– Все понятно, Повелитель, – он все же опустил голову, и Хамас заметил, что его кожа стала бледнее. Видимо, все же процесс пошел. – Кто? – тихий вопрос, который кроме Шейха никто не мог услышать.
– Халиса, – также тихо ответил Хамас.
Брови визири взметнулись вверх. Взгляд уперся в пол, и мужчина, сцепив руки в замок, о чем-то задумался.
– Наказание будет страшное, – наконец, проговорил визирь.
– Должно быть самым страшным, – отчеканил Хамас. Взгляд его с каждой секундой прояснялся, и Шейх дышал все ровнее, зверь отступил. – Стража! – громогласно произнес он. – В темницу визиря Армана!
Кентавр так и лежал без движения на холодном полу, не подавая признаков к жизни, но Хамас точно знал, что сердце того бьется. Чтобы убить это животное, ему понадобилось бы больше времени.
Стражники обступили Армана и в шесть пар рук потащили тело к выходу. Как только дверь закрылась, Амин поднялся со своего места.
– Визирь Арман обвиняется в измене и предательстве Повелителя. И наш Правитель, выносит это на всеобщей суд, дабы не быть предвзятым и не убивать предателя самому.
Визири тут же пришли в движение, послышался нарастающий рокот голосов.
– А также в супружеской измене обвиняется Халиса, жена и мать детей Шейха Хамаса.
Тишина, словно покрывало, опустилась на зал, все взгляды разом обратились на Шейха.
– Приговор о наказании будет вынесен сейчас, на этом совете.
Но Хамас уже не слушал Амина, его привлекло, то что он ощущал внутри. Предчувствие холодной змеей пробралось внутрь и снова, как утром, сжало каменное сердце. Оно пришло в движение и гулко забухало о грудную клетку. Нимфа, что-то случилось с нимфой. Хамас, словно пораженный молнией Зевса, не мог понять, откуда в нем появилось это щемящие чувство тревоги, что постоянно возвращало его в спальню к Хельге. Будто тянет его невидимая нить, что пульсирует в нем огненным жгутом, сжимая тугими кольцами разбушевавшееся внутри сердце.
– Амин, – выдохнул Хамас, привлекая внимание визиря, – я… – он замолчал, снова прислушиваясь к тому, что творится у него внутри, а чувство тревоги нарастает, зовет к Хельге. – Я надеюсь на твое благоразумие. И… – время, ему нужно обусловить время. – Завтра на рассвете нужно будет огласить приговор.
– Я понял, Повелитель, – Амин встал со своего места и склонил голову перед Шейхом, ему последовали остальные визири.
Хамас широким шагом пересек длинный зал переговоров. Всего несколько переходов, именно из этого зла можно было пройти по тайным коридорам, и вот Хамас стоит у двери игбал. Толкает створку и замирает на месте. Хадия и Халифа стоят по обе стороны от Хельги, на их бледных лицах застыли безжизненные маски. Пустые глаза взирают на кажущееся прозрачным тело девушки, что неподвижно лежит перед ними.
Шаг…
Второй…
И Хамас уже обнимает холодный стан нимфы, прижимая его к груди и вглядываясь в бескровное лицо, ища хоть призрачный намек на искру жизни в его игбал.
Зверь внутри издал душераздирающий рев, закружил его в вихре поглощающего чувства безысходности. Его сердце пропустило удар, еще один, и дыхание прервалось. Он словно попал в воронку смерча, задержал дыхание и…
Белая комната наполнена ярким светом, что бьет по глазам раскаленными прутьями. Хамас закрыл глаза и через секунду снова открыл. Перед ним суетятся люди в белых одеждах, они такие странные, очень похожи на его народ, только вот их прически и слова не совсем понятны ему. Осознание пронизывает его тогда, когда он видит, перед кем они наводят суету. Она лежит на кровати. Девушка. Ее белые локоны разбросаны по подушке, потрескавшиеся губы растянуты в блаженной улыбке, а зеленые глаза цвета спелого яблока окутала сонная поволока. Хельга, на этой кровати лежит его Хельга, нимфа, за жизнь которой в его мире борются две сильнейшие ведьмы его дворца, а по эту сторону за ее же жизнь борются эти жалкие смертные, что бесполезно суетятся возле ее кровати.
«Посмотри на меня, посмотри, – одними губами зовет он ее. – Посмотри».
– Матери Ольги пока сообщать ничего не нужно, – проговорил мужчина девушке, что, отвернувшись от кровати, скручивала странные острые спицы и выходящие из них прозрачные шнуры. – Завтра, как придет в сознание, сообщим.
– Я поняла, доктор, – ответил та.
Ольга. Значит, Ольга. И тут ее взгляд устремился на него. Даже, как показалось Хамасу, прояснился на миг.
– Ольга, – позвал ее Шейх.
И Хамаса вырвал из чуждого мира судорожный вздох нимфы.
