Солнечный день и зеленая лужайка в саду гарема. Халиса, привалившись к дереву, стоит и смотрит глазами, полными жгучей похоти, на Армана. Кентавр подходит и одним движением поворачивает ее к себе спиной. Накручивает толстую косу на кулак и тянет голову на себя, заставляя Халису тем самым выгнутся в дугу. Она припадает грудью к стволу, а он, сладострастно ухмыляясь, раздвигает ей бедра, при этом выпуская свой фаллос наружу, и, не заботясь, готова ли девушка, входит в нее на всю длину. Халиса дико стонет, а кентавр накрывает ее губы своими, глушит стон, вбирая его в себя.
***
Сумерки уже опустились на сад. Халиса крадется средь высокого кустарника. Впереди тень. Кентавр. Ее сердце бьется быстрее, дождался. Она облизывает губы и ускоряет шаг, между ног уже мокро, она только при воспоминании о его большем фаллосе уже начинает трепетать. Арман прячется под раскидистой кроной невысокого дерева.
– Давай уже, быстрее, – горячий шепот встречает ее, и Халиса, растягивает губы в похотливой улыбке.
Она подходит к нему вплотную, прижимается к оголенному торсу. Мужчина коротко ее целует и характерным жестом заставляет встать на колени. Девушка немедля подчиняется ему. Ловкое движение, и из-за грудных складок тулова жеребца появляется фаллос. Влажные губы скользят по внушительного размера головке, и через мгновение она тонет во рту девушки.
Этого Хамасу вполне хватило, чтобы одним рывком стащить жену на пол и, намотав на руку волосы, взреветь диким зверем. Но когда затуманенный бешенством взгляд скользнул по дриаде, что лежала на постели без движения, он забыл о Халисе.
– Dούλος [дулос] (слуга)! – взрывает звериный рев гаремную тишину. С глаз, словно шоры, спадает пелена, и Хамас, поднимая с колен жену, смотрит ей в глаза. – Если она умрет, ты последуешь в Тартар. Для таких, как ты, там всегда найдется место, – он шипел ей в лицо, выплевывая весь страх за нимфу, что сейчас зарождался в нем.
– Господин, – Халифа стояла на пороге вся растрепанная и взволнованная, – что с Хельгой?
Она, склонив голову и спину, прошла мимо Хамаса, неотрывно глядя исподлобья на свою воспитанницу.
– Я не знаю! – грудной рык вырвался из него.
В комнату вбежали слуги. Склонили головы.
– Да, господин.
– В темницу, – он оттолкнул от себя Халису.
Она будто превратилась в изваяние, ни одна мышца на лице не дернулась, когда ее, с двух сторон взяв под руки, вывели из комнаты.
– Что с ней? – повернув лицо к Халифе, спросил мужчина.
– Яд, – женщина провела рукой по щеке, на которой стали проявляться красно-фиолетовые подтеки. – Нужно противоядие, либо смерть.
– Ну, так что ты стоишь, Халифа?! – Шейх бушевал, гнев внутри разрастался огненным шаром, готовым все сокрушить на своем пути.
Кальфе, развернувшись на месте, выскочила из комнаты, словно ошпаренная, а мужчина так и остался стоять недвижимо, лишь вглядываясь в меняющее цвет лицо девушки.
Рабыня вернулась мгновенно. Хадия следовала за ней.
– Мне кажется, что с каждым мигом ей все хуже и хуже, – прокомментировал мужчина состояние Хельги.
– Господин, – спокойный голос Хадии заставил Хамаса взглянуть на нее. – Все будет хорошо.
Эти три слова вселили в мужчину надежду, с такой уверенность проговорила их кальфа.
– Вы бы вышли отсюда, – добавила она.
И Хамас послушал ее. Он попятился назад и вышел за дверь.
«Вот как странно получается», – думал мужчина, а мимо него в комнату прошмыгнули две юных джарийи23. Хамас даже не глянул на них. Он вспомнил тот день, когда наказывал Хельгу в мечети. Ему на тот момент было не до того, чтобы рассматривать, как и куда он бьет, только оскалившаяся морда минотавра застыла перед глазами. Почему же он сразу не разглядел в ней ту, что так будоражила сейчас его кровь и сердце, что ноет под ребрами, подавая признаки жизни? Хамас уже и думать забыл, что может чувствовать. Сам того не замечая, Шейх пришел в тронный зал. Матери не было, хотя она любит здесь устраивать переговоры с его визирями.
– Ибаадат! – позвал он слугу к себе. – Собери всех визирей и позови Армана.
Слуга удалился из зала.
Охрана, ему нужна охрана. Наказание для сына нужно еще определить. Именно сыном он считал Армана, вымеска кентавра и человека. Хамас его забрал себе, когда мать, не зная, что с ним делать, отдала его Шейху, а он пожалел его, ребенка, и вырастил возле себя, надеясь в будущем на отдачу. И он ее получал. Злость. В Хамасе закипала лютая ярость.
– Кызлар-ага24! – позвал евнуха Хамас.
Слуга появился, словно сотканный из воздуха, заняв места позади хозяина.
– Мне нужна охрана, – сказал Шейх, и евнух испарился так же, как и появился.
Хамас открыл боковую дверь из тронного зала и вошел в зал переговоров. Помещение было меньше и уже, чем только что покинутое. По обе стороны возле стен стояли лавки, создавая импровизированный коридор, в конце которого стояло высокое кресло, напоминающее трон. Хамас прошел к нему и, опустившись, поприветствовал первого визиря, что занял место с левой стороны от Повелителя. После начали подтягиваться остальные. Один за одним визири заполняли зал, рассаживаясь каждый на свое место. Только одно пустовало. По правую сторону от Шейха. Охрана зашла следом за последним переступившим порог визирем.
Помещение наполнилось тихим гулом голосов.
– Мы кого-то ждем? – спросил первый визирь.
– Да, – коротко ответил Повелитель.
Разговаривать о насущных делах, что сейчас обсуждали его подданные, Шейху совсем не хотелось, у него в голове был полный кавардак. Сейчас нужно было принять решение о наказании, которое будет вынесено после недолго обсуждения.
Конечно же, он мог и сам принять такое решение, но Арман был не просто его «сыном», он был еще правой рукой Хамаса. Одним из визирей, которого уважали и с которым считались и советовались. Арман зарекомендовал себя очень хорошо. Поэтому Шейху был непонятен мотив кентавра, когда тот решил сойтись с его женой. Наказание за супружескую измену в Адамаске… Хамас поморщился. И это касается не только женщины, но и мужчины, что позарился на замужнюю, да не просто женщину, а шейх-хадин. Это сверхглупость.
Как только Арман переступил порог палаты, все разговоры смолкли. Кентавр шел прямо, не опуская глаз. Будто и не понимал, по какому такому поводу здесь все собрались. Хамас смотрел на Армана, тот смотрел на него. Ни капли сожаления. Внутри у Шейха начало разгораться пламя, превращая его зрачки в темные бездны.
Кентавр замедляет шаг. Хамас, вперив в него взгляд, выискивает хоть что-то, что может оправдать его «сына». Арман, не доходя пары шагов, припадает на передние ноги. Его туловище трясет крупная дрожь, по вискам стекают капли пота. Не пускает. Видимо Халиса научила его ставить блок, но у парня нет ни единого шанса противостоять той силе, которой обладает Повелитель. Минута, и огромное тело кентавра заваливается на бок. В помещении гробовая тишина, можно даже услышать, как гулко бьются сердца присутствующих.
Конечно, за то время, что визири служат Повелителю, им приходилось видеть такое не раз, но к этому невозможно привыкнуть. Десятки глаз устремлены на Армана, чье тело корчится в судорогах, и на лицо Правителя, что потемнело, превратив его в чудовище, огненный взгляд которого буравит глаза кентавра разросшимися во всю глазницу смерчами, закрывшими белки глаз. Лицо Шейха удлинилось, рот оскален, из-под верхней губы вытянулись клыки цвета слоновой кости. Удлинившиеся пальцы, вцепившиеся в подлокотник трона, выпустили жуткие когти – стоит лишь раз поднять руку, и можно перерубить такими человека пополам.
– Предатель, – сквозь рык слышатся слова. – Убью!
Хамас поднимается с места и в два шага оказывается рядом с кентавром. Картинки одна за одной проносятся в его голове, повторяя все видения Халисы, но не только это поразило Шейха. Его Хадин-хатун. Его любимая тихая жена, что умерла при родах, и в чьей комнате сейчас находится в предсмертном состоянии Хельга, тоже не раз развлекалась с Арманом. И… тот ребенок, что не смог появиться на свет, не был сыном Шейха. Он был сыном Армана. Гневный рев разлетелся под сводами потолка зала совещания. Когтистая рука сжала могучее горло кентавра. Все надежды Хамаса рушились вместе с надрывными выдохами, что вылетали из горла Армана.
– Повелитель! – послышался из-за спины Шейха оклик.
Руки все так же продолжали сжимать толстую шею кентавра.
– Шейх-Хамас! – чуть требовательнее произнес голос, и Хамас обратил свой взор на говорившего. Тот отшатнулся, но взгляд его остался таким же упрямым и настойчивым. – Позволь узнать, что сделал нареченный твоим сыном кентавр, и не будешь ли ты жалеть, что лишил его жизни, не предав по всем правилам суду.
Хамасу хватило секунды, чтобы проникнуться словами говорившего. Минотавр, что уже почувствовал вкус крови, заставлял Хамаса отвернуться, не слушать визиря, делать свое дело, ведь Арман предатель, изменник, но голос разума в этот раз оказался сильнее, как и голос Амина, его визиря, левой руки, что так часто помогал, не давая совершать глупости, отдавшись во власть внутреннего зверя.
– Повелитель, – снова его голос ворвался в бурлящий злобой мозг, остужая, словно поток холодной воды, гневную горячку.
Пальцы Хамаса ослабили хватку. Кентавр сделал прерывистый вдох. Прошла лишь пара секунд, и Шейх, отступив на шаг, вернулся обратно на трон. Тяжело дыша, он озирался по сторонам, выискивая в глазах визирей осуждение, но те опустили головы и смотрели строго в пол. И правильно делали. Осуждать Правителя не имел права никто, он здесь хозяин и господин. Выровняв дыхание, Хамас повернул голову к Амину.
– Измена, – голос оказался хрипловатым, а в глазах еще стояла пелена, и как Хамас ни старался ее сморгнуть, не мог. И понимал, что его взгляд сейчас напоминает черные дыры в бездну, и если Амин не прервет зрительный контакт, то и его может затянуть туда. Но видимо, визирю боятся было нечего, он всегда имел открытый взгляд и принимал справедливые решения.