, и ссоры, и скандалы. Последние, правда, в основном между близнецами — Виктор и Ира если и конфликтовали, то чаще всего тихо. Точнее, громким был один Виктор, а Ира старалась как могла снизить градус его возмущения. Она вообще редко выходила из себя. Возможно, поэтому и получила сразу инфаркт вместо банальной истерики, которую могла бы закатить другая женщина на её месте.