Глава 19
Лязганье цепей разносилось по заполненной народом улице. Кентавр, стреноженный, шагал с трудом, спотыкаясь о камни, волоча за собой тяжелую круглую гирю. Свалявшиеся от крови белокурые волосы налипли на влажный лоб и иссеченную глубокими бороздами спину. На окровавленной груди, на грубой веревке висел отсеченный фаллос кентавра. Между мощных грудных мышц конского тулова кровь тонкой струйкой стекала до сих пор. Это свидетельствовало о том, что кара настигла лишь несколькими часами ранее, и конечно же все вокруг понимали, что это наказание за супружескую измену. И видимо, супруг не поскупился на него, потому как впереди кентавра шла молодая черноволосая девушка, лишенная одежды. Она даже не пыталась прикрываться руками. Высоко поднятая голова, ни капли сожаления в глазах, что сейчас походили на кошачьи. И только рубящий воздух свист розог разгонял тишину. Тихий ох сорвался с губ Халисы, и на ее ступнях появился еще один тонкий красный след. Крови пока не было, но народ знал, что не все могут пройти путь через город и остаться в сознании после того, во что превратится подошва уже через несколько десятков метров. Кентавр дергался каждый раз, когда удары опускались на белые ноги девушки, и морщился от боли, будто пропуская ее через себя. Ошейник, что был надет на его шею, украшенный с внутренней стороны заостренными шипами, при каждой попытке приблизиться хоть на короткий шаг к девушке впивался в шею, не только причиняя боль, но и удушая. Слуги, что вели осужденных, четко контролировали процесс наказания и ускорить шаг никак не позволяли. Приговор есть приговор.
Уже прошли полпути, когда Халиса упала на колени. По ее щекам текли слезы, а в кровь искусанные губы облепили назойливые мухи. Ступни превратились в одну сплошную кровоточащую рану, и девушке уже невыносимо больно было наступать на них.
– Не останавливай, ползи, – прохрипел кентавр, когда, дернувшись в очередной раз, был остановлен натянутыми до предела веревками.
И девушка поползла, потому как останавливаться не имело никакого смысла, палачи, что секли ее ноги, забьют до смерти. Дорожная пыль липла к ее влажному от пота телу и мокрому от слез лицу. Вдохи и выдохи сопровождались стонами боли.
«Нужно стонать, – думала девушка, – так легче».
И стоны из ее груди стали литься непрерывно.
Народ тихо наблюдал. Лишь изредка из толпы вылетали проклятия и осуждения в сторону приговоренных. Ажиотаж среди людских масс начался тогда, когда впереди показались городские ворота. Толпа загудела. Все чаще стали сыпаться проклятия, все чаще звучали выкрики недовольного люда. Арман напрягся. Он знал, что за этим последует, и лишь внутри молил Халису, чтобы та не сдавалась, чтобы выстояла, а уж он-то позаботится потом о ней.
Первый камень ударился о дорогу в нескольких сантиметрах от кентавра. Всего лишь миг, и уже град камней посыпался на изгнанников, никак не задевая охранников, что вели их по обе стороны. Арману камни хоть и приносили боль, но все же не такую острую, как Халисе. Девушка змеей начала извиваться на горячей от солнца дороге, стараясь увернуться, чтобы на ее и так измученное тело попадало как можно меньше камней, но это не принесло желанного результата. На коже то тут, то там тут же проступали багряные синяки от ударов булыжниками, что все же нашли свою цель. Халиса шипела, рыдала, давясь слезами, но слова раскаяния так и не сорвались с ее уст. Арман тоже шел молча. Даже когда один из булыжников врезался ему в голову, он лишь слегка дернул ей в сторону. Любовники сносили страдания, стараясь не произнести ни слова. К воротам стражники их подвели, когда солнце поднялось уже над головами. Его жаркие лучи высушили всю влагу из покрывающей изгнанников крови, которая постепенно превратилась в уродливые корки, что почти полностью сковали тела кентавра и изменницы-жены Правителя. Он так и не показался ни разу за все то время, что шла процессия.
Когда, наконец, любовники оказались за воротами Адамаска, Арман сплюнул всю горечь, что образовалась у него внутри. С одной стороны он был рад, что все это закончилось, но с другой… Он глянул на Халису, что, чуть дыша, лежала возле его ног. Подхватил ее на руки и, прихрамывая на передние ноги, направился в царство богини зеленых лесов. К древу жизни. Да поможет ему Всевышний добраться туда быстрее, чем девушка испустит последний свой вздох, превращаясь в горстку пепла.
Когда Арман с Халисой добрались до зеленой опушки, сумерки уже опутали каждый ствол и травинку в живом лесу. Кентавр ступал как можно тише, стараясь не нарушать покой ночных жителей. Халиса издала надрывный стон.
– Потерпи, – прошептал приглушенным голосом Арман.
Даже в сгущающейся темноте было видно, что лицо девушки искажено муками. Кентавр оглядел ее тело все в кровоподтеках. Истерзанные ноги до сих пор кровоточили, оставляя на земле капли крови, и это было плохо, это могло привлечь ненужных гостей, с которыми у Армана сейчас не было ни желания, ни сил встречаться.
– Осталось немного.
Девушка дернулась в его руках, словно куда-то хотела сбежать, а может, и спрятаться, но Арман лишь прижал ее к себе крепче.
Чем ближе Арман подходил к древу, тем насыщенней кислородом становился воздух, он словно вибрировал, вдалбливая в легкие больше воздуха, заставляя чаще дышать, и от того голова шла кругом. Раньше, когда он приносил сюда Хельгу, не замечал такого за этим местом. Воздух всегда был разряжен, ни малейшего намека на то, что где-то рядом находится сгусток жизненной силы